"Есть ли бог ?"
(Философский анализ проблемы)
А.Хоцей

Скептицизм и агностицизм

Течение, отрицающее существование истины, называется "скептицизм". Именно скептики взяли основным тезисом своего учения провозглашение "истины нет". Что было, конечно, далеко не случайно. К своему тезису - как это ни странно на первый взгляд - скептики пришли доказательно, то есть логически развивая некие положительные утверждения. В известных апориях Зенона доказывалось, что пространство одновременно и прерывно, и непрерывно, то есть что оно, следовательно, не может быть ни тем, ни другим. Пространство, понимаемое как прерывное, приводило к абсурду. Как непрерывное - тоже. Тем самым оно должно было соединять в себе противоречивые свойства. И этот вывод выглядел логически непогрешимым. Тут вроде бы обнаруживалась ограниченность логики, ущербность ее правила о том, что явление всегда однозначно, всегда тождественно самому себе. То есть что истина непротиворечива. Исследователям тут показалось, что истинными являются и прямое, и обратное утверждения. Что же оставалось делать этим исследователям? Только опустить руки и признать: "Истины нет". Ведь истина - однозначное суждение. Нет истины там, где наряду с одним суждением допускается еще и суждение диаметрально противоположное - как равно истинное. Вот так и получилось, что древние скептики, столкнувшись с некоторыми особенностями движения, с его кажущимися противоречиями, сломали на них свои зубы мудрости.

Позднее скептицизм возродился под названием агностицизма. Основанием последнего стали все те же кажущиеся противоречивыми свойства мира. И.Кант обнаружил их как особые противоречия мышления. Например, из логических рассуждений о мире следовало, что последний должен быть и бесконечным - и в то же время конечным. Кант насчитал четыре такие антиномии, то есть противоречия мышления, в которых полярные суждения хотя и отрицают друг друга, но в то же самое время не могут друг без друга существовать. В частности, бесконечность требует конечности как логического вывода из самой себя - и наоборот. Каким образом можно было примирить эти противоположности, эти противоречия самого, как может показаться, разума? Кант не оказался настолько смел, чтобы заключить, что истины нет. Он завуалировал свой вывод так: истина-то, мол, все-таки есть, но мы просто не можем ее познать. Ибо разум наш для этого слишком слаб и ограничен противоречиями. Однако такое признание существования истины - лишь маскировка скептицизма. Раз мы истину познать не можем, то тогда, значит, для нас ее и нет вовсе. Заявлять: "истины нет вообще", или: "для нас истины нет" - это все равно что в лоб, что по лбу. Утверждение, что, вообще-то, истина, мол, есть, но что это, собственно, такое, мы познать не можем - это просто уловка, уход от ответа. Разве можно называть истиной непознанное, принципиально непознаваемое и, тем самым, совершенно неопределенное? Сие абсолютно пустая претензия - называть истиной то, что, по сути, сливается для нас с неопределенным. Почему тогда данное неопределенное мы не можем назвать ложью или как-нибудь еще? Откуда мы вообще знаем, что это именно истина, раз не имеем о ней никакого понятия? Ведь раз установлено, что истины для нас нет, то этим самым уже положен предел, уничтожающий для нас всякую истину. И тогда все рассуждения о том, существует ли истина вообще - неизвестно где, неизвестно в чем, в каком-то непонятном виде - суть уже чистое гадание на кофейной гуще. Так что по своему содержанию тезисы скептиков и агностиков - равнозначны. Агностицизм - это стыдливый скептицизм, который декларирует все то же самое, но просто другими, лишь несколько более "приличными" словами.

Если начать как следует разбираться с основаниями скептицизма и агностицизма, то можно заметить, что в защиту тезисов скептиков и агностиков выступают одни только выводы, порожденные кажущимися, то бишь ложно понятыми противоречиями мира. Да, все так и есть: реальный мир одновременно и конечен, и бесконечен; пространство, действительно, и прерывно, и в то же время - непрерывно. Мышление способно данные характеристики мира обнаружить, но у скептиков оно оказалось еще не в состоянии их переварить и правильно соединить. Это было первое спотыкание философии о сложность мироустройства и первое младенческое ее падение, выразившееся в усомнении в способности разума вообще что-либо познавать как истинное. Скептики тут спасовали, решив, что раз логика привела их к такому противоречию, которое сама же и отрицает - то, значит, долой ее, эту логику. Однако на самом-то деле тут виновата вовсе не логика, тут виновато лишь неправильное рассмотрение противоречий. В реальности их нет в том буквальном смысле, который сообщает им не понимающее сути дела мышление скептиков и агностиков. Противоречия эти на самом деле, повторяю, ложны. Они были сформированы в результате некорректных мыслительных операций, в результате спутывания разных предметов мышления. О чем я, возможно, как-нибудь напишу более подробно, но значительно позже.

Вот таковы основания скептицизма. А что имеется против него? Ну, во-первых, сам тот факт, что свой тезис скептики доказывают. То есть для того, чтобы обосновать свое суждение "истины нет", они опираются на некие утверждения, которые, таким образом, сами же неизбежно признают истинными. Это абсолютное противоречие. Это доказательство посредством тех или иных утверждений, молчаливо признаваемых за истины, отсутствия истин вообще. Доказательство отсутствия истин путем предъявления этих самых истин. То бишь это полный абсурд. Тезис скептиков принципиально отрицает какие-либо доказательства самого себя, он может быть только провозглашенным априори, может основываться только на вере. А сие уже не наука. Реально скептики, выходит, все- таки признают наличие каких-то истин. Опровергать же они по идее, по логике своего подхода могут лишь наличие неких особых истин - например, такой истины, что пространство прерывно. То есть они могут опровергать наличие истин, связанных с особенностями устройства мира. Тут скептикам надо было только суметь примирить логические противоречия, что было бы вполне возможно, если бы они смогли рассмотреть данные противоречия как противоречия именно мира, а не абстрактной логики. О чем пойдет речь чуть ниже.

Другие противоречия скептицизма

Еще одна беда для скептиков заключается в том, что они, отрицая истину, высказывают это свое отрицание именно как положительное утверждение, как истину же. То есть они опровергают себя не только в процессе своих рассуждений, но также еще и в самом их результате. Получается, что на самом-то деле они все-таки признают существование, как минимум, одной истины или, как минимум, одной возможности для человека познать истинное, - хотя бы в качестве основания учений скептицизма и агностицизма.

"Мы не должны рассматривать скептицизм как учение, согласно которому во всем следует сомневаться; скептицизм, напротив, вполне уверен в своем утверждении, то есть в ничтожности всего конечного... Скептицизм в настоящем его смысле есть полнейшая безнадежность относительно всех тех определенных утверждений, которые рассудок считает незыблемыми" (Гегель, собр. соч. в XIV томах, т.I, с.138).

Свой тезис скептицизм утверждает как истину. И тогда, стало быть, на этот тезис распространяются все требования, относящиеся к истине. То есть, во-первых, к утверждению скептика всегда можно составить противоположное утверждение: "истина есть". И поставить скептика, тем самым, перед необходимостью выбора. А следовательно, и перед необходимостью обоснования этого выбора. Ведь произвольный выбор никого удовлетворить не может. Выбор должен быть доказательным. Это, стало быть, с одной стороны.

С другой стороны, в данной ситуации скептику уже и нельзя будет отказаться от выбора. То есть тут ему обязательно придется дать какой-то однозначный ответ. Потому что попытка отделаться от однозначного ответа, попытка заявить, что неверно и то, и другое суждение, в данном случае будет означать отрицание самого тезиса "истины нет". То бишь скептик тут распишется в полной своей несостоятельности выдавать какие-либо положительные решения. Человек органически неспособен к этому: отрицать что-либо, даже само существование истины, можно только в утвердительной форме. То есть в форме истинного суждения. Если же отрицать чисто отрицательно, то тогда получится пустой трюизм - по существу, тут будет опровергнуто первоначальное отрицание и произойдет возвращение к тому, что первоначально отрицалось. Нельзя непротиворечиво сказать: я не могу познать истину - потому что затем нужно будет ради последовательности в своих действиях добавить: я не могу даже познать истинность самого утверждения о невозможности познания истины. То есть тем самым придется попасть в абсолютно глупое положение. И всякий здравомыслящий человек вправе будет при этом сказать: "Что же ты, дорогой, тогда вообще высовываешься со своей пустой болтовней, раз у тебя не только нет никакого мнения, но и в принципе быть его не может?"

Таким образом, уже хотя бы в одном случае истина как однозначное утверждение - обязательно существует. А коли так, то тогда перед нами встает необходимость отличения этой истины от неистинных суждений, то есть необходимость выбора. Причем, как это уже отмечалось выше, выбора доказательного. Ведь бездоказательный выбор неубедителен и равноценен выбору противоположного суждения. Кстати, вот тут вновь проявляется ущербность скептицизма. Ибо, как опять же отмечалось, он принципиально противоречит каким-либо доказательствам. Ведь всякое доказательство есть опора на очевидное, есть цепь истинных утверждений. А у скептика может быть лишь одна истина, скептик не допускает наличия иных истин, даже тех, которые служат обоснованием его коронного тезиса - раз этот тезис и состоит в отрицании наличия всех прочих истин. Таким образом, скептицизм неизбежно бездоказателен, ненаучен или же безнадежно противоречит сам себе. Он при любом подходе отрицает сам себя.

Уничтожение истины

Тезис "истины нет" нелеп еще и потому, что в нем истина исчезает просто как понятие. Ибо ее никак нельзя в этом случае определить. Ведь нельзя же определить то, чего нет. То, чего нет - это ничто, неопределенное. Для скептика единственное определение понятия "истина" таково: истина есть утверждение, что истины нет. Но это ложное определение, в котором слово "истина" определяется само через себя. Ясно, что это вовсе и не определение, ибо определять можно лишь через другое. Определение - это всегда отношение к чему-то другому, определенность относительно чего-то другого. О- пределить, то есть о-граничить, себя собою же - невозможно; ограничить себя можно лишь извне, лишь не-собою. Поэтому определение через себя - это нечто бессодержательное и неопределенное. Типа: истина есть нечто истинное. Или: масло есть нечто масляное. При таком псевдоопределении понятие "истина" перестает быть понятием, а становится набором знаков, ничего не говорящим слушателю. Ибо о неопределенном и говорить-то нельзя. Однако скептики, ничтоже сумняшеся, тем не менее делают это, так и не зная, по существу, о чем же они, собственно, говорят. Прежде чем использовать какое-то понятие, его надо сперва наполнить содержанием, определить, то есть поставить в отношение с какими-то другими понятиями - причем обязательно внешними первому понятию. Скептики воспользовались вполне определенным понятием "истина" для того, чтобы поместить его в такую словесную конструкцию, в которой оно исключается как определенное. В силу чего само это словосочетание обессмыслилось. Его буквальный смысл стал следующим: имеется единственная истина - что истины нет. То есть истина - это ничто, неопределенное. Тезис скептиков стал, таким образом, абсолютно бессодержательным, ибо в нем делается попытка определить неопределимое. Попытка выразить невыразимое.

Ну как, казалось бы, такая нелепость, как скептицизм (агностицизм), вообще может существовать? Однако история науки показывает, что существовать такая нелепость может весьма успешно и устойчиво. Для этого ее сторонникам достаточно всего лишь отказаться додумывать свои концепции, достаточно лишь научиться избегать ответов на щекотливые вопросы. В философии немало школ и школок жили и живут именно за счет этого - за счет того, что игнорируют рушащие их фундаменты вопросы, намеренно не замечая того, что висят в воздухе.

Из опыта автора

С одним из образцов такого игнорирования вопросов по существу мне как-то раз и самому пришлось столкнуться в одном научном споре по основаниям скептицизма. В ответ на мою критику тезиса скептиков один присутствовавший при нашем споре специалист по формальной логике заявил, что тезис этот опровергнуть нельзя. И в обоснование своего заявления привел закон формальной логики, состоящий в том, что если принять за постулат некое утверждение "А", то любые преобразования этого утверждения, если они непротиворечивы, то есть совершаются по правилам логики, обязательно приведут обратно к "А". Например, если взять аксиомы эвклидовой геометрии и на их основании вывести те или иные теоремы, то из этих теорем обратным ходом логических рассуждений всегда можно будет вывести все те же самые первоначальные аксиомы. Что, в общем-то, и неудивительно, коли они уже лежали в основании теорем, в их содержании. Выявить эти основания не составляет труда. Другими словами, все преобразования "А" являются не чем иным, как все теми же определениями "А", имеющими просто несколько другую форму. Тезис "истины нет" можно, например, изложить утверждением "любое суждение ложно" и прочими ему подобными утверждениями, от которых легко перебрасывается мостик к известному парадоксу "я всегда лгу" - в том числе и сейчас, когда утверждаю, что лгу.

Отмеченное логическое правило о преобразованиях суждений показывает, что никакое утверждение нельзя ни доказать, ни опровергнуть из него самого. Что и понятно: ведь мы принимаем его за аксиому и выводим из него материал непротиворечивым путем. Разумеется, в этом материале мы и не можем найти ничего противоречащего исходному постулату, - точно так же, как не можем найти и ничего доказывающего его. Выведенное изнутри есть псевдодоказательство. Доказывать и опровергать, равно как и определять, можно только извне. В геометрии Эвклида, например, именно аксиомы являются внешними основаниями для теорем. Последние доказываются на базе первых. А вот на основании чего были выдвинуты сами аксиомы? Именно так и нужно ставить вопрос в отношении аксиомы скептиков. У Эвклида-то все понятно - он взял свои аксиомы из практики. Ну, а скептики? Они-то из чего получили свои тезисы? Из исследований противоречий движения. И только. Но ведь, основываясь на таком достаточно ограниченном материале, нельзя распространять отрицание существования истинности вообще на все суждения - и это не считая даже того, что сами данные противоречивые суждения о мире проистекают всего лишь из неверного понимания устройства мира).

Итак, для победы в том споре моим оппонентам нужно было именно доказать, именно аргументировать верность скептицизма. Для чего им надо было, разумеется, выйти за его, скептицизма, собственные пределы. Однако мои оппоненты удовлетворились всего лишь заявлением, что тезис скептиков непротиворечив относительно самого себя и своих преобразований. Но разве сие означало, что данный тезис непротиворечив вообще? Данный тезис был бы непротиворечивым, если бы не было ничего внешнего ему, если бы он был единственным, абсолютным суждением. То бишь если бы у нас не было возможности сделать выбор. Но возможность-то сделать выбор у нас как раз есть: суждению "истины нет" противостоит масса внешних суждений, в том числе и суждение "истина есть". Мои оппоненты совершенно неоправданно попытались замкнуть спорный вопрос на внутреннее содержание утверждения скептиков. Предполагая, очевидно, что иная постановка данного вопроса невозможна, да и просто не нужна. То есть они сразу же приняли свой тезис за аксиому и объявили, что из самого себя его опровергнуть нельзя. Да, из него самого тезис этот, конечно, не опровергнешь. Но вот только почему опровергать его нужно обязательно из него самого, если есть еще и внешний мир? И, кроме того, почему данный тезис вообще был принят за аксиому?

Такая вот эквилибристика, такая вот попытка запутать суть дела - кстати, быть может, подчас вполне искренняя - характерна и для многих других течений философии. Приверженцы этих течений, совершенно не давая себе труда продумать основания своих аксиоматических предпосылок, с легким сердцем принимают какую-нибудь нелепость за аксиому, даже не замечая того, что творят произвол. Затем они непротиворечиво развивают из данных "аксиом" свои концепции, и потом еще радостно удивляются, что все эти их концепции подтверждают изначальный тезис. Он, дескать, тем самым и доказывается, раз все выведенное из него логически ему не противоречит. То есть, как им кажется, их тезис доказывает сам себя. Гегель критиковал эту самую методу у Канта:

"Но доказательства, которые Кант приводит в пользу своих тезисов и антитезисов, на самом деле должны быть признаны мнимыми, так как то, что требуется доказать, всегда уже содержится в посылках, из которых он исходит, и лишь благодаря пространному, анагогическому способу ведения доказательств получается иллюзия опосредствования" (Гегель, т.I, с.98).

Интересно, что сам Гегель тоже не избежал данной ошибки. Ибо вся его концепция бога построена как раз на доказательстве через бога. Длинная цепь определений бога, выведенных из его сущности, произвольно заданной, возвращается опять к идее бога - и все это в итоге расценивается Гегелем как доказательство верности его определения сущности бога.

Описанным способом можно возвести в абсолют буквально любое суждение. Для чего надо только принять его за аксиому и на том основании, что его нельзя опровергнуть из него самого, счесть неопровержимым. То есть истинным. Таким образом, если отказаться обсуждать вопросы обоснования той или иной точки зрения, то можно всегда завести в тупик любую дискуссию. Я так считаю - и все тут. А вы попробуйте меня опровергнуть, приняв мое мнение за истину, исходя из него же самого как из истины!

Ошибочное мнение о невозможности, об "излишности" дискуссий по основаниям скептицизма проистекает, очевидно, из ложного понимания содержания скептицизма. Может показаться, что скептики исходят из того, что никаких других суждений, помимо их суждения, нет вовсе. Но это совсем не так: скептики исходят из отсутствия именно других истинных суждений, помимо их собственного единственно истинного суждения. Отрицать же наличие иных суждений скептицизм не может просто по самой сути своего тезиса. Ведь тезис этот носит характер отрицательности в отношении в первую очередь именно иных суждений, то есть он уже заранее предполагает их существование как свою предпосылку. Если бы не было этих иных суждений, то скептикам нечего было бы и отрицать как истинное. Сам тезис скептиков стал бы тогда абсолютно бессодержательным. Ведь истинность - это всего лишь характеристика. Характеристика суждения. Конечно, можно (хотя это и глупо) отрицать существование истинности у суждений, но уж совсем нелепо отрицать существование самих суждений.

И тут, при неизбежном наличии ряда суждений, встает проблема выбора, проблема определения истинности, которую скептик просто не в состоянии решить, не отказавшись от скептицизма, не признав наличия хоть каких-то иных истин, помимо провозглашенной им отрицательной, все отрицающей истины. Поэтому скептик вынужден обосновывать свой тезис не доказательствами, а верой, авторитетом, дабы быть, насколько уж это возможно, последовательным. Но даже и сама эта вера берется не из пустоты, а являет собой нечто положительное, нечто представляемое как истина, наряду с тезисом скептицизма. От факта и потребности в каких-то дополнительных истинных суждениях - ну просто никак не уйти. Раз уж есть то или иное, пусть даже и неудовлетворительное обоснование. Раз есть проблема выбора. Таким образом, скептицизм абсолютно противоречив. Непротиворечивым он стал бы лишь тогда, когда бы напрочь исчезли все прочие суждения.

Еще о противоречии определения

В свое время Кант выдвинул тезис, что нельзя познавать мир, не познав прежде сами познавательные способности человека. Чем он и занялся в своих изысканиях. На что Гегель справедливо заметил ему, что:

"Исследование познания возможно только в процессе познания, и рассматривать так называемый инструмент познания значит не что иное, как познавать его. Но желать познавать до того, как познаем, так же несуразно, как мудрое намерение того схоласта, который хотел начать плавать прежде, чем броситься в воду" (Гегель, т.I,с.27-28).

Нечто подобное мы имеем и в истории со скептиком. Чтобы отрицать истину, ее наличие, надо прежде всего составить себе о ней понятие, чтобы не отрицать вхолостую, не отрицать пустоту. Но составить понятие истины - это значит уже признать данное понятие как истинное суждение, для чего придется отбросить скептицизм. Ведь верное определение истины, ее понятия, предполагает наличие истины вообще. Ибо без такого определения нечего и отрицать. Отвергая истину, скептицизм или отвергает неизвестно что, или же отрицает саму определенность, соответствующую феномену истины и его понятию. Уже сама осмысленность слова "истина" в конструкции тезиса скептиков априори опровергает этот их тезис (ибо термин "истина" тут неизбежно принимается за истинное понятие). Так что скептицизм и с этой стороны оказывается в достаточно глупом положении.

Ну и, наконец, как уже было отмечено, скептицизм непротиворечив лишь при отсутствии каких-либо иных суждений, помимо его собственного суждения. Но и в этом случае он нелеп. Ибо здесь исчезает само понятие "истина", и тезис скептиков полностью теряет свое содержание. Думается, всего этого достаточно, чтобы понять, что учение скептиков не выдерживает критики.