Башмачник, если испортит хоть кусочек
кожи, - плати из своего кармана, лекарь
испортит человека - и никто ему худого
слова не скажет. Выйдет какая-нибудь
промашка - не мы виноваты, а тот, кто помер.
Мольер. "Лекарь поневоле"
(дейст. 3, явл. 1).

- Верочка, еще кофе.

Крупный статный мужчина с властным выражением лица отключил связь с приемной и по-сибаритски развалился в глубоком кожаном кресле. Он сидел за большим столом, на котором высилась стопка уже подписанных документов, а чуть поодаль стояли похожие на нэцке статуэтки, изображавшие в увеличенном виде вшей, блох, клещей и других паразитов. Стены просторного кабинета украшали портреты Авиценны, Парацельса, Боткина и Чазова, а в углу на изящном столике покоился стеклянный сосуд с заспиртованным человеческим зародышем.

Вошла секретарша с кофе.

- Эдуард Борисович, вам письмо от звездолетчика Сорокина.

Мужчина вздрогнул и выпрямился в кресле.

- Да, давайте. Я ждал его.

Он нетерпеливо вскрыл пухлый конверт и погрузился в чтение. Вера, прихватив подписанные бумаги, тихо вышла из кабинета.

Президенту Российской
академии медицинских наук
Кублановскому Э.Б.

Уважаемый Эдуард Борисович!

Начальник Первой межзвездной экспедиции А.С. Волков поручил мне ответить на Ваше письмо № 111/28 от 10.05. 2385 г., содержащее запрос об интересном с медицинской точки зрения случае, который произошел во время нашего полета в систему звезды Проксима Кентавра. Жаль, что врач экспедиции Рыжкин А.В. не предоставил Вам должного отчета. Я постараюсь вспомнить все подробности этого происшествия, хотя и не думаю, что мой рассказ доставит Вам, медицинскому работнику, большое удовольствие.

Когда после сорокалетнего отсутствия я вернулся на Землю, то с горечью убедился в том, что здесь уже успели забыть о Первой межзвездной экспедиции. Поэтому вкратце напомню Вам о событиях, предшествовавших нашему путешествию.

Много столетий земляне "прослушивали" Вселенную, но первое послание от жителей другой планеты удалось получить лишь в 2342 году. Его не смогли расшифровать, однако структура волны однозначно свидетельствовала о том, что к нам пришел сигнал от разумных существ, а не случайный отблеск радиоизлучения звезд. Сообщение было направлено из области Проксимы Кентавра - ближайшей к нам звезды, расстояние до которой составляет "всего" 4,3 световых года.

Земляне ликовали. Наконец-то нашла подтверждение теория, гласившая, что мы не одиноки во Вселенной, что многие планеты населены разумными существами, готовыми поделиться с нами своими знаниями и опытом. За три года мы построили звездолет первого класса и дали ему имя "Мечта" - в надежде на то, что сбудется извечная мечта человечества о встрече и дружбе с братьями по разуму. Наш звездолет мог лететь с немыслимой прежде околосветовой скоростью и был, в общем-то, весьма удобным домом. Но за победу над пространством пришлось дорого заплатить: путь до Проксимы Кентавра и обратно занял у нас десять лет, а на Земле за это время прошло сорок. Увы, мы вернулись в совсем другой мир...

Но не буду о грустном. Экипаж звездолета состоял из восьми человек: командира корабля и начальника Первой межзвездной экспедиции Александра Степановича Волкова, бортинженера Дмитрия Соболева, астрофизика Евгения Радченко, астронавигаторов Натальи Воронцовой и Николая Кочнева, биолога Анны Вьюгиной, Вашего подопечного - врача Анатолия Васильевича Рыжкина и меня, ученого-лингвиста. Мне предстояло изучить язык инопланетян и тем самым обеспечить возможность контакта. Я мог рассчитывать на помощь универсальных переводных устройств и словаря, в котором значения русских слов объяснялись пиктограммами.

Мы стартовали 12 апреля 2345 года, а через два дня к Проксиме Кентавра отправился американский корабль "Звездный ковбой". Янки хотели обогнать нас и первыми достичь цели, но неожиданно обнаружились недоработки заокеанских конструкторов. Корпус корабля не выдержал чудовищных перегрузок, и возле Юпитера "Звездный ковбой" разлетелся на куски. Все американские астронавты погибли...

Не стану описывать наш долгий и даже немного скучный полет. Автоматика, избавившая экипаж от рутинной работы, уверенно вела звездолет, и людям оставалось лишь заниматься научными исследованиями. Но уже скоро вид бесконечного безжизненного пространства стал тяготить нас. Тогда мы впервые так ясно осознали, как скучна и холодна мертвая природа. Дома редко замечаешь это...

Прошли годы. И вот однажды Проксима Кентавра, при взгляде с Земли такая маленькая и невыразительная, стала стремительно разрастаться. Зачарованные, мы с восторгом первопроходцев смотрели на огненный океан, бушующий на поверхности звезды. Но даже чистейший свет, излучаемый Проксимой, не мог полностью разогнать окружавшую ее мрачную бездонную пучину тьмы. Оттого солнце иного мира казалось сверкающим драгоценным камнем, для контраста оправленным адской чернотой.

Начальник экспедиции Волков включил экстренное торможение, и постепенно "Мечта" сбросила скорость до минимума. Мы вошли в систему соседки нашего светила. Неожиданно астронавигатор Наталья Воронцова вскрикнула: на главном экране звездолета показался объект явно рукотворного характера. Его белая поверхность искрилась металлическим блеском, а форма напоминала космический или подводный дом, к которому раз за разом добавляли пристройки-модули.

- Это, скорее всего, не корабль, а база или станция, - решил командир и, мигая прожекторами "Мечты", попытался привлечь внимание незнакомцев.

Во время полета участники нашей экспедиции часто гадали о том, каким окажется внешний облик инопланетян. Порой мы представляли их мыслящими растениями, интеллектуальными пауками или маленькими зелеными человечками, и лишь Волков всегда отстаивал универсальность законов эволюции. И командир оказался прав: инопланетяне были очень похожи на нас. Те же пропорции тела, примерно такие же рост и вес. Светлая, слегка с оливковым отливом, кожа, мягкие, чуть волнистые волосы и большие, необыкновенно выразительные глаза. Почти пять земных суток я изучал их язык, и, наконец, переводные устройства заработали.

Инопланетяне не меньше нас обрадовались встрече, быть может, потому, что земляне оказались первой цивилизацией, вступившей с ними в контакт. Начальник станции Сенорг охотно знакомил нас с достижениями жителей планеты Баролл и сам, затаив дыхание, слушал рассказы о Земле. Постепенно стало ясно, что уровень развития наших цивилизаций примерно одинаков, и это счастливое совпадение помогло нам быстро найти общий язык. Вскоре Сенорг получил разрешение на полет "Мечты" к Бароллу и на небольшом космическом катере отправился сопровождать нас.

Вот тут-то и произошло заинтересовавшее Вас событие, которое, как надеемся мы, участники Первой межзвездной экспедиции (кроме Рыжкина А.В.), существенно повлияет на развитие земной медицины.

Я сменился с дежурства и решил отдохнуть. Койка в тот день показалась мне особенно мягкой и уютной; я улегся поудобнее и, стараясь ни о чем не думать, попытался заснуть. Неожиданно раздался грохот, звездолет качнуло, и меня выбросило с койки на пол. "Неужели авария?" - мелькнула страшная мысль. Я с трудом встал и, прихрамывая, вышел в коридор. Озабоченные космонавты бежали в зал управления звездолетом. Никто не знал, что случилось.

Сидевший в кресле перед огромным экраном Волков уже получил разъяснения главного бортового компьютера. Оказалось, что в звездолет попал небольшой метеорит. К счастью, прочнейшая, изготовленная из недавно изобретенного сплава внешняя обшивка корабля выдержала страшный удар.

- Успокойтесь! О сегодняшнем происшествии нам будет напоминать лишь небольшая вмятина возле грузового отсека, - устало улыбнулся командир, и мы облегченно вздохнули.

В углу экрана образовалось "окно". Встревоженный Сенорг пристально смотрел на землян.

- Мы видели, что в "Мечту" угодил метеорит. Вам нужна наша помощь?

- Ничего страшного, - отозвался Волков. - Все системы корабля работают нормально. Помощь не нужна. Спасибо за то, что беспокоитесь.

"Окно" исчезло.

- Никто не пострадал? - спросил Волков. Позже он признался, что считал свой вопрос риторическим, но все же решил соблюсти Правила звездоплавания. Увы, он ошибался.

Я до сих пор не могу понять, как мы сразу не заметили отсутствия Воронцовой. Вероятно, сказалось нервное потрясение, которое испытал наш экипаж. Мы ведь уже привыкли летать без происшествий, и авария стала для нас полной неожиданностью. Командир пытался связаться с пропавшим астронавигатором по радио, но девушка не отвечала...

Мы обнаружили Наталью в грузовом отсеке. Она лежала среди ящиков с инструментами и тихо стонала. Ее милое лицо исказила боль, а в глазах, прежде искрившихся озорным весельем, застыли ужас и беспомощность. Мгновенно пришедшая болезнь сковала тело Воронцовой. Девушка не смогла объяснить, как получила травму; она лишь беззвучно шевелила губами и с надеждой смотрела на Рыжкина.

Наш эскулап почувствовал себя хозяином положения. "Вот вам и доктор пригодился!" - обрадовался он и велел перенести Воронцову в отсек диагностики. Два робота бережно положили девушку на носилки, и все медленно направились к двери с большим красным крестом. Анатолий Васильевич показал роботам, куда следует положить пациентку, а нас попросил удалиться.

Минут через десять дверь отсека распахнулась, и на пороге показался Рыжкин. Мы бросились к нему.

- Плохо дело, - заявил доктор. - Переломы позвоночника и лучевой кости правой руки, оба со смещением. Но не отчаивайтесь. Я люблю травматологию.

Рыжкин снял очки и, протирая стекла кусочком бинта, добавил:

- Надо делать операцию. Мне придется быть не только хирургом, но и анестезиологом; ассистентом назначаю Вьюгину.

- Это сложная операция? - спросил Волков.

- Конечно! Я пустяками не занимаюсь! - обиделся Анатолий Васильевич. - Только... Только для того, чтобы операция прошла успешно, чтобы я полностью выложился, нужно уплатить. Ведь мы, врачи, мало получаем.

Первым пришел в себя командир корабля:

- Сколько же вы хотите?

- Ну, чтобы не мелочиться да не позориться... Скажем, от 800 до 1000 рублей.

Проблема заключалась в том, что на борту звездолета не было денег. Мы не собирались ни с кем торговать, да и радужные бумажки с Земли могли заинтересовать инопланетян лишь в качестве сувениров или музейных экспонатов.

- Анатолий Васильевич, - неожиданно раздался голос астрофизика Радченко; он звучал непривычно глухо и слегка дрожал, - у нас ведь нет ни рублей, ни евро, ни азиро...

- Очень плохо, - заметил доктор. Его полное лицо немного покраснело и покрылось капельками пота. - Как можно было отправиться в столь дальний вояж налегке, без денег? Думали, что не пригодятся? Ох, что мне с вами делать... Ладно. А золото у вас есть?

Никто из участников экспедиции не состоял в браке, потому и обручальных колец мы не носили. "Холостое" семейное положение было необходимым условием при наборе звездолетчиков, так как сорокалетняя командировка означала почти вечную разлуку с оставшимися на Земле любимыми. Не взяли мы в космос и другие ювелирные изделия, ибо дотошное начальство полагало, что кольца, серьги и цепи нередко становятся источником травматизма. Замечу, кстати, что наши девушки, Воронцова и Вьюгина, нашли выход из этого, трудного для них положения: они украшали себя цветами из сада "Мечты".

- Золота тоже нет, - ответил Волков. - А копаться в аппаратуре я не позволю.

- Хорошо, - молвил Рыжкин (хотя ничего хорошего не было). - Поступим так: трое письменно засвидетельствуют тот факт, что Воронцова должна мне 1000 рублей в ценах 2344 года.

За такие деньги можно было купить небольшой электромобиль. Во время оформления документа доктор довольно улыбался, ибо догадывался о том, что сумме, выраженной в постоянных ценах, инфляция не грозит. Он спрятал драгоценную бумажку в карман халата и стал готовиться к операции.

"Молодец Рыжкин!" - с восхищением подумал Эдуард Борисович. - "Даже в невообразимых глубинах космоса чтит учение великого Гиппократа, завещавшего нам: "Никогда и никого не лечите бесплатно!"

Пять часов корпел врач над Воронцовой, исполосовал ей руку и всю спину. По его словам, операция прошла успешно, и месяца через два лучевая кость должна была срастись; следовательно, Наталья смогла бы "работать" рукой, не случись повреждения спинного мозга. С помощью мудреных металлоконструкций доктор соединил позвонки, однако восстановить функцию одного из важнейших органов он был не в силах.

- Эта болезнь неизлечима, - уныло констатировал наш эскулап, повторяя излюбленную фразу врачей всех времен и народов. И если раньше мы всё же верили в благоприятный исход рыжкинского лечения, то после этих слов совсем приуныли. Было невыносимо жаль нашу озорную, красивую, полную жизни Наташку. Не уберегли...

На связь снова вышел Сенорг.

- Увы, дорогой друг, у нас не всё так благополучно, - мрачно докладывал Волков. - Во время аварии пострадала наш астронавигатор.

- Вы оказали ей медицинскую помощь?

- Оказали, но... - и командир в отчаянии махнул рукой.

- Мы с врачом сейчас будем, - заверил баролланин.

После "резной" работы Рыжкин отдыхал в своей каюте, и Волков попросил меня сообщить доктору о готовящемся консилиуме. Анатолий Васильевич был искренне удивлен.

- Что может понимать инопланетянин в строении человеческого организма? - иронично заметил он. - Я бы еще согласился с необходимостью осмотра больной врачом какой-нибудь чрезвычайно высокоразвитой цивилизации. Но ведь бароллане ничем не лучше нас - тот же уровень развития. Поверьте мне, Алексей - всё, что можно было сделать, я сделал. Разве вы не знаете, насколько высок мой авторитет как врача? Или не слышали о "Каплях Рыжкина", помогающих при появлении бородавок? Это великое изобретение!

Я не стал спорить с доктором и вышел. Все ждали прибытия бароллан. Наконец, их катер состыковался с "Мечтой", и мы открыли шлюзовую камеру.

Врач, облаченный в темно-синий комбинезон, был моложе Сенорга, выше и худощавей. Тот же оливковый оттенок кожи, русые волосы, только карие, а не зеленые, как у начальника станции, глаза. Их взгляд был мягок и внимателен. Увидев нас, баролланский доктор немного смутился.

- Это наш врач Гедорф, - представил его Сенорг.

Рыжкин, ожидавший встретить своего двойника, испытал разочарование. Он с недоверием осмотрел коллегу и шепнул мне:

- Доктор, а без халата или зеленого костюма.

- Что у вас случилось? - спросил Гедорф.

Анатолий Васильевич стал объяснять, обильно украшая свою речь всевозможными латинскими словами. Впрочем, у меня сразу возникло подозрение, что эти лексемы не имели отношения к языку древних римлян, хоть и оканчивались на "ус" и "ум". Но если наш врач хотел озадачить коллегу, то он добился своего: лицо баролланина выражало недоумение.

- Анатолий Васильевич, говорите только по-русски! - не выдержал я. - Переводные устройства не рассчитаны на латынь.

Рыжкин, желавший побыстрее избавиться от конкурента, недобро посмотрел на меня и нехотя повторил диагноз. Но и по-русски он звучал так туманно, что я невольно подивился умению нашего доктора запутывать очевидные вещи.

- Могу я осмотреть больную? - спросил Гедорф.

- Думаю, что в этом нет необходимости, - ответил Анатолий Васильевич. - Операция прошла успешно, и пациенка сейчас отдыхает.

- Успешно?! - взорвался Волков. - Но ведь вы сами говорили, что Воронцова больше никогда не сможет двигаться!

- Ничего не поделаешь, - молвил Рыжкин. - Медицина пока не научилась лечить повреждения спинного мозга. Но без операции последствия травмы были бы куда более серьезными. И не забывайте о том, что я вылечил Воронцовой руку.

- Которой она никогда не сможет работать! - закричал капитан "Мечты".

- Вы слишком категоричны. На Земле больная будет дружить с ортопедом, и, возможно, это даст хорошие результаты. Так что сейчас еще рано беспокоиться.

- Но как же нам не беспокоиться? - возразил доктору Радченко. - Наташа в одночасье стала инвалидом. Кто бы мог такое подумать!

- На Земле оформит группу. Это стоит недорого.

- Стоит для кого? - предчувствуя недоброе, спросил Волков.

- Как это для кого?! - опешил Рыжкин. Он поразился невежеству командира, который не знал всех тонкостей благородного искусства врачевания. - Для Воронцовой, конечно.

- Извините, - вмешался Гедорф, - если я правильно понял, проблема заключается в переломе позвоночника. Я берусь вылечить вашего астронавигатора за несколько часов.

Мы онемели от удивления, а Анатолий Васильевич рассмеялся и презрительно бросил:

- Шарлатанство!

"Действительно шарлатанство", - подумал Кублановский.

Сенорг внимательно следил за разгоревшейся дискуссией, но ничего не мог понять. Он попросил меня проверить исправность переводных устройств. Однако они оказались в полном порядке, следовательно, Гедорф действительно утверждал, что скорое выздоровление Воронцовой возможно, а мы, земляне, считали это фантастикой. Тогда Сенорг подтвердил, что на Баролле медики добились значительных успехов, и, если не произойдет ничего непредвиденного, мы сегодня же увидим свою Воронцову здоровой, бодрой и веселой.

Вдруг у Рыжкина на устах зазмеилась лукавая и горделивая усмешка, характерная для людей, сумевших вовремя разгадать замышлявшееся против них мошенничество. Доктор отвел Волкова в сторону и заговорщически зашептал:

- Каковы хитрецы, а?! Под благовидным предлогом хотят умыкнуть у нас тело для анатомических исследований!

- Зачем им это? Разве вы не предоставили баролланам медицинский атлас?

- Предоставил. Но там картинки, - Рыжкин снисходительно улыбнулся, - а они желают сами посмотреть. Я их, конечно, понимаю, но зачем пытаться обмануть меня, профессионала?! Как же, он ее вылечит!

Волков не знал, кому и верить. Анатолий Васильевич заметил сомнения командира и выразился еще откровеннее:

- Они ее берут для опытов. Будут резать.

- Резать? - отпрянул капитан "Мечты". - Что они, звери?!

- А при чем тут звери? - удивился Рыжкин. - Здесь служение медицине, да и самому Гедорфу, естественно, интересно. Вот я разве зверь? А знаете ли вы, Александр Степанович, скольких мне довелось резать: и живых, и, так сказать, не совсем? Эх, незабываемые студенческие годы... Я был лучшим и самым активным практикантом в нашей анатомичке!

- Где, где? - не понял Волков.

- В анатомическом театре, ну, это вроде морга для любознательных, - умилился доктор.

Командир брезгливо поморщился и вернулся к инопланетянам. А Рыжкин, почувствовав недоверие к своим словам, вспылил и скрылся в саду звездолета.

- Вы действительно сможете вылечить Наташу? - спросил я у Гедорфа после осмотра.

- А что здесь удивительного?

- Но наш доктор не может, хотя он один из лучших врачей Земли.

Гедорф недоуменно пожал плечами.

- Ничего не пойму... Ладно, позже разберемся. Сейчас главное - помочь, - и он старательно произнес по слогам: - На-таль-е Во-рон-цо-вой!

В космическом катере не было нужного медицинского оборудования, поэтому нам предстояло вернуться на станцию. Она все еще находилась ближе, чем Баролл. Да и прилететь на планету, к цели нашей экспедиции, мы хотели в полном составе, вместе с выздоровевшей Наташей. Она не меньше нас мечтала о далеких мирах, не испугалась долгой разлуки с Землей, была незаменима в работе. Девушка заслужила уважение экипажа, и, быть может, не только уважение, но и более нежные чувства... Мы не могли ответить ей неблагодарностью.

Воронцову бережно перенесли в катер. Волков решил сопровождать ее и на время своего отсутствия назначил командиром Дмитрия Соболева. Бароллане быстро набрали скорость. Вслед за ними направилась "Мечта".

До станции мы летели четыре часа. Без Воронцовой и Волкова звездолет опустел, и, помню, Радченко сравнил его с покинутым гнездом. Да, нелегко было стать свидетелями того, как хрупка человеческая жизнь, как уязвима "Мечта", песчинка с Земли, в жестоком и хаотичном космосе. Но Гедорф, который так уверенно обещал исцелить Наталью, вселил надежду в наши сердца. Надежду на то, что разум одолеет слепую разрушительную силу природы, и мы навсегда забудем о проклятом метеорите. Лишь Рыжкин делал мрачные прогнозы и удивленно ворчал:

- Что это за врач? Он даже не взял у меня направление!

Наконец, на экранах появились уже знакомые нам серебристые конструкции станции. Ограждавшие вход в нее гигантские плиты раздвинулись, и катер медленно заплыл внутрь. С тех пор Волков держал нас в курсе событий, пока не сообщил, что лечение успешно завершилось.

Двери шлюзовой камеры отворились, и на борт "Мечты" взошла Наташа. Несмотря на вполне объяснимую слабость, она передвигалась уверенно. Наше ликование Воронцова встретила виноватой улыбкой: переживала, что доставила экипажу так много хлопот. Кстати, мне показалось, что она еще не верила в свое исцеление и потому украдкой щупала руку и спину. Вслед за ней на звездолет поднялись Гедорф, Волков и Сенорг.

Рыжкин изумленно протирал глаза и проверял свой пульс. Баролланский врач протянул ему два небольших прозрачных пакетика (с извлеченными металлоконструкциями и с забытым внутри больной скальпелем); Анатолий Васильевич машинально схватил их и продолжал с недоумевающим видом вертеться вокруг Натальи. Вдруг его "осенило":

- Это робот! Они ее подменили!

Мы смущенно потупились, а Воронцова покрутила пальцем у виска. Рыжкин как-то странно фыркнул и убежал.

Часть вторая

Т о м а Д и а ф у а р у с (кла-
няется Аргану). Позвольте мне
также, с разрешения вашего ба-
тюшки, доставить вам развлечение
и пригласить вас, сударыня, на
вскрытие женского трупа, которое
состоится на днях, - я буду там давать
объяснения.
Т у а н е т а. Нечего сказать, приятное
развлечение! Обыкновенно люди
водят своих возлюбленных в театр, но
показать вскрытие трупа - это, конечно,
гораздо более светское удовольствие.
Мольер. "Мнимый больной"
(дейст. 2, явл. 6).

Эдуард Борисович пребывал в скверном настроении. На фоне достижений бароллан медицина Земли казалась смешной и примитивной, и Кублановский стал всерьез опасаться за свое кресло. Бедняга! Он не знал, что прочитанное им до сих пор - лишь цветочки. Ягодки были впереди...

Мы решили отметить выздоровление Воронцовой, и Волков распорядился накрыть стол. Удовлетворяя наше любопытство, Гедорф долго говорил об использовании в баролланской медицине магнитных полей, благоприятных излучений, заживляющих растворов и биоэнергокоррекции. Мощным силовым полем он соединил смещенные в результате травмы позвонки и кость Воронцовой, и специальное излучение, в тысячи раз ускоряющее деление клеток надкостницы, надежно "спаяло" их. По словам инопланетного доктора, сложнее обстояло дело со спинным мозгом, но вскоре и его функции были восстановлены.

Эдуард Борисович! С подробным описанием этих передовых технологий Вы сможете ознакомиться в Центре космических исследований, куда мы передали весь архив Первой межзвездной экспедиции.

"Но материалы медицинского характера вы должны были предоставить нам", - мысленно возразил Кублановский. Теперь замять эту историю становилось труднее.

- Уважаемый Гедорф, - Волков взял фужер и поднялся со своего места. - То, что вы сейчас рассказали, удивительно. Я восхищен успехами баролланской медицины, но сейчас хочу выпить именно за ваше мастерство. Вы спасли Наташу. Спасибо!

Шампанское приятно пощипывало язык. Инопланетяне похвалили напиток.

- Но почему так отстала наша медицина? - выразила общее недоумение Воронцова.

- Скажите, - спросил Гедорф, - у вас на Земле все врачи занимаются практикой?

- Конечно! - удивилась биолог Анна Вьюгина. - А разве может быть иначе?

- Тогда все ясно, - вздохнул доктор и с сочувствием посмотрел на нас. - Увы, и на Баролле такое было... Мы уже летали в космос, но не могли вылечить насморк. Один только список смертельных недугов занимал увесистый том. Люди страдали, становились инвалидами, умирали, а медицина в бессилии разводила руками. Врач был просто чиновником, дающим освобождение от работы. И если пациент не выздоравливал сам, его ждала незавидная судьба... Но после реформы, проведенной великим Имчазором, ситуация стала меняться к лучшему.

- И что же он сделал? - спросил Волков.

- Имчазор привлек в медицину новых специалистов. Давно известно, что есть люди, которые талантливы лишь в какой-то одной сфере, но гораздо больше тех, кто может достичь определенных успехов в различных областях. Конечно, эти универсалы изберут наиболее престижную (по многим параметрам) профессию, и наука, которой они посвятят жизнь, обязательно будет процветать.

Развитию древнебаролланской медицины кое-что мешало, и Имчазор устранил это препятствие. А в ответ на улучшение условий труда талантливая молодежь пошла в мединституты.

- Я всё поняла! - воскликнула Вьюгина. - Вашим врачам мало платили, и реформатор повысил им зарплату.

Бароллане рассмеялись.

- Нет, беда была в другом, - возразил Гедорф. - Но об этом я не хочу говорить за столом.

Последние слова доктора заинтриговали нас пуще прежнего, и Волков проявил настойчивость.

- Хорошо, - сдался спаситель Воронцовой. - Я объясню. Только сначала угадайте, какое правило, какой принцип медицины древнебаролланские врачи считали главным?

- Тут и гадать нечего, - ответила Вьюгина. - "Не навреди!"

- Почему вы так думаете? - поинтересовался Гедорф.

- Потому, что этот принцип уже три тысячи лет определяет работу врачей Земли.

- Глупость какая-то! - вступил в разговор начальник станции Сенорг. - Не навредить легко. Ничего не делай - и не навредишь! А ты помоги человеку, вылечи его!

"Какая же сволочь этот Сенорг!" - в бешенстве подумал Кублановский.

- Есть еще мнения? - спросил баролланский доктор.

- "Не лечи бесплатно!" - предположила Воронцова.

- Конечно, сребролюбие древних врачей вошло в пословицы и поговорки, - отчасти согласился Гедорф. - Но ведь брали взятки не только лекари. Я имел в виду другое.

- "Врач не должен быть брезгливым!" - догадался Волков, вовремя вспомнивший о рыжкинской "анатомичке".

- Точно! - обрадовался Гедорф (так ликует учитель, услышавший верный ответ своего ученика). - Работникам примитивной медицины по роду службы приходилось иметь дело с весьма неприятными вещами. Тогда еще не было ни сверхточных манипуляторов, ни бесконтактных операций; даже анализы брали и исследовали вручную. Чтобы получить необходимый "опыт", абсолютно все студенты-медики проходили сквозь сито анатомических театров, и многие умные, талантливые юноши и девушки, не выдержав испытания, "отсеивались". А ведь сколько пользы они бы могли принести науке! Да, в своей "небрезгливости" древнебаролланские врачи зашли очень далеко!

- Если бы только древнебаролланские... - уныло вздохнул Волков.

- Мне кажется, что вы уделяете этому вопросу слишком большое внимание, - возразила Гедорфу биолог Вьюгина. - Если работать в перчатках, то всё нормально.

- Аня, при чем здесь перчатки? - поморщилась Наталья Воронцова. - Мне, например, становится дурно уже при одном виде крови.

- Это легко объяснить с позиции физиологии, - заметил доктор. - Так природа предупреждает нас на уровне подсознания об угрозе обескровливания организма. Когда мы видим кровь, обычно скрытую от наших взоров в венах и артериях, то неизбежно испытываем неприятные ощущения, которые являются своеобразным сигналом тревоги. Ведь если льется кровь, значит, кому-то грозит беда.

Да, природа не зря одарила человека таким могучим инстинктом, как брезгливость. Она не блажь, а средство защиты организма от инфекций, потери крови и многих других опасностей. И подавление этого инстинкта наносит психике большой вред.

Таким образом, развитию баролланской медицины мешало досадное противоречие. С одной стороны, лекарь был обязан ничего "не бояться", а с другой - небрезгливый человек в силу особенностей своей психики пороха не выдумает и звезд с неба не достанет. Великий Имчазор, задумавшись над причинами отставания медицины от других наук, первым обратил внимание на этот парадокс. И тогда он создал так называемые "аналитические группы", сотрудники которых и в период обучения, и во время работы были ограждены от пугающей почти всех врачебной "экзотики". Перед этими аналитиками была поставлена грандиозная задача: внедрить в медицину новейшие достижения физики и химии, создать настоящие лекарства и разработать методику бесконтактных операций.

Конечно, общество не могло сразу отказаться от услуг врачей-консерваторов, и почти век (а наш год примерно равен земному) они были глазами и руками "кабинетных" ученых. Но это не значит, что древнебаролланские лекари с безразличием взирали на происходящие перемены; напротив, они сразу учуяли грозящую им опасность. Ведь если прежде медики, пользуясь неведением общества, выгораживали совершивших врачебные ошибки коллег, то теперь схоронить улики становилось все труднее. Об обычной для лекарей корпоративной солидарности не могло быть и речи: старым и новым врачевателям так и не удалось "договориться", ибо слишком по-разному работали их головы. Приверженцы пресловутых медицинских "правил" оказали Имчазору ожесточенное сопротивление, но реформатора активно поддержало общество, уставшее от некомпетентности, алчности и самомнения врачей.

Работники аналитических групп, которых древние лекари презрительно называли чистюлями и белоручками, смогли оправдать доверие пациентов, и баролланская медицина из бедной падчерицы превратилась в королеву наук. Она больше не нуждалась в услугах небрезгливых врачей, а медсестер и санитарок заменили вежливые и чистоплотные роботы.

- Но как без занятий в "анатомичке" студенты сумеют изучить внутреннее строение организма? - не унималась Вьюгина.

- Анатомия человека известна с древнейших времен и с тех пор вроде бы не менялась, - улыбнулся Гедорф. - Для ее изучения вполне достаточно атласов и макетов. Метод бесконтактных операций не требует многочасовой возни внутри пациента, и безо всяких разрезов я вижу на экране все, что происходит в пораженной области организма. Кстати, если бы Рыжкин не установил свои примитивные железки, манипулятору не пришлось бы разрезать кожу моей сегодняшней пациентки. Спасибо еще замечательному заживляющему раствору.

- Так что же, вы закрыли все свои "анатомички"? - изумилась биолог.

- Конечно! Сколько же можно кощунствовать над умершими и заодно отпугивать от медицины способных людей?! - помрачнел Гедорф. - Я бы еще мог понять старинных лекарей, относись они к "урокам анатомии" просто как к печальной и неприятной необходимости. Но в наших исторических книгах говорится, что древнебаролланские медики... любили занятия в морге и неистово наслаждались разрезанием таких предметов, от которых лучше держаться подальше!

Он встал и, пошатываясь от внезапно свалившихся известий, направился к потайному медицинскому шкафчику. К помощи этого нехитрого предмета академик всегда прибегал в затруднительных ситуациях, и шкафчик неизменно выручал его. По старой врачебной привычке Кублановский не стал разбавлять спирт водой и влил в организм чистое "лекарство". Внутри всё запылало, и Эдуард Борисович так скривился, что его лицо стало походить на мордочку стоявшего неподалеку зародыша. Но вскоре президенту медакадемии полегчало, и он, вернувшись к столу и с опаской взглянув на письмо, продолжил чтение.

- Вы слишком строги к своим древним врачам, - сказала Вьюгина. - Исследователь всегда любит то, что несет ему свет знаний. Не скрою: древнебаролланские лекари, о чьих пристрастиях вы так подробно рассказали, чем-то похожи на наших современных медиков. Но среди земных врачей есть и много уникальных специалистов. Пусть вы сильнее нас в травматологии, но зато мы умеем лечить, правда, только на ранних стадиях, рак, туберкулез и некоторые другие недуги.

Я заметил, как Гедорф пытается дипломатично скрыть улыбку.

- Аня, ну что ты такое говоришь? - покачала головой Наталья Воронцова. - Будь наша физика на уровне нашей медицины, мы бы до сих пор на лошадях ездили! И не кажется ли тебе странным то обстоятельство, что почти всех серийных убийц, террористов и прочих маньяков врачи неизменно признают психически здоровыми?

Вьюгина благоразумно промолчала, и на этом разговор о медицине завершился. Через два дня мы прибыли на красивую, ухоженную планету, и бароллане восторженно встретили нас. Их цивилизация оказалась моложе земной, следовательно, она развивалась быстрее. Я уверен, что такой стремительный прогресс был во многом обусловлен успехами их врачей, которые практически полностью ликвидировали психические заболевания.

Поскольку Сенорг и Гедорф сор из избы не выносили, медицинская общественность Баролла не имела представления об уровне развития земных лекарей. Потому вышел конфуз: инопланетяне организовали научно-практическую конференцию "Врачи Земли и Баролла: союз без границ" и пригласили на нее Рыжкина. Анатолий Васильевич прочитал доклад и даже подарил инопланетянам свои капли от бородавок. После этого группа баролланских медиков обратилась к Волкову с предложением подлечить нашего врача.

Капитан "Мечты" уже ничему не удивлялся. Он прекратил копаться в каком-то приборе и невозмутимо спросил:

- Подлечить голову?

Бароллане молча кивнули, и Волков задумался. Ему было нелегко принять решение. Конечно, предложение инопланетян казалось заманчивым: ведь еще почти пять лет экипажу предстояло общаться с Рыжкиным, и вмешательство настоящих врачей помогло бы нам сохранить немало нервных клеток. При таком недуге согласие пациента на лечение не требовалось, поэтому судьба Анатолия Васильевича сейчас всецело зависела от воли Волкова.

- Спасибо за заботу, - ответил наш командир, - но если вы излечите Рыжкина, то он не сможет на Земле работать врачом. Да, да, не удивляйтесь, это так. А другой профессии, насколько я знаю, у него нет.

За три месяца мы посетили многие уголки Баролла, и всюду нашими спутниками были Сенорг и Гедорф (власти планеты справедливо рассудили, что лучших проводников нам не найти). Первой межзвездной экспедиции удалось собрать немало уникальных материалов, и, думаю, они не на один десяток лет обеспечат работой ученых Земли.

Наконец, настал последний день нашего пребывания на этой чудесной планете. Как грустно было расставаться с доброжелательными и гостеприимными баролланами! Мы стояли на пустынном космодроме рядом с готовой к взлету "Мечтой", и на глаза наворачивались слезы. На прощанье Воронцова поцеловала Гедорфа в щеку, и скромный доктор густо покраснел...

И вот мы дома, но последствия той аварии до сих пор преследуют бедную Наталью. Рыжкин грозит ей распиской и за неуплату долга собирается подать в суд.

Эдуард Борисович! Я искренне надеюсь на Ваше содействие в справедливом решении данного вопроса.

Алексей Сорокин,
участник Первой межзвездной зкспедиции.