Валерия Новодворская

Мученичество и фанатизм

Вся несхожесть славянской и англосаксонской цивилизаций настигает нас как смертельный и окончательный удар по нашим робко зеленеющим надеждам на величественное, прекрасное и человечное английское или американское будущее, когда обе цивилизации берутся за один и тот же исторический миг в художественном первоисточнике. Генрик Сенкевич был поляком. Он написал роман "Камо грядеши?" как псалом, литанию или литургию по свидетельствам о мученичестве первых христиан при Нероне. Через много лет российское телевидение представило сериал - экранизацию этого самого романа. На этот раз спора славян между собой не было. До ужаса, до дрожи не было, ибо и поляк, и русский автор сошлись на опасной, обнажающей, режущей истине об абсолютной, безотносительно к результату, ценности мученичества. Получилось, что мученичество выше благополучия, выше жизни, что оно, как в случае с греком Хилоном, исправляет нравы; что оно не только суровая, тяжелая необходимость, но что-то вроде праздника и награды за труды. Получилось, что мученичество желательно, что оно не средство, а цель.

Есть одна страшная картина, кажется, Бенуа. Приоткрыта дверь на арену, озаренную багровым, нездешним светом. Из КПЗ при Колизее на арену выходят христиане. Молодой мужчина, отец, силой тащит с собой на арену своего ребенка, отрывая его от молящей матери. Я никогда не видела ничего ужаснее этого безжалостного рывка фанатика, искренне убежденного, что его дитя из львиной пасти вознесется прямо в рай.

Христос-то фанатиком не был. Он молился в тоске, чтобы чаша была пронесена мимо, он исполнял долг, но не видел в этом никакой радости и самозабвения. Вплоть до последних слов, полных муки и одиночества: "Зачем Ты Меня оставил?"

Настоящие страдания. Настоящая тоска. Настоящая стойкость. Христос не желал плодить мучеников: он не дал Петру за него сразиться, он простил ему измену, он не потащил за собой на крест учеников. Он умер один. И даже не за всех, а вместо всех. Да, Христу можно было поверить. Его человеческие качества едва ли не важнее божественной природы.

А у Сенкевича и российского режиссера христиане забиваются в катакомбы даже не по нужде, а из любви к подполью и в муках находят блаженство.

Меня всегда пугали отцы Церкви, потому что от них до отцов-инквизиторов не так уж и далеко. Религиозный фанатизм сродни политическому. Мученики - капитал и горючее одновременно. Сумма страданий и жертв - это кредит на причинение страданий.

Бедные первые христиане и не подозревали, что их неистовство и ревность в вере станут растопкой для костров, ибо истинная вера всегда одна и жаждет крови других вер и верующих, тем паче неверующих.

Крестоносцы были храбры и романтичны, но арабы и евреи были для них "неверными". И жалеть их было предосудительно. И неумолимая жестокость Дзержинского подпитывалась гордостью за аскетизм, койку с солдатской шинелью и мучительные десять лет заключения в остроге - до Октября.

В основе варварства и зверств Фиделя, Рауля и их присных лежит солидный фундамент мученической смерти группы повстанцев, штурмовавшей казармы Монкада, и тюрем, в которых побывали "барбудос" со шхуны "Гранма" и гор Сьерра-Маэстра, в том числе и процесса самого "команданте". Героическая смерть Че Гевары освятила все его глупости и даже злодеяния, творимые на Кубе коммунистами.

В крепком тылу у большевиков стоят виселицы народовольцев и эсеров.

А если еще вспомнить, что протопоп Аввакум, герой и страстотерпец, едва не убил скоморохов за невинное представление с медведями, а по убеждениям был традиционалист и ретроград (так же, как мученик царевич Алексей, сын Петра I), то совсем тошно становится. И мученичество начинает казаться опасным для окружающих. Слишком часто мученики становятся оплотом мучителей.

Был ли мучеником неистовый Савонарола, когда его повесили под окнами флорентийской Синьории? Если вспомнить, что до этого он успел зажечь костры - это в либеральной-то Флоренции!

Святого Лаврентия поджарили заживо на специальной решетке. Но мне этот достойный человек внушает почему-то панический ужас, потому что орудие мученичества св. Лаврентия стало моделью для строительства мрачного Эскуриала, где жестокий фанатик Филипп II готовился к захвату Англии и очередному аутодафе. Страшное смертное ложе мученика стало штаб-квартирой, резиденцией одного из самых жутких мучителей в истории человечества, сравнимого с Нероном, Иваном Грозным, Гитлером. И совпадение не случайно. Именем святых из Испании изгоняли евреев и мавров, а безжалостные "ангелы" - доминиканцы - охотились за "ведьмами" и посылали невинных людей на костры. Не только Русь хотели сделать святой, но и Испанию тоже!

Политическая и религиозная святость прекрасно укладываются в формулу Фиделя Кастро: "Мужество знает цель". Но чаще всего оно не разбирает ни дорог, ни средств и не знает ни перемирий, ни компромиссов.

Зная это, свободомыслящие и дерзновенные американцы, чьи экранизации словно бы датированы 1945 годом - столько в них антифашизма, - решили исправить дело и с первыми христианами.

Нерон с его дилетантизмом сильно смахивает на Адольфа, а речи Цезаря словно списаны из спичей Розенберга, Муссолини или из Mein Kampf.

Режиссер Мервин Ле Рой, ставя "Камо грядеши?", нашел для христиан настоящее дело и великую цель: они у него все сплошь антифашисты и участвуют в качестве лидеров в народном восстании. Свергают Нерона. И мученичества они не жаждут, и смерти боятся, но превозмогают себя, словно участники Сопротивления или десантники в Дюнкерке. Их цель - правосудие, законность, демократия. Прямо на арене они открывают народу, что Нерон - тиран и что он поджег Рим. Они участвуют в смене власти на стороне Гальбы.

Христос здесь - предвестник западной демократии, один из fathers-founders. Все разумно, все на своих местах. Долгий путь от Колизея к статуе Свободы.

И это не пародия. Исправляя историю, мы направляем наше будущее. Никогда не подставляйте правую щеку, но держите меч в правой руке. Начинающий христианин, командир 14-го легиона Виниций от души советует вам это. Словом, "Никогда, никогда христиане не будут рабами!"