Отзывы на публикацию

Пропуск в герои

Гринев Николай

Рассказы/Рай

В приёмном пункте некто, полистав, с великой неохотой, его личное дело, лениво протянул: «Ну, что ж. И туда можно, и туда дорога открыта…». И, кинув монетку, равнодушно глянул на остановившуюся судьбу посетителя: «Повезло тебе, дорогой, орёл выпал – иди в рай».Полный текст материала расположен на странице.


Уважаемые коллеги, братья и сестры! Просьба не использовать в комментах маты и его производные, никого не оскорблять и не публиковать тексты, не имеющие отношения к теме статьи. Ведь вы же - братья и сетстры! Также просьба использовать кнопку "Пожаловаться", если вы обнаружите подобные комментарии.
ИМЯ (2-45 знаков)

МЫСЛЬ (10-5000 знаков)

для оформления цитат используем код [citata//][//citata]
Пример: [citata//]Бога нет.[//citata]

Ссылка с указанием протокола http:// и https:// автоматически преобразуется и навешивается на слово "ссылка".
Введите код подтверждения с картинки (используемые символы: 0123456789akmhexf):





Отзывы

1.(пост намбер 64002) Inry 09/09/2011
Конечно, это не плагиат, ну у Киплинга та же истормия получилась намного красивее. Может, её сюда расмастить?

http://ru.wikisource.org/wiki/Томлинсон_(Киплинг/Оношкович-Яцына)

-[[
Томлинсон



На Берклей-сквере Томлинсон скончался в два часа.
Явился Призрак и схватил его за волоса,
Схватил его за волоса, чтоб далеко нести,
И он услышал шум воды, шум Млечного Пути,
Шум Млечного Пути затих, рассеялся в ночи,
Они стояли у ворот, где Петр хранит ключи.
«Восстань, восстань же, Томлинсон, и говори скорей,
Какие добрые дела ты сделал для людей,
Творил ли добрые дела для ближних ты иль нет?»
И стала голая душа белее, чем скелет.

«О, — так сказал он, — у меня был друг любимый там,
И если б был он здесь сейчас, он отвечал бы вам».
«Что ты любил своих друзей — прекрасная черта,
Но только здесь не Берклей-сквер, а райские врата.
Хоть с ложа вызван твой друг сюда — не скажет он ничего.
Ведь каждый на гонках бежит за себя, а не двое за одного».
И Томлинсон взглянул вокруг, но выигрыш был небольшой,
Смеялись звезды в высоте над голой его душой,
А буря мировых пространств его бичами жгла,
И начал Томлинсон рассказ про добрые дела.

«О, это читал я, — он сказал, — а это был голос молвы,
А это я думал, что думал другой про графа из Москвы».
Столпились стаи добрых душ, совсем как голубки,
И загремел ключами Петр от гнева и тоски.
«Ты читал, ты слыхал, ты думал, — он рек, — но толку в сказе нет!
Во имя плоти, что ты имел, о делах твоих дай ответ!»
И Томлинсон взглянул вперед, потом взглянул назад —
Был сзади мрак, а впереди — створки небесных врат.
«Я так ощущал, я так заключил, а это слышал потом,
А так писали, что кто-то писал о грубом норвежце одном».

«Ты читал, заключал, ощущал — добро! Но в райской тишине,
Среди высоких, ясных звезд, не место болтовне.
О, не тому, кто у друзей взял речи напрокат
И в долг у ближних все дела, от бога ждать наград.
Ступай, ступай к владыке зла, ты мраку обречен,
Да будет вера Берклей-сквера с тобою, Томлинсон!»

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Его от солнца к солнцу вниз та же рука несла
До пояса Печальных звезд, близ адского жерла.
Одни, как молоко, белы, другие красны, как кровь,
Иным от черного греха не загореться вновь.
Держат ли путь, изменяют ли путь — никто не отметит никак,
Горящих во тьме и замерзших давно, поглотил их великий мрак,
А буря мировых пространств леденила насквозь его,
И он стремился на адский огонь, как на свет очага своего.
Дьявол сидел среди толпы погибших темных сил,
И Томлинсона он поймал и дальше не пустил.
«Не знаешь, видно, ты, — он рек, — цены на уголь, брат,
Что, пропуск у меня не взяв, ты лезешь прямо в ад.
С родом Адама я в близком родстве, не презирай меня,
Я дрался с богом из-за него с первого же дня.
Садись, садись сюда на шлак и расскажи скорей,
Что злого, пока еще был жив, ты сделал для людей».
И Томлинсон взглянул наверх и увидел в глубокой мгле
Кроваво-красное чрево звезды, терзаемой в адском жерле.
И Томлинсон взглянул к ногам, пылало внизу светло
Терзаемой в адском жерле звезды молочное чело.
«Я любил одну женщину, — он сказал, — от нее пошла вся беда,
Она бы вам рассказала все, если вызвать ее сюда».
«Что ты вкушал запретный плод — прекрасная черта,
Но только здесь не Берклей-сквер, но адские врата.
Хоть мы и свистнули ее и она пришла, любя,
Но каждый в грехе, совершенном вдвоем, отвечает сам за себя».

И буря мировых пространств его бичами жгла,
И начал Томлинсон рассказ про скверные дела:
«Раз я смеялся над силой любви, дважды над смертным концом,
Трижды давал я богу пинков, чтобы прослыть храбрецом».
На кипящую душу дьявол подул и поставил остыть слегка:
«Неужели свой уголь потрачу я на безмозглого дурака?
Гроша не стоит шутка твоя, и нелепы твои дела!
Я не стану своих джентльменов будить, охраняющих вертела».
И Томлинсон взглянул вперед, потом взглянул назад,
Легион бездомных душ в тоске толпился близ адских врат.
«Эго я слышал, — сказал Томлинсон, — за границею прошлый год,
А это в бельгийской книге прочел покойный французский лорд».
«Ты читал, ты слышал, ты знал — добро! Но начни сначала рассказ —
Из гордыни очей, из желаний плотских согрешил ли ты хоть раз?»
За решетку схватился Томлинсон и завопил: «Пусти!
Мне кажется, я чужую жену сбил с праведного пути!»
Дьявол громко захохотал и жару в топки поддал:
«Ты в книге прочел этот грех?» — он спросил, и Томлинсон молвил: «Да!»
А дьявол на ногти себе подул, и явился взвод дьяволят:
«Пускай замолчит этот ноющий вор, что украл человечий наряд
Просейте его между звезд, чтоб узнать, что стоит этот урод,
Если он вправду отродье земли, то в упадке Адамов род».
В аду малыши — совсем голыши, от жары им легко пропасть,
Льют потоки слез, что малый рост не дает грешить им всласть;
По угольям гнали душу они и рылись в ней без конца —
Так дети шарят в вороньем гнезде или в шкатулке отца.
В клочьях они привели его, как после игр и драк,
Крича: «Он душу потерял, не знаем где и как!
Мы просеяли много газет, и книг, и ураган речей,
И много душ, у которых он крал, но нет в нем души своей.
Мы качали его, мы терзали его, мы прожгли его насквозь,
И если зубы и ногти не врут, души у него не нашлось».
Дьявол главу склонил на грудь и начал воркотню:
«С родом Адама я в близком родстве, я ли его прогоню?
Мы близко, мы лежим глубоко, но когда он останется тут,
Мои джентльмены, что так горды, совсем меня засмеют.
Скажут, что я — хозяин плохой, что мой дом — общежитье старух,
И, уж конечно, не стоит того какой-то никчемный дух».
И дьявол глядел, как отрепья души пытались в огонь пролезть,
О милосердье думал он, но берег свое имя и честь:
«Я, пожалуй, могу не жалеть углей и жарить тебя всегда,
Если сам до кражи додумался ты?» и Томлинсон молвил — «Да!»
И дьявол тогда облегченно вздохнул, и мысль его стала светла:
«Душа блохи у него, — он сказал, — но я вижу в ней корни зла.
Будь я один здесь властелин, я бы впустил его,
Но Гордыни закон изнутри силен, и он сильней моего.
Где сидят проклятые Разум и Честь — при каждом Блудница и Жрец,
Бываю там я редко сам, тебе же там конец.
Ты не дух, — он сказал, — и ты не гном, ты не книга, и ты не зверь.
Не позорь же доброй славы людей, воплотись еще раз теперь.
С родом Адама я в близком родстве, не стал бы тебя я гнать,
Но припаси получше грехов, когда придешь опять.
Ступай отсюда! Черный конь заждался твоей души.
Сегодня они закопают твой гроб. Не опоздай! Спеши!
Живи на земле и уст не смыкай, не закрывай очей
И отнеси Сынам Земли мудрость моих речей.
Что каждый грех, совершенный двумя, и тому, и другому вменен,
И… бог, что ты вычитал из книг, да будет с тобой, Томлинсон!»
]]-

Кляузный крыжик


2.(пост намбер 64003) Inry 09/09/2011
Ещё один перевод ---->>
Томлинсон

В собственном доме на Беркли-сквер отдал концы Томлинсон,
Явился дух и мертвеца сгрёб за волосы он.
Ухватил покрепче, во весь кулак, чтоб сподручней было нести,
Через дальний брод, где поток ревёт на бурном млечном пути.
Но вот и Млечный путь отгудел – всё глуше, дальше, слабей…
Вот и Пётр Святой стоит у ворот со связкою ключей.
«А ну-ка на ноги встань, Томлинсон, будь откровенен со мной:
Что доброе сделал ты для людей в юдоли твоей земной?
Что доброе сделал ты для людей, чем ты прославил свой дом?»
И стала голая душа белее, чем кость под дождём.
«Был друг у меня,– сказал Томлинсон,– наставник и духовник,
Он всё ответил бы за меня, когда бы сюда проник…»
«Ну, то что друга ты возлюбил – отличнейший пример,
Но мы с тобой у Райских врат, а это – не Беркли-сквер!
И пусть бы с постелей подняли мы всех знакомых твоих –
Но каждый в забеге – сам за себя, никто не бежит за двоих!»
И оглянулся Томлинсон: ах, не видать никого,
Только колючие звёзды смеются над голой душой его…
Был ветер, веющий меж миров, как нож ледяной впотьмах,
И стал рассказывать Томлинсон о добрых своих делах:
«Об этом читал я, а это мне рассказывали не раз,
А это я думал, что кто-то узнал, как некий московский князь…»
Добрые души, как голубки, порхали над светлой тропой,
А Пётр забрякал связкой ключей, от ярости сам не свой:
«Ты читал, ты слыхал, ты узнал, молвил он, – и речь полна суеты,
Но во имя тела, что было твоим, скажи мне, что сделал ты?
И вновь огляделся Томлинсон, и была вокруг пустота.
За плечами – мрак, впереди, как маяк, – Райские врата.
«Я полагал, что наверное так, и даже помню слегка,
Что писали, будто кто-то писал про норвежского мужика…»

«Ты читал, представлял, полагал – добро!
Отойди-ка от Райских Врат:
Тут слишком тесно, чтоб так вот торчать,
Болтая про всё подряд!
Речами, что одолжили тебе соседи, священник. Друзья,
Делами, взятыми напрокат, блаженство достичь нельзя!
Пошёл-ка, знаешь, к Владыке Тьмы, изначально ты осуждён,
Разве что вера Беркли-сквера поддержит тебя, Томлинсон!»

Вновь за волосы дух его взял и от солнца к солнцу понёс,
Понёс его к главному входу в Ад, сквозь скопища скорбных звёзд.
Одни от гордыни красней огня, другие от боли белы,
А третьи черны, как чёрный грех, незримые Звёзды Мглы.
Где путь их лежит, не сошли ли с орбит – душа не видит ничья,
Их мрак ледяной отрезал стеной от всех пространств Бытия!
А ветер, веющий меж миров, просвистал мертвеца до костей,
Так хотелось в Ад, на огонь его Врат, словно в двери спальни своей!
Дьявол сидел меж отчаянных душ (а был их там легион!)
Но Томлинсона за шлагбаум впустить отказался он:
«Ты разве не слышал, что антрацит дорожает день ото дня?
Да и кто ты такой, чтобы в пекло ко мне
лезть не спросясь меня?!
Ведь как-никак я Адаму свояк, И вот – презренье людей
Терплю, хоть за предка вашего дрался с наипервейших дней!
Давай, приземлись вот на этот шлак, но будь откровенен со мной:
Какое зло ты творил, и кому в жизни твоей земной?
И поднял голову Томлинсон, и увидал в ночи
Замученной красно-кровавой звезды изломанные лучи.
И наклонился вниз Томлинсон, и разглядел во мгле
Замученной бледно-молочной звезды свет на белом челе…
«Любил я женщину,– молвил он,– и в грех меня ввергла она,
Она бы ответила за меня, если истина Вам нужна…»
«Ну, то, что ты не устоял – отличнейший пример,
Но мы с тобой у Адских Врат, а это – не Беркли-сквер!
Да пусть бы мы высвистали сюда хоть всех потаскушек твоих,
Но всяк за свой отвечает грешок, а по твоему – одна за двоих?»
Был ветер, веющий меж миров, как нож ледяной впотьмах…
И начал рассказывать Томлинсон о грешных своих делах:
«Я раз посмеялся над верой в любовь, два раза – над тайной могил,
Я трижды Богу шиш показал, почти вольнодумцем прослыл!»
Дьявол подул на кипящую душу, отставил и молвил так:
«Думаешь, мне уголька не жаль,
чтобы жарить тебя, дурак
Грешки-то грошовые! Экий болван!
Ты не стоишь и меньших затрат,
Я даже не стану будить джентльменов, что на жаровнях спят!»
И огляделся Томлинсон, и страшна была пустота,
Откуда летели бездомные души как на маяк, на Врата.
«Так вот я слыхал, прошептал Томлинсон,–
что в Бельгии кто-то читал,
О том, что покойный французский граф кому-то такое сказал…
«Слыхал, говорил, читал – к чертям! Мне б что-нибудь посвежей,
Хоть один грешок, что ты совершил
ради собственной плоти своей!»
И тряся шлагбаум, Томлинсон в отчаянье завопил:
«Ну впусти же: когда-то супругу соседа, я, кажется, соблазнил!»
Ухмыльнулся Дьявол, и взяв кочергу, в топке пошуровал:
«Ты в книжке вычитал этот грех?»
«О, да, – Томлинсон прошептал.
Дьявол подул на ногти, и вот – бегут бесенята толпой:
«На мельницу хнычущего мудака, укравшего облик людской!
Прокрутите его в жерновах двух звёзд,
да отсейте от плевел зерно:
Ведь Адамов род в цене упадёт, если примем мы это говно!»
Команды бесят, что в огонь не глядят, бегают нагишом,
И особенно злы, что не доросли, чтоб заняться крупным грехом,
Гоняли по угольям душу его, всё в ней перерыли вверх дном,
Так возятся дети с коробкой конфет, или с вороньим гнездом
Привели обратно – мертвец не мертвец, а клочья старых мочал.
«Душу, которую дал ему Бог, на что-нибудь он променял:
Мы – когтями его, мы – зубами его, мы углями его до костей –
Но сами не верим зенкам своим: ну нет в нём души своей!»
И голову горько склонив на грудь, стал Дьявол рассуждать:
Ведь как-никак я Адаму свояк, ну как мне его прогнать?
Но тесно у нас, нету места у нас: ведь мы на такой глубине…
А пусти я его, и мои же джентльмены в рожу зафыркают мне,
И весь этот дом назовут Бардаком, и меня будут лаять вслух!
А ради чего? Нет, не стоит того один бесполезный дух!»
И долго Дьявол глядел, как рванина бредила адским огнём…
Милосердным быть? Но как сохранить доброе имя при том?
«Конечно, транжирить мой антрацит
и жариться вечно б ты мог,
Если сам додумался до плагиата…» «Да, да!!!» – Томлинсон изрёк.
Тут облегчённо Дьявол вздохнул: «Пришёл ты с душою вши,
Но всё же таится зародыш греха в этом подобье души!
И за него тебя одного… как исключенье, ей-ей…
Но ведь я не один в Аду господин: Гордыня грехов сильней!
Хоть местечко и есть там, где Разум и Честь…
(поп да шлюха всегда тут как тут)
Но ведь я и сам не бываю там, а тебя в порошок сотрут!
Ты не дух и не гном,– так Дьявол сказал,–
и не книга ты и не скот…
Иди-ка ты… влезь в свою прежнюю плоть,
не позорь тут земной народ!
Ведь как-никак, я Адаму свояк! Не смеюсь над бедой твоей,
Но смотри, если снова решишься прийти,
припаси грешки покрупней!
Убирайся скорей: у твоих дверей катафалк с четвёркой коней,
Берегись опоздать: могут труп закопать,
что же будет с душонкой твоей?
Убирайся домой, живи как все, ни рта ни глаз не смыкай,
И СЛОВО МОЁ сыновьям Земли в точности передай:
Если двое грешат – кто в чём виноват, за то и ответит он!
И бумажный бог, что из книг ты извлёк,
да поможет тебе, Томлинсон!»

Кляузный крыжик


3.(пост намбер 64020) Автор 09/09/2011
Это заключительный рассказ из серии "Хроники Антидурошлёпства". Судить о работе каменщика всегда легче, чем самому найти кирпич, замесить раствор, и начать строить...

Кляузный крыжик


4.(пост намбер 64021) Автор 09/09/2011
Забыл... Конечно, еще легче - купить нечто похожее на то, что хотел построить, если платежеспособен; или, в крайнем случае, можно... стырить, если научен этой щекотливой науке.

Кляузный крыжик


5.(пост намбер 64086) Inry 10/09/2011
> Судить о работе каменщика всегда легче...
Автору - Вы, значится, масон? А какой ложи?
Между прочим, если яйцо тухлое, не обязательно быть курицей для обнаружения этого факта.

Кляузный крыжик


6.(пост намбер 64091) православный христианин 10/09/2011
Если масон каменщик, а также: плотник, слесарь, электрогазосварщик, плиточник, маляр-штукатур и пр., и при этом ещё и не пьёт, то он хороший масон.
Я так думаю.

7.(пост намбер 64117) Автор 10/09/2011
5.(пост намбер 64086) Inry 10/09/2011
Я так понимаю - сочинителю поста можно придумать любую "ересь", что угодно, как угодно, но признаться в собственном бессилии, в неспособности построить что-либо - это сверх его сил и чудодейственного ума. Увы! Что ж, батенька, продолжайте "тырить"... какая ни есть а таки утеха в жизни.

Кляузный крыжик


1
Явлений Пользователя в ветке:12111