Прочитав статью Романа Илющенко « В поисках истины», в которой он «пушит» моего ученика по исламоведению, Сергея Иванеева, я не могу обойти молчанием самой позиции автора. Моя рука чешется, желая уличить автора в недобросовестном передергивании фактов, и в теоретическом невежестве. Это, во-первых. Во-вторых, от имени кадрового офицерства российской армии он убеждает читательскую аудиторию в благостности теологизации российского общества и армейского состава, ссылаясь на свой опыт религиозного влияния на военнослужащих в «горячих» точках.

 

Натяжка!

 

Если не сказать больше насчет того, будто окормление религией укрепляет боеспособность войск. Вы, искренне неуважаемый мной фальсификатор фактов на войне, просто наводите «тень на плетень». Я, как участник ВОВ, свидетельствую иначе. И пусть правда моей статьи Вас все-таки чему-то научит и заставит прекратить Ваши боголюбивые инсинуации.

 

Война чудовищна по своей сущности. Она не только разрушает материальные богатства, но и дегуманизирует человека, деформирует его нормальные чувства. «Убей противника во что бы то ни стало, иначе он убьет тебя. Убей, убей!..» Этот лейтмотив морали войны зловещ. Солдаты обеих сторон не видят в противнике человека, он для них несущий смерть. И поэтому надо смерть остановить смертью. Любой ценой. Везде. До тех пор, пока по чьей-то команде не прекратится бойня.

 

А действительно ли чувство заступничества сверхъестественных сил помогает солдату на войне?

 

Психология утверждает, что убеждение составляет мощный фактор в духовном мире личности. Если человек в чем либо убедит себя и убежденность станет программой его жизнедеятельности, это, несомненно, будет способствовать успехам в достижении поставленных целей. В частности, на войне перед каждым солдатом стоит двуединая цель – выжить и уничтожить врага. Больше ли выживает тех, кто возлагает надежду на заступничество бога? Нет! Пуля врага не облетает верующего, как и атеиста. Но если неверующий сосредотачивает все свои физические и морально-волевые усилия для победы над врагом, надеясь только на себя и своих товарищей, то верующий пытается спастись эфемерной идеей сверхъестественного заступничества. Молитва «боже, спаси и помоги» нередко просто отвлекает солдата в тот миг, когда ему в секунды надо принять оптимальное решение. По моим наблюдениям на фронтах Отечественной войны, верующие, как правило, были какими-то притихшими, словно бы отрешенными от боевой обстановки и ушедшими в себя, - в то время, когда яростный порыв решал судьбу боя. И отчаюги, не шибко заботившиеся о «греховной» лексике и спасении души, проявляли чудеса храбрости, уничтожая гитлеровских вояк с вытесненными на их ременных бляхах словами «С нами бог» (Gott mit uns).

Вот один из эпизодов.

 

Наша группа советского сопротивления пробивается к линии Калининского фронта. Болота, темнота и промозглость. Питание только то, что добывается за счет фрицев, отбившихся от своих. Одежда на нас пропитана болотной жижей. Сушиться негде, костров зажигать нельзя. Всюду таится опасность. Вповалку отдыхаем под разлапистыми елями, согревая друг друга своими телами. Один из наших, лет сорока, часто отделяется от группы и стоит, шепча молитвы. Командир из кадровых частей прикладывает палец ко рту: тихо, не мешайте. Весть облетает всех: верующий, баптист. Помолившись, он пристраивается к группе и тихо засыпает. И так же тихо встает в рассветной полутьме, молча подчиняясь общей дисциплине. К полудню разведка донесла о группе немцев у большака. Там, развернувшись веером, молча, с удесятеренной яростью, мы набросились на обедавших фрицев, едва успевших взяться за шмайсеры. «Какие потери?» - громко спросил командир. «Остапчука убило». Того самого, верующего. И больше никого, не считая легких ранений.

 

А вот другая трагедия.

 

Южный фронт. Наша 28-я армия гонит фашиста по священной донской земле моих предков. Взят Ростов-на-Дону, Черкассы, и на подходе к Донбассу сильный вал сопротивления врага. Немцы стянули сюда огромные силы. Шмелями вьются самолеты. Гудит и дыбом встает от разрыва земля. Мы вжаты в окопы, закрывая головы саперными лопатками. И вдруг затишье. Истошный голос: «Карима убило!». Куда-то на голос рванулся мой сосед, туркмен, причитая «алла-алла». И еще несколько среднеазиатских мусульман. Остервенелые крики командиров: «Назад!». Но сгрудившиеся три или четыре человека кричат «алла-алла». Немецкий снаряд со свистом пролетел дальше, второй рванулся прямо в группе. И снова минутная зловещая тишина, словно апофеоз упокоенных собратьев по вере.

 

Как тут рассудить: уберегла ли религия солдат от гибели? Факты свидетельствуют, что религия – не щит от смерти.

 

И другой вопрос: а верно ли, что «в окопах не бывает атеистов»?

На него я уверенно отвечу: нет, не верно! И вот почему.

 

Даже многие из моих фронтовых товарищей, на кого в семье оказали религиозное влияние, полностью освободились от веры в бога. Причина простая. Религия внушает, будто все от бога, а он – «всемилостивый», «милосердный», «любит нас», «защитник наш» и т.д. и т.п. Брошенный в пекло Молоху войны легко выстраивает простое логическое рассуждение: если бог есть и он любит человека, зачем же он позволяет развязывать войну с гибелью огромных масс людей? Зачем он опаляет землю и губит села и города? За что прекрасных молодых мужчин обращает в кровавые груды и клочья мяса? За какие грехи страдают дети, женщины и старики?

 

Вытаскивая с поля боя смертельно раненых или прощаясь с погибшими товарищами, я тоже задавал себе эти же вопросы. И тоже отвечал: значит, бога нет, а если он есть, то является самым злым гением и ненасытным поглотителям людей. Тогда же за что же его, бога, почитать? Какие грехи мог набрать на свою невинную душу, мой друг Генка, с которым мы подростками удрали на фронт, и почему ты, бог, позволил оборвать его жизнь фашистской миной? Пусть бог будет кем угодно – существом или абстрактной идеей. Глупо, бессмысленно и примитивно возлюбить то, чего нет, или то, что синонимично страданиям и преждевременной смерти.

 

Потому прошу не верить проповедям о том, будто война ускоряет процесс перехода от безверья к вере в бога. Отдельные факты и совпадения нельзя возводить в «прямоперпендикулярный» закон. Мне просто по-отечески жаль тех, кто становится жертвой подобных утверждений и разоружается перед идеей богозаступничества.

 

И еще.

 

Почтенный иеромонах Савва (Молчанов), ранее в СМИ выступивший со статьей «В окопах не бывает атеистов», убеждает, будто «война может принести духовное обновление человеку. Но кому несет? Тому человеку, который просвещен религиозно». Чудовищная мораль! Тут один шаг до пропаганды войны как наилучшего очистительного нравственного средства. И на это хочется крикнуть во весь голос: «Люди, избавьте себя от елейных святош, убеждающих в очистительной духовной силе войны!».

 

В действительности существует синдром войны: прошедший через ее жерла всю жизнь испытывает незаживающие душевные раны. Поэтому и теперь, по прошествии 60 лет, мы не плачем, вспоминая своих погибших боевых товарищей, а по ночам вскакиваем в холодном поту, вытряхивая из памяти смертельные схватки с врагом.

 

В военных битвах мысль и память работают с лихорадочной скоростью. И все твое существо тянется к мирному, доброму, а в целом – к жизни. Как всегда хотелось жить! И никогда не думалось о загробном мире. Хотелось видеть молчаливый сад, доброе лицо мамы, сидеть за партой в светлом классе, читать книги… И никаких грез о боге, церкви, попах. Все только в мыслях о добре и счастье. Значит, внушение о том, будто война с богом в душе делает людей чище и лучше, а без этого грубыми и греховными – наветы. «Война посылается нам как промыслительное испытание, когда народ перестает жить высокими чувствами, когда ему нужно крепкое вразумление. И вот Господь попускает людям проходить через это страшное испытание для того, чтобы человек обновился», - читаем кощунственные сентенции иеромонаха в той же статье. Значит, батюшка, война, по-вашему, - это очистительное благо для того, чтобы «человек обновился»? Простите, это же запрещенная законом пропаганда войны. Это, во-первых. Во-вторых, и на войне преобладающая часть советского народа не падала в бездну «греха» во имя какого-то абстрактного «очищения», а во имя уничтожения коричневой чумы гитлеризма. И без бога мы были чистыми в своих помыслах о добре, народе, Родине и счастье.