ДАВИД и ГОЛИАФ

1.

Только успела маменька немножко мацы откушать, как её и приспичило. А через часок и пацан горластый на свет объявился. Вытерли ему сопатку и Голей назвали.
А случилось всё это в Хезире, что возле Бархуфа.
Родился сопливец в богатой семье: кроме него - ещё по скамейкам семеро! Жили они не тужили, всё больше мамалыгу с черемшой ели, да бузину с дурандой, бо батя ихний давно сухоткой страдал, а матерь для работы и вовсе не годилась...

Голя, как подрос трохи, так овец пасти подался. Вдарит, бывало, соплюшки о дорогу, и ведёт блеющую команду на пастбище. Солнце на огородах встаёт, и всем им от этого весело...
Вот, как-то раз, гнал пастушок своих "бе" и "ме" на луг по майдану, и встрялся им на пути конный мытарь-начальник.
- Не так шибко, дядя, ягнят подавишь! - крикнул в него паренёк.
- Да как, ты, выщерб-межумок, смеешь тут звуки рождать? - разинул хайло начальник, и плёткой его озадачил.
А выщерб, не долго думкая, поднял с дороги камешек и в начальство пульнул. Прямо в лоб угодил. Хлоп, брымсь, и нет государственного человека. Лоб то видать ему "ахиллесовой пяткой" служил.

2.

Как увидел шкет, что мужик с лошади сверзился, очумел весь от страха, и в кедры лататы задал. Три дня, соколик, по буеракам гащивал-полозил, житняком молодым питался, дичал помаленьку. Наконец, на четвёртый, в поляну упёрся.
Стоит на полянке хатка по окна в крапивь ушедшая, а в ней дед в бабушах спит.
Зашёл Голиаф в залу, прокашлялся, дедка разбудил. Очухался старый, открыл свои вежды, разгладил до пят чёрну бороду, и на мальчишку уставился.
- Доброе утро, дедушка! - пацан ему кланяется.
- Доброе, сынку! - дед ему вторит. - Как попал ты сюда, дурень-выросток? Здесь ведь такая кедрь-непролазь, што токи звери и шастают...

Рассказал ему всё болезный. Всё, что с ним приключилось - примаялось. Поведал, и тут же разнюнился...
Очень понравилось дедушке про убийство начальника: такой ещё юный хлопчик, а уже мытаря усахарил! А ещё, что леса дремучего не забоялся.
И вот говорит старичок парнишечке:
- Я, Плихан - атаман! Пойдёшь ко мне в науку разбойную?
- Пойду, учитель. Пойду, спаситель! - опять ему Голя кланяется.
А с Плиханом тем, ещё сорок разбойников бегало, и стоял он у них за кумпола!
А в самых отчаянных: Пятак с Чугуном, да Рык с Бухарой, а с ними Камень с Зиной и Ржин ходили.

3.

И остался Голя в лесу, у разбойников. Стал вместе с ними купцов-толстунов жмокать и помещиков чебурахать. А через три годины разумность Голькину видя; что стреляет он метко и бегает быстро, пригласил его старый Плихан к себе в хату.
Давно пахан-кумпол к парнишке принюхивался, бо начал его злой кумор бить, и стал он ледащим. Давно атаман уж от дел отканал; булат и каменья за печь схоронил, и теперь лишь команды давал, да носом посмаркивал. Да ботву расчёсывая, к шатии своей присматривался, - замену себе искал.
"Будет из огольца атаман!" - наконец-то решился болезный...

И как только лысак на небо взобрался, Голя уже в хате сопатится, обувкой паркет шлифует.
- А ну, айда, со мной, орёлик! - Плихан ему гуторит. - В погреб, айда.
Думает парнишка, что дед его мантулить зовёт. А деда дальше вайдонит:
- Скидавай, малой, прикид, и чуни тоже. Я тебя щас атаманом сделаю. Натру тебя медициной клёвой, и станешь ты, как Ахилла, непобедимым!
Взял старикашка масла, на кровь похожего, и натёр парнишку от костылей до шарабана. Лишь под левым плечом с пятак белого тела оставил:
- Вечно никто не живёт, и табе надоть место для ранки оставить, чрез которую дух твой сканает...
И начал Голиаф силой, что твой ручей в ливень наполняться. Грудь как у быка сделалась, а грабли с костылями, что пни-колоды дубовые стали!

4.

Выползли атаманы из погреба на поляну, и кликнул Плихан всю ватагу разбойную:
- Слушай сюда, орлы-коршуны! Голику уже восемнадцать исполнилось, и выписал я ему пачпорт на атаманство. Будете таперь с ним бегать, а я скоро коней брошу.
Не ссорьтесь, живите дружно, и бедных с богатыми подравнивайте. Поклянитесь ему на верность!
Подал дед Голе топор золотой и винную братину. Отхлебнула бригада из братины и с топором почеломкалась - на верность, значит, поклялась. И Голиаф пацанов заверил, что станет теперь у них звездохватом, что будет за них, теперь, думать и на добрые дела вдохновлять!
И почувствовали вскоре все окрестные баринья-помещики Голину силу. Шарашил он их в пределах, и прямой, и недосягаемой видимости. Кургузил люто, нещадно. Отбирал у них гульдены, и обещал, в недалёком будущем, всё в люмпен раздать.

5.

И не знали богатенькие, как им до Голиафа добраться, как его в торбу бросить.
И вот пошли они раз за помощью к фарисею Предальского монастыря Двоеслову Иудину. Пообещал отец Двоеслов им помочь, и слух о своей невозможности в мир выпустил...
Вот услышал Голян-атаман, что сидит во Предальском затёсе некто Двоеслов-фарисей, и прощает он всем грехи их тяжёлые за, когда-то обманутых и убиённых, и расслабляет он души разбойные до слёз светлых, обильных. И подался к нему атаман на исповедь.
- Откель будешь, сын мой, соколик?
- Из Хезира Бархуфского, батюшка.
- А родня у тебя, сынку, имеется?
- Батька, мамка и братья с сёстрами.
- Да, велика у тебя, парень, родина.
- А в лесу ещё более!..
Выведал всё что хотел, хитрый Двуслов Иудин, и турнул все грехи Голиафовы:
- Вали себе с Богом, сын мой!
Приканал атаман на поляну, к братве, и к новым подвигам готовиться начал.

Но, чу. Беда. Взяли баринья-помещики всю Голину "родину", в пленники-заложники. Пришли с войском и тамбурмажором в Хезирь, что возле Бархуфа, повязали батю с матей и братанов с сеструхами, и посадили всех на кичу, в свою цитадельную крепость, в Вунний-Саллай.
Посадили, и голубя-почтаря с письмом-угрозой, в лес, к Голику, сунули: мол, не приканаешь с повинной, всю твою родину залобачим!
Что же тут делать-мастачить нашему атаману?..
Как не отговаривали его Камень с Чугуном и Пятак с Зиной, но пошёл он всё же в Вунний. На попятный, типа, подался.

6.

Как увидали Голиафа богатенькие, бросили сразу свой гоголь - моголь трескать, от страха затрусились. А труса унявши, в кандей его упекли: хай, мол, тама в жмура без еды превращается! Но, "родину", Голиафову, всё ж расстреляли, повесили.
Узнал атаман об этом, на цугундере сидючи, о страшной судьбе своей "родины", о гнилости Двоеслова Иудина, и поклялся своими родителями, и братьями с сёстрами, что вырвется он из торбы - цугундера, и оторвёт иерею Предальскому его бороду. Из плечей, с головой, её выдернет!

7.

И вышел он из темницы. Подкупили Пятак с Чугуном охрану тюремную: две бочки золота за него отстегнули!
А баринья - помещики, с попом ихним, опять пируют, опять гоголь - моголь под винцо убирают. Двоеслов во главе стола сидит и все ему пандемию оказывают. Думают, господа, что Голе опаньки приходят, а Голя им страшную кару готовит.
Срубили братки его дуб трёхсотлетний, и пушку из него замантулили. Обили её обручами железными, чтобы разрыву при пальбе не было, и прицелом снабдили.
Засыпали в жупел двадцать вёдер стреляльного пороха, из Китая, и заткнули всё это огромным булыжником...

Решили, в начале, свою дубопушку на Предальском монастыре спробовать.
Как пальнул из неё Голиаф - солнце спряталось. Улетел каменище в облако, а оттуда прямо по вые монастырской шлёпнул. Просел затёс и, век воли не видать, вместе с Двоесловом под землю ушёл.
- Ништяк! - зело Голя обрадовался. - Вунний-Саллай теперь следущий.
Взвалили они ту мортиру на плечики, и на Лысой горе, что над вунниной мощью топорщилась, с плеванием, в крепость нацелили. Пихнули в хайло её порох стрелятельный, мешков эдак сорок, камней пудовых на сотенку, а сверху гвоздиков ржавых, да подковок добавили.
Как жахнул Голиаф по крепости - одна дресва влёжку осталася!

8.

Очумели в конец богатеи, обрыднулись, великие деньги за Голю назначили.
А Голик в то время к одной замужней чудачке похаживал. Знал её старый муж Давид о страсти этой, знал, да помалкивал, атамана побаивался. Ходил целый день у плетня и думки вынашивал: как от Голиафа избавиться, да и денег великих слупить.
И вот, как-то раз, за обедом, говорит он женщине:
- Сара, золотко, теперь дружку твоему, амбалу комолому, тяжко придётся. Охоту на него объявили, большую фанеру сулят. Убьют его скоро.
- А его никакая пуля не берёт. Вот!
- А что же его берёт?
- А я почём знаю.
- Так-то он тебя любит - милует, если всё о себе не сказал...
И засело это в бабе - дуре так крепко, что решила она дознаться, от чего Голя хвоста кинуть может.

И вот, когда пришёл он к ней и отбросился, мяукнула она атаману:
- Такого, как ты, быка, на всём свете нет! Откуда в тебе столько силы великой, и почему тебе смерть не страшна? Рожу я тебе скоро сыночка, и хотелось бы мне, чтоб он, такой же, как ты, богатырь сподобился!
Растаял Голян, как масло в духовке, шнобелем хлюпнул, и открыл ей секрет свой страшный. Как натёр его, когда-то старый бабай - атаман медициной клёвой, на кровь похожей, и как не страшны ему стали все пули вражьи, и силён он с тех пор, как мамонт.
А молодуха-то не раз Голика без прикида видела, и знала, что под левым плечиком у него метка имеется.
- А под левым плечом твоя шкура не красная... Почему? - снова баба его работает.
- Это место для раны, там у меня, для души окошечко...

На день другой, за обедом, похвалилася дурочка мужу, что ужо знает теперь, где Голянова смерть запрятана.
- Где? В чём?
- А под левым плечом!
Ничего не сказал старый Давид, только снова к плетню, а затем в курятник подался. Завалил он там жирного каплуна и ужин варганить принялся: петуха с редькой и... дурман -травой в придачу...

Зашёл утром на сеновал старикашка, а любовники спят как убитые. Поднял он крыло левое атаманово и, ширнул фенькой туда, где белело. Взревел богатырь страшным голосом, выскочил голым на улицу, да и ринулся со всей мочи, куда бебики зрили. Знал Голиаф, что кранты ему скоро, да не хотел, чтобы жмур его опознали.
Смантулил он себе хрон в виде ямы, взял плитку гранита на голову, залез в ту могилу, и, сверху прикрылся. Вскоре там и скапустился.
А где та могила, никто до сих пор и не знает...



Бабуши - мягкие тапочки.
Братина - большая чаша для вина.
Выщерб - урод.
Дуранда - жмых.
Житняк - пырей.
Лататы задать - убежать.
Ледащий - хилый.
Мамалыга - каша.
Обрыднуть - осатанеть.
Пандемия - глубокое уважение.
Тамбурмажор - капельмейстер на марше.
Чебурахнуть - ударить с шумом.
Черемша - дикий лук.
Чуни - лапти.
Бабай - дед.
Ботва - волосы.
В торбу бросить - в тюрьму упечь.
Гапон - мент.
Кумор бьёт - болеет.
Жмокнуть - ограбить.
Залобачить - убить.
Звездохват - знающий, сильный человек.
Кича, кандей, цугундер - карцер.
Кумпол, шарабан - голова.
Лысак - месяц.
Мантулить - работать.
Чудачка - красивая женщина.