Осквернение Гайдара

20 января 2004 года в Украине официально отмечали столетие со дня рождения Аркадия Гайдара. Украинская редакция communist.ru, актив Киевского городского и областного комитетов Комсомола выехали в город Канев, на могилу писателя-революционера.

Шел снег, было холодно и бело. Мы вышли к знакомой могиле, и остолбенели. Около надгробия революционера Голикова стояли трое. Чиновник местного райсовета, в длинном драповом пальто и меховой шапке, с папкой под мышкой. Хмурый милиционер в лейтенантских погонах. И поп - здоровенный, пузатый и бородатый поп, в полном поповском облачении, с кадилом и свечой в руках. Две озябшие бабки изображали церковный хор. Поп, чиновник и мент - вот кто собрался на могиле Аркадия Гайдара в его столетний юбилей.

Толпа из гостей и школьников уже подходила к памятнику. Поп замахал кадилом, загнусавил заупокойную, но ему едва удалось дойти до кощунственного "раб божий". Эти слова взорвали собравшихся. "Гайдар не раб!", "Врете!", "Руки прочь от Гайдара!" - закричали вокруг.

Райсоветовский чиновник рассказал: панихиду по Аркадию Гайдару заказал внук - Егор Тимурович Гайдар. Пионер контрреволюции, патриарх возрожденного капитализма не счел нужным лететь в Канев самому, но проплатил съемку официального празднования дедова юбилея. Покойник был атеистом и безбожником; но батюшка уже получил свои пятьдесят гривень, а киевский кинооператор - свою сотню зеленых. Никакой политики и идеологии. Люди выполняют заказ. Делают свою работу.

Увы, работа сорвалась, и капиталисту Гайдару не придется смотреть на поругание памяти его бессмертного деда. Обиженный поп убрался прочь - семенившие за ним бабки люто шипели про нехристей и антихристов. А комсомольцы хором пели "Интернационал": его слова на русском и украинском языках развеяли тошнотворый запах ладана, гоня его прочь от могилы. Колокольный звон со стоящей рядом церкви - бывшего помещения музея декоративно-прикладного искусства, еще пытался бороться с революционной песней. Он смолк раньше, чем прозвучавшие в воздухе слова: "Никто не даст нам избавленья, не бог, не царь и не герой. Добьемся мы освобожденья своею собственной рукой!"

На противоположном берегу Днепра снег заметал заброшенную уже железнодорожную ветку, где когда-то поднялся в свою последнюю атаку красный командир Гайдар. Вспомнился лучший на свете рассказ - его "Голубую чашку". Там, в этой светлой картине нашего социалистического прошлого, мимоходом прошло удивленное: "Встретили мы и попа в длинном черном халате. Посмотрели ему вслед и подивились тому, что остались на свете чудаки-люди". Незлые слова, вызванные из времени, когда казалось, что поповская нечисть згинула навсегда, а уцелевшее поповство воспринималось как безвредный анахронизм, удивительный для культурных, образованных людей социализма. Вспомнилась повесть "Школа", с ее выраженным биографическим антиклерикализмом. Протест против засилья церковников, особенно невыносимом в родном Гайдару Арзамасе, с его близостью к всероссийскому гнезду мракобесия, Саровской пустыни. "Все иконы и святые - ложь". Насмехаясь над отцами геннадиями своего темного детства, Аркадий Гайдар в самом страшном сне не мог представить того, что оно повторится в будущем его страны, что одна из этих церковных ворон усядется к нему на могилу в столетний день его рождения. Подонок поп не мог не читать хрестоматийных для советской школы произведений писателя. Он отлично понимал, что идет на преступление против памяти покойного, совершает акт вандализма, осквернение его славной могилы - но тем, не менее, согласился на это ради мизерной денежной подачки.

Если бы враги сбросили и разбили бронзовое надгробие, если бы они физически надругались над его прахом, - это было бы не так больно, это засвидетельствовало бы страх перед жизненной силой творчества писателя. Враги оказались умней и подлее. Они присвоили себе юбилейное празднование Гайдара. Обернули в безобидное мероприятие для галочки, попутно надругавшись над памятью покойного.

В двух шагах от могилы, в теплом здании гайдаровского дома культуры, отмечали. Городские начальники награждали себя грамотами, на сцене плясали школьники-"тимуровцы" - жалкая синегалстучная пародия на поколения гайдаровских пионеров. Там же заседал первый секретарь каневского горкома КПУ - ни один из членов его организации не присутствовал на возложении цветов у памятника. Вместо них на морозе торчал активист "Союза советских офицеров". Он поругал комсомольцев за неуважение к попу, посетовал на засилье западных сект и с гордостью показал передовицу газеты "Днепровская Звезда". "Аркадий Гайдар: наш Стивенсон?" - невинно вопрошало ее название.

Они называют это данью памяти Гайдару.

Гайдар и Тарас

Канев можно назвать городом памяти - это не будет пошлостью. Такая его судьба была определена еще в дореволюционные времена. С тех пор, как в эту землю легли перевезенные из Петербурга кости Тараса Шевченко, маленькое днепровское местечко стало местом массового народного паломничества. Вокруг кургана на Тарасовой горе днем и ночью стоял наряд жандармов, в обязанность которых, в частности, вменялось предотвращать попытки срубить установленный нем ней крест. В Украине было немало честных, порядочных людей, которые наизусть знали то, что думал и говорил о попах Великий Тарас.* В будущем они освободят эту могилу, совершив великую социалистическую революцию, и в 1939 году здесь будет построен Центральный Музей Шевченко, а на плите у известного всей Украине памятника появятся слова: "Великому поэту, революционеру-демократу...". Летом 1941 года, у его ног встанет фронтовой корреспондент Аркадий Гайдар. Он отдаст монументу честь, и скажет: "Дорогой Тарас Григорьевич! Даю тебе слово старого командира, что я не уйду с этой земли, пока хоть один враг будет ступать по ней... Клянусь!".

Гайдар сдержал данное Шевченко слово. Документы свидетельствуют, что попавший в окружение писатель последовательно отклонил все просьбы и требования эвакуироваться за линию фронта, а затем отказался примкнуть к отправляющемуся в прорыв войсковому соединению. Он так и остался в действующем под Каневом партизанском отряде. После войны, когда прах Гайдара был перевезен через реку и захоронен в городе, рядом с монументом павшим на трагическом Букринском плацдарме, Канев окончательно оформил статус города памяти. Вокруг стали светлые здания музеев, театров и именных библиотек. Построенные в стиле классицизма и возрожденного украинского барокко, живописно разбросанные на склонах холмов окруженные туями и тополями, они напоминали античный пантеон. Сюда, к Гайдару и Тарасу, приезжали миллионы взрослых и миллионы детей. На пути к ним они проходили великолепный в своей простоте и своем содержании памятник: большую прямоугольную плиту - копию телеграфного бланка, с вылитыми в чугуне словами:

Владимиру Ленину, 18 марта 1919 года. Вождю мирового пролетариата. Беднота каневского уезда через своих представителей, которые собрались на выборы Первого уездного совета депутатов, с гнилых хаток своих шлет заверения в искренних чувствах верности. Революционный уезд, кровью тружеников залитый, пошматованый батогами, никогда не допустит власти буржуазии, и беднота его отдаст тело и душу для полного торжества социализма".**

Эта плита, эта телеграмма, объединившая народ Тараса с эпохой Гайдара, лучше всего объясняет, почему город Канев достоин называться городом памяти. Был достоин - ведь власть буржуазии вернулась сюда, и никто из потомков революционных героев этой земли не воспрепятствовал ее реставрации. Никто не стал на пути у попов и чиновников, осквернивших могилу Гайдара.

Недетский писатель

Книги Гайдара как нельзя лучше выражают свое социалистическое время. Это книги о борьбе, как о становлении - что справедливо для всех авторов той эпохи: Сейфуллиной, Шолохова, Платонова, Малышкина, Бабеля, Макаренко, Зощенко, Серафимовича, Ясинского, Олеши, Катаева, Паустовского, Алексея Толстого, Всеволода Иванова. Общепризнанная специфика творчества Гайдара - как детского писателя, только подчеркивает эту сущностную черту его работ.

Впрочем, книги Гайдара трудно назвать детскими. Их содержание составляет то, что принято отдавать на откуп великовозрастной публике. Они говорят о цене за мирное небо и свободный труд, за голубую чашку и любимый город (сине-зеленый Киев 30-х годов, город Гайдара, Дзиги Вертова и кинофильма "Истребитель"), за бесплатный летний отдых и общедоступное среднее образование. Эти книги - под стать своим современникам-читателям. Детям, которые прекрасно знали, с какой стороны нападет враг, знали его черную классовую сущность, знали о борьбе порабощенного пролетариата планеты и о своем ответственном месте в этой борьбе. Серьезные, взрослые книги - для серьезных людей, полноценных граждан Страны Советов, вовсе не ущербных в своем юном возрасте. Это непросто понять сегодня, когда главным признаком взрослой книги считаются обильные матюги.

Дети того времени были по настоящему взрослыми - в том смысле, что им приходилось решать самые серьезные общественные задачи, наравне со старшими поколениями, а, нередко - в их авангарде. Во многом это следует понимать буквально. Они были грамотнее своих, не знавших грамоты, родителей. Они активней вступали в новые общественные отношения, и потому были более взрослыми. В общественно-историческом смысле Павлик Морозов был куда взрослее умудренного кондовым жизненным опытом кулака-отца - один сколачивал свое хозяйство, другой строил новый мир. Может показаться поразительным, но именно так, только так реализовывалось по настоящему счастливое, полноценное детство. Здесь проявилось диалектическое чутье Ленина, заявившего коммунизм как молодость мира, поручившего его возведение молодым - самое серьезное дело в самую серьезную и ответственную пору развития человечества. Способом реализации этого тезиса стало явление тимуровского движения, засвидетельствовавшее общественную роль творчества Гайдара - писателя социализма.

Тимуровское движение вовлекло в себя миллионы, с легкостью перешагнуло все организационные и национальные рамки. Оно вовсе не было советским аналогом "Армии спасения", каким желают представить его нынешние эпигоны. За ним скрывалось много большее, нежели простая мораль, похвальное желание облегчить жизнь семьям советских военнослужащих и пожилым гражданам. Тимуровское движение было практическим шагом к обществу, которое, согласно известному мнению Ленина, должно было увидеть то поколение. Но чтобы увидеть, необходимо сделать. Самому, здесь и сейчас.

Оно могло называться по-другому. К примеру, по имени героев книги Макаренко, доказавших, что становление нового общества равняется становлению нового человека. Это было не важно. Тимуровское движение лишь оформило чувства и потребности, уже созревшие в среде социалистической молодежи, ее стихийное стремление в новое общество коммунизма, - через борьбу, через сознательный труд на всеобщее, общественное благо. Подобно стахановскому движению в среде промышленных и сельскохозяйственных рабочих, оно явилось формой становления новых общественных отношений. Становление нового человека было возможным лишь как результат общественной практики социализма, и советские дети были вовлечены в нее повсеместно, на каждый день. Не просто стать лучше - стать другими: вот сущность движения тимуровцев, опыт которого высоко важен для марксизма. Купившись на несерьезный, "детский" возраст его участников, в нем проглядели коммунизм. Это движение пережило свой расцвет и упадок в соответствии с этапами развития и регресса социализма, когда книги Гайдара уже были только книгами, не отражавшими общественную действительность, кипящие чувства миллионов маленьких строителей бесклассового будущего. В этой коллизии - суть личной посмертной трагедии писателя-революционера: отвратительного классового ренегатства его внука, ставшего сосредоточием народной ненависти в той же степени, в которой был наделен народной любовью его великий дед. Он не переродился - его переродило изменившееся по своему основанию общество перезревшего социализма.

Аркадий Гайдар - не детский, не взрослый, - социалистический писатель, снявший во многом искусственное противоречие между литературой отцов и детей. Не детский писатель - писатель для детей. Именно в этом разгадка его огромной популярности среди многих поколений советской молодежи, собравшей средства на музей-библиотеку - активный архив гайдаровской книги, у могилы писателя в Каневе. Гайдар говорил с ними серьезно, на равных. Он не поучал, но заставлял думать и действовать. Он искренне верил в юного человека, которому можно доверить самую большую и важную тайну, который может встать на борьбу после полного разгрома тех, кто брал на себя защиту его детства.

Революция будущих времен будет борьбой кибальчишей против плохишей, хотя они не обязательно будут называться этими именами. И пылящиеся тиражи книг Гайдара еще могут сыграть здесь свою роль. Они еще помогут кому-то открыть в себе маленького бойца за великое общечеловеческое дело.

Но лишь в том случае, если мы не отдадим его память торжествующим сегодня подонкам.

26.01.2004

* Антиклерикализм Тараса Шевченко раскрывает подробная статья профессора Евграфа Дулумана, "Рабочий Класс", №152
** Перевод с украинского.

источник