Золотая клетка

Источник: www.og.ru

Уральский священник усыновил 28 детей. И взял под опеку еще 22 ребенка. А еще он выстроил для них город. Этакий православный Ватикан - со своей системой жизнеобеспечения, образования и охраны.

В поселке Саракташ, что в ста километрах от Оренбурга, возводится гигантский церковный комплекс: храмы, гимназия, приют... А через дорогу от него начинаются <частные владения> отца Николая, состоящие из усадьбы с двумя флигелями (мальчики и девочки живут по отдельности), домовой церкви и сада. С улицы нельзя пройти на территорию <владений> - калитка заперта намертво, и нет на ней ни звонка, ни примитивного молоточка, чтобы постучать. Только мелькает в глубине здания, за окнами, белый монашеский плат.

Самих детей показать категорически отказываются.

Пробую заговорить с мальчиками, показавшимися на улице. Сыновья Николая Стремского поворачиваются спиной и убегают. Вроде бы - обычные деревенские мальчишки, не страдающие избытком воспитанности. Вот только один из подростков почему-то привычным, как показалось, жестом закрывает курткой лицо.

Гимназисты в рясах

Накопившиеся неясности пытаюсь разрешить у настоятеля Обители милосердия отца Николая. Его нет. <В командировке>, - отвечает секретарь Елена.

- Вы должны понять, - объясняет она, - здесь у нас почти монастырь.

Однако: среди <усыновленных> - два десятка детей, которым батюшка приходится опекуном, за которых получает от государства деньги на содержание. Так почему бы, собственно, общественности - в лице журналиста - не поинтересоваться, как живут опекаемые младенцы?

Иду в единственное место в обители, где (по моим представлениям) не действует запрет на общение. Объект стопроцентного федерального подчинения - школа. Удается поговорить недолго с преподавателем Львом Борисовичем - 19-летним парнем, обучающимся здесь же, в духовном училище при гимназии. Говорит - признают детишки лишь папин авторитет, его одного слушаются беспрекословно. Видимо, молодому наставнику не слишком доверяют - в учительскую входят директор и военрук: <Мы должны присутствовать...>

Обучаются в гимназии 70 человек, пятьдесят их них, понятно, братья и сестры Стремские. Утром мальчики, после обеда - девочки. Программа: в дополнение к базовой - предметы <духовные> (от 60 до 100 часов в год в зависимости от возраста): жития святых, закон божий, катехизис и т.д. В классах - по четыре-пять человек, за порядком следит не только учитель: в дверях - зеркальные окошки, изнутри ничего не видно, зато снаружи можно вести ненавязчивое наблюдение.

Местные жители не спешат отдавать детей в гимназию Стремского, полагая духовное образование весьма ограниченным, предпочитают обычные светские школы.

Отец Николай истово блюдет нравственность и душевную незамутненность подопечных: в районо по секрету поделились смешной информацией - в учебниках русского языка батюшка вычеркивает слово <кудесник>, как языческое, а в произведениях Гоголя, по понятным соображениям, - слово <черт>. Что за образование у саракташского лингвиста-надомника? В Оренбурге, в комитете по связям с религиозными организациями, читаю биографию Стремского: единственное законченное очное образование - ПТУ, отделение экскаваторщиков. Узнаю заодно: в начале восьмидесятых отслужил два года в армии, и не где-нибудь - в Туркменистане.

Гимназия государственная, и начальствует здесь Саракташский отдел народного образования. Начальствует весьма условно: при мне сотрудница районо, попытавшаяся войти туда вместе с корреспондентом <ОГ> - показать учебный процесс в действии, - была без церемоний выдворена за порог.

Детей совершенно явно изолировали - от кого? Что такого могут они рассказать постороннему человеку о своем житье-бытье? О чем проговориться? Закрытость несет в себе нешуточную угрозу.

- Года три назад, - рассказывает Олег Новиков, замначальника комитета, - здесь шестеро ребятишек заболели дизентерией. Врачей не впустили в дом - и тем пришлось обратиться за помощью в правоохранительные органы, доктора вошли в <частные владения> под милицейским конвоем.

Крестный папа

К массовому усыновлению отец Николай приступил в начале девяностых, когда приехал в Саракташ вместе с женой, матушкой Галиной. Местные органы народного образования охотно давали разрешение, потому как священник пояснил - церковь содержит семью своего сотрудника независимо от ее размеров. Этого объяснения оказалось достаточно, хотя по закону усыновитель обязан предоставить документы о доходах. Однако чиновники во время дежурных визитов убеждались: усыновленные чувствуют себя превосходно, души не чают в приемных родителях.

Уточняю в Министерстве народного образования: насколько правомерны действия местных властей, безропотно дающих разрешение на усыновление одной семьей десятков детей?

- Никаких ограничений в законе нет, - поясняет начальник отдела усыновления Варвара Цехоня. - Органы опеки лишь проверяют, как живут дети, и, если все в порядке с жилищными условиями и с содержанием, дают разрешение.

Отец Николай, с которым удалось-таки поговорить - позже, по телефону, не видит в своем поступке странностей:

- Матушка Галина очень любит детей. Так получилось - взяли сначала двоих, потом еще нескольких. Пошла по округе молва, детей стали привозить к нам домой.

Изгнание репортера и чиновника из гимназических стен рассматривает как шалость подчиненных:

- Я их за это уже поругал... Даже и не знаю, что случилось. К нам постоянно ездят отовсюду. Мои дети очень доброжелательны, открыты.

Здесь будет город-храм...

Только ли моральное удовлетворение получает отец Николай от общения с детьми?

Отец Леонид, первый зам Оренбургского епископа, утверждает: Стремскому епархия деньгами не помогает. Однако тот не только содержит в сытости уникальное семейство. Который год уже идет в Саракташе невиданное строительство. На площадке храмового комплекса не смолкает рев грузовиков, и едва не выше колокольни взметнулась стрела подъемного крана. Планирует батюшка восстановить копию Оренбургского собора, снесенного в областном центре еще в тридцатые. Не очень понятно, кто будет посещать это исполинское сооружение на полторы тысячи человек - в Саракташе уже есть четыре церкви, и прихожан обычно набирается человек двадцать - тридцать.

Православный ренессанс в оренбургской глубинке, говорят в администрации Саракташа, оплачен деньгами Черномырдина, Вяхирева, <Альфа-банка>. Плюс обильная помощь зарубежных фондов, в основном американских, финских и израильских...

Батюшка и сам бизнесмен из удачливых: в начале девяностых хорошо заработал на перепродаже автомобилей.

Есть у отца Николая еще один источник дохода. При Обители милосердия, как именуется комплекс, существует дом престарелых, личный состав которого - 25 старушек. Захожу в <келью> - комнату в четыре квадратных метра. Хозяйка <апартаментов>, бабушка Надя, рассказывает:

- Жила по соседству с церковью. Восемь лет назад зачастил ко мне священник, говорил: <Ко мне мастер приехал с семьей, ему жить негде, переезжай ко мне в приют, а на меня две комнатки свои перепиши>. Я болела часто, и в конце концов он меня уговорил.

Сопровождающая меня послушница Катя торопит: <Уходите...>

Сегодня почти все строения в квартале - <церковные>. Живут там рабочие и послушники. Об этом поведал мне худощавый мужчина у калитки одного из домов, оказавшийся приезжим - оренбургский завод сантехизделий командировал его на строительство. Интересная деталь: зарплату получает он не от батюшки, а по месту службы.

Благотворительных денег, говорят, не хватает. Бесконечная стройка съедает огромные средства - одних рабочих здесь больше двухсот человек. Интересуюсь у Олега Новикова - что известно в областной администрации о финансовой стороне существования этого маленького православного государства?

- Достоверно не известно ничего, - отвечает, - по законам 1990 года <О свободе вероисповедания> и 1997-го - <О свободе совести и религиозных объединениях> РПЦ не предоставляет нам финансовых отчетов. Зато отец Николай, видимо, испытывая денежные затруднения, просит у нас сегодня 300 тысяч рублей на завершение строительства.

Грустно, но факт: в России, несмотря на провозглашенное отделение церкви от государства, демаркационная линия такого отделения не проведена. РПЦ кроит карту по-своему, бесцеремонно заползая на сопредельную территорию. Не отчитываясь ни перед кем и ни в чем.

Беспрекословное послушание - основной инстинкт обитателей саракташского Ватикана. Говорят, в кабинет благочинного можно войти, трижды постучавшись, - и только тогда изнутри доносится соизволение. <Зазвездился наш отец Николай>, - считают саракташцы.

Единственная организация, представители которой могут в любое время не только постучаться, но и свободно пройти в двери обители, - местное отделение милиции. <Если у вас будут проблемы, - сказали мне там, - заходите, поможем>. И добавили, попросив не называть источника: давно уже прослежены связи отца Николая с местными криминальными группировками, еще со времен автомобильной эпопеи, вот только фактов конкретных нет для привлечения его к ответственности.

Парадная сторона взаимоотношений двух главных силовых структур Саракташа: несколько лет назад здание местного ОВД было освящено, служители церкви ходили по кабинетам с кадилом, а на время таинства личный состав вывели во двор - милиционеры стояли в ожидании рядом с прибывшим на торжество тогдашним губернатором области Владимиром Елагиным. Все истово крестились.