Есть ли место Богу в беспредельной Вселенной?

Можно ли объяснить возникновение Вселенной, не прибегая к идее Бога? Можно ли духовно преодолеть неизлечимый недуг, не обращаясь к религии?

Эти вопросы, казалось бы, не связаны между собой. Однако для Стефана Хокин-га - крупнейшего физика современности - они едины. Вот уже более 20 лет ученый прикован к инвалидной коляске. Мучи-тельцый недуг лишил его возможности не только передвигаться, писать, но и даже разговаривать. Его общение с миром осуществляется с помощью хитроумного компьютера. И тем не менее он пишет книги, выступает с лекциями. Бессилие тела компенсируется необыкновенной мощью духа и интеллекта. Наиболее значительные открытия Хокинг сделал именно в последние 20 лет...

Предлагаем вниманию читателей беседу С. ХОКИНГ А с философом Р. УЭБЕР.

Уэбер: Почему Вас так интересует ранняя стадия развития Вселенной?

Хокинг: Я думаю, что каждый из нас хотел бы узнать, как возникла Вселенная.

У,: Наши знания в этой области основываются только на умозаключениях. Поскольку все события произошли в очень отдаленные времена, можем ли мы доверять нашим о них представлениям?

X,: Очевидно, одни теории более достоверны других, но, по моему мнению, мы можем с достаточной уверенностью говорить, что знаем историю Вселенной, начиная с первой секунды после Большого взрыва. То, что случилось до этого, в значительно большей степени строится на догадках. Они очень разные и все могут оказаться неверными. Но, я думаю, мы можем предположить, что располагаем теорией развития Вселенной, начиная с первой секунды.

У.: Больше всего в этой теории меня интересует именно эта первая секунда.

X.: Мне кажется, что это самый интересный вопрос. Но если мы ответим, что произошло в ту первую секунду, жизнь стала бы не столь интересной. Ведь тогда мы бы действительно знали все, Мы разгадаем все загадки, и нам будет скучно.

У.: И тогда нам откроется тайна - каким образом и где нашелся исходный материал для Большого взрыва, где та самая особая точка?

X.: Может, никакой особой точки и не было. Исходного

материала тоже не требуется. Сильные гравитационные поля могут создавать материю,

У.: Но в таком случае мы предполагаем, что уже существовало "нечто", а именно сильное гравитационное поле, которое и породило материю.

X.: Возможно, во Вселенной нет величин, постоянных во времени. Материя как величина непостоянна, так как материя может создаваться и разрушаться. Но мы могли бы сказать, что энергия Вселенной постоянна, так как на создание материи расходуется энергия. И в некотором смысле энергия Вселенной является неизменной величиной, И она равна нулю: положительная энергия материи точно равна отрицательной энергии гравитационного поля. Таким образом, Вселенная может начать свое развитие с нулевой энергией, а вещество все же будет создаваться. Очевидно, что развитие Вселенной начинается в какой-то определенный момент. Теперь Вы можете спросить: что явилось толчком к началу развития Вселенной?

У.: Да, рано или поздно мы все начинаем задумываться о причинах.

X.: Вовсе и не обязательно, чтобы у Вселенной была определенная начальная точка. Если добавить в модель все два измерения, то пространство и время вместе можно представить как нечто, напоминающее поверхность Земли, где градусы широты покажут течение времени. Тогда мы можем сказать, что поверхность Земли начинается в точке Северного полюса, а при перемещении наблюдателя вниз по широте она становится больше, что соответствует расширению Вселенной. Когда наблюдатель достигнет экватора, размер по долготе будет максимальным, это соответствует Вселенной, достигшей максимального размера.

У.: Почему так важно выяснить, беспредельно ли пространство-время?

X.: Важность этого вопроса очевидна: если оно предельно, то кому-то придется решать, что происходит на его пределах. И действительно, тогда пришлось бы призвать на помощь идею Бога. У.: Из чего это следует?

X.: Если хотите, я объясню. Мы можем определить Бога как предел Вселенной, как того, кто должен привести мир в движение.

У.: Вы обращаетесь к идее Бога из-за необходимости объяснить, что такое предел Вселенной?

X.: Да, если мы хотим получить завершенную теорию, то нам надо знать, что происходит на этой границе. В противном случае мы не сможем решить уравнения нашей теории.

У.: Похоже, что вы используете Бога скорее как принцип, подобный существующим законам природы. Из этого складывается образ существа, обладающего высокой моралью.

X.: Никакого отношения к морали это иметь не может. У.: Вы используете это понятие в качестве категории логики и причинности? X.: Да.

У.: Вы сказали: если Вселенная не беспредельна, то мы вынуждены будем призвать на помощь идею Бога. С вашей точки зрения, есть ли доказательства предельности Вселенной?

X.: В настоящий момент пока еще недостаточно доказательств ни "за", ни "против".

У.: Вы только что сказали: если бы мы знали ответы на эти вопросы, жизнь не была бы столь интересной. Но даже если предположить, что мы уже понимаем все - почему это ослабит интерес к тайне? Тайна бытия может стать еще загадочней.

X.: Ощущение тайны бытия - во многом дело личное. Мы понимаем законы химии, и многим не кажется, что в них есть какая-то тайна.

У.: Но на вашей стене висит плакат со словами Эйнштейна о том, что самое прекрасное чувство, доступное человеку,- это ощущение тайны мироздания. X,: Этот плакат мне кто-то прислал, и я просто отложил его в сторону. Похоже, что его нашла моя секретарша и решила украсить им кабинет.

У. А долго он уже висит на стене?

X. Около года. Мне он очень не нравится.

У. Почему?

X. Потому, что от него веет мистицизмом, а мне мистицизм совсем не по душе,

У.: Я знакома с вашей точкой зрения на мистицизм. Можно мне узнать, почему он вам так сильно не нравится?

X.: Мне кажется, что это лазейка для неучей. Если кому-то теоретическая физика и математика кажутся слишком трудными, он ударяется в мистику. По-моему, тот, кто верит в мистичность физики, просто плохо разбирается в математике.

У.: Вы разделяете людей на тех, кто пользуется разумом, и тех, кто его теряет. Я читала, что нынешние попытки некоторых ученых связать физику и восточную философию вы считаете полной чепухой. Мне хотелось бы узнать ваши доводы.

X.: Это основано на моей неприязни к мистике.

У.: Вы говорили, что мистицизм - это лазейка. Этим можно объяснить его привлекательность для одних, но как же тогда быть с другими, хорошо понимающими язык формул, такими, как Бом и Капра, кто прекрасно разбирается в теоретической физике и все же пытается найти такую связь? Как рассматривать таких людей?

X.: Я не уверен в том, что они понимают теории, появившиеся в последнее время. Я не уверен, что эти теории вообще кто-нибудь понимает. Весь смысл научной теории заключается в том, что она дает завершенную логическую модель и позволяет предсказать нечто вполне определенное. А с другой стороны, восточный мистицизм окутывает все туманом неясности. Он не позволяет предсказать ничего определенного.

У.: Я обсуждала эти вопросы с Дэвидом Бомом, и он сказал, что такие люди, как Стефан Хокинг и Роджер Пенроуз, безусловно, ищут нечто большее, чем просто возможность предсказания картины мира и способности управлять им, иначе они бы всем этим не занимались. Он сказал, что, пытаясь найти конечную волновую функцию Вселенной, вы ищете не просто чисто физический принцип. Он прав?

X.: Мы ищем нечто большее, чем чисто практические знания, но я бы не сказал, что мы ищем "нечто" помимо физических принципов.

У.: Можно ли построить философскую модель этих уравнений, объясняющую их гуть?

X.: Они означают то же, что и всякая другая модель. Нет никакой разницы между нашими современными теориями и теорией тяготения Ньютона, просто современные теории намного сложнее. Но они означают то же самое,

У.: Но в XVII веке обстановка была иной. Кеплер и Ньютон думали, что они видят прекрасный, логичный, строго упорядоченный Божественный Разум. Поскольку мы в это уже не верим, на что же мы смотрим сквозь эти уравнения?

X,: Мы по-прежнему считаем, что Вселенная логична и прекрасна. Просто мы отказались от слова "Бог".

У. Вы его на что-нибудь заменили?

X. Нет.

У. Логика присуща самой материи и энергии?

X. Нам кажется, что их можно понять разумом и с помощью логики.

У.: Вы сказали, что ранняя стадия развития Вселенной таит в себе ответ на главный вопрос - о происхождении всего, включая жизнь. Ваше исследование начинается с самого раннего известного момента существования космоса и его последующего развития. Говоря о цели исследования, вы изучаете творческое начало в саморазвивающейся Вселенной, или вы изучаете то, что было изначально скрыто в тех первичных условиях?

X.: По-моему, самый первый момент зарождения Вселенной ничем особым не отличался, точно так же, как и Северный полюс не является особой точкой земной поверхности. Просто мы решили измерять широту от Северного полюса. Мы решили измерять время с момента Большого взрыва. Но я думаю, что пространственно-временная точка Большого взрыва подобна всем иным точкам пространства-времени.

У.: А до него не действовали законы природы?

X.: Задаваться вопросом о том, что было до Большого взрыва, все равно, что спрашивать о том, что находится на расстоянии мили к северу от Северного полюса.

У.: Как вы думаете, лежит ли в основе природы некое творческое начало?

X.: По-моему, это не очень удачное слово. Мне кажется, что Вселенная самодостаточна. Она не имеет ни начала, ни конца, она не создается и не разрушается.

У.: Вы сказали, что вопрос о предельности или беспредельности Вселенной однозначно,пока не решен, и связываете предельность Вселенной с Богом, или чем-то вроде Божественного принципа.

X.: Очень трудно доказать беспредельность Вселенной, но если мы это сделаем, то сможем объяснить все во Вселенной, основываясь на гипотезе о ее беспредельности, и я думаю, что такая теория будет более экономной и более естественной.

Перевел с английского М. ШИШКИН.

Перепечатка. “Наука и религия” 6. 1999. с.26-27