... шаг вперед
(ответ Исраэлю Шамиру) первая часть

left.ru Антон Баумгартен

Я долго оттягивал публикацию, а потом и свой ответ на статью Исраэля Шамира. Она пришла в редакцию где-то в августе, если не раньше, когда церковники Новгородской области вещали об угрозе возврата "тоталитарного коммунизма," призывая избирателей этой вконец разоренной "реформами" области голосовать против сервильного Путину кандидата КПРФ. И я собрался написать этот ответ в тот день, когда на панихиде по жертвам теракта 11 сентября, в Соборе Христа Спасителя, заново отстроенном на деньги ограбленного и поверженного народа, патриарх Алексий выразил солидарность с новым "крестовым походом" наихристианнейшего американского империализма и уполномочил владыку Сергия заявить, что в 1917 Россия была захвачена террористами. Так наши политические будни дают ответ замечательному израильскому публицисту, нашему бывшему соотечественнику Исраэлю Шамиру. Что можно добавить к этому самому убедительному из всех ответов?

Но не будем торопиться. Не только добавить, но и подумать здесь есть о чем. Например, почему этот блестящий полемист, несравненный мастер образно-интеллектуальной прозы, написал статью, которую казалось бы так легко - или это только кажется? - легко до снисходительной улыбки отвергнуть ее адресатам, коммунистам РФ? Почему, говоря попросту, Шамир так "подставился"?

Выскажу одно соображение. Писатель, особенно писатель-публицист, должен выработать в себе чувство публики, к которой он обращается, настроиться на нее. Это органический процесс. Здесь не поможет самая искусная хитрость и актерство. Только проникновение в духовно-умственный склад своего читателя и, в свою очередь, проникнутость им может позволить писателю достичь своей цели - оказать общественное влияние. Публицист, в известном смысле, должен стать публикой, "встать на ее место", заговорить ее языком, пусть литературно-облагороженным и понятийно-проясненным, но все же ее. Кстати, в этом и заключается беда тех левых публицистов РФ, которые сделали выбор или были вынуждены писать на нашу "либеральную" публику в надежде привить чуждое ей сознание с заднего хода, так сказать. Как правило, в таких случаях получается наоборот.

Но к ним Шамир не относится. Его борьба, его цель - создание единого арабо-еврейского палестинского государства - вполне укладывается в идеологический горизонт той читательской аудитории, от которой в немалой степени зависит возможность такого государства. Что это за государство? Да то самое, о котором и писал молодой Маркс в статье "О еврейском вопросе." Государство, политически воплотившее в себе "принцип христианства", т.е. правового равенства всех своих граждан, независимо от цвета кожи, религии и пола, включая, конечно, и равное право на "свободу контракта." Из кого состоит эта читательская аудитория? Вернее, на кого направлена вся мощь литературного дарования Шамира? Кто его стратегический читатель? Американский и, отчасти, европейский средний класс, в том числе еврейский. И не только, даже не столько либеральный, но и его консервативные, правые слои, чрезвычайно разношерстные и включающие в себя американских иудео-христиан, одну из стратегически важных для сионистского лобби США общественно активных групп, выступающих в поддержку Израиля с религиозных позиций. Не нашего поля ягода, мягко выражаясь. Но не от нас, а от них зависит судьба Палестины. Их и должен завоевать Шамир на свою сторону. А значит и говорить их языком, их образами и понятиями. Стать ими. Ну хотя бы чуть-чуть..., чтобы открыть им христианство по Шамиру, прикладное христианство применительно к палестинскому вопросу, такое же пасторально-ностальгическое, как развалины древних палестинских церквей в его эссе, никогда не существовавшее христианство, но силой его пера ставшее заразительно- прекрасным, а главное - опасным для "еврейского государства", особенно, когда каждое слово, выходящее из под его пера, подкрепляется совсем нехристианскими булыжниками детской Интифады.

Так, растворившийся в своей борьбе и публике Шамир не почувствовал совсем другую борьбу, совсем других читателей. Россия - не Израиль, где христианство только что терпится иудаистами, и наша цель не создание в России "христианского государства" равных прав и частной собственности, а его разрушение. Но такое государство невозможно без организованной религии. Подтверждение этому мы находим не только в истории, не только в современной России, но и в самом сердце империализма, в США, где церковь играет огромную роль как в идеологическом аппарате правящего класса и сознании масс, так и во внутренней жизни самого правящего класса, который черпает из своей религии те духовные качества, без которых невозможно его господство.

Шамир предупреждает коммунистов РФ, чтобы они "не наступили второй раз на те же грабли", потому что, якобы, коммунисты сделали "историческую ошибку", несут вину за преследование РПЦ. Я не люблю этого выражения, ставшего обиходным у наших интеллигентов средней руки. В нем сквозит самодовольство гномов на макушке истории, воображающих, что уж они то выучили ее уроки и готовы поделиться ими с непосвященными. Но если уж речь зашла о граблях, то наступила на них в который раз РПЦ. Причем на этот раз она наступила на них так, что этого не забудут и наши далекие потомки. И мы им поможем не забыть.

В СССР РПЦ был дан исторически уникальный шанс - соединить разодранную плащаницу. Освободившись от проклятия антагонистического общества, в котором она была поставлена на службу эксплуататорским классам и вынуждена оправдывать и укреплять их господство над умами и душами угнетенных, РПЦ впервые в истории могла служить социалистическому обществу, социальным целям и идеалам, которые не находились в кричащем противоречии с идеалами христианства. Но РПЦ не воспользовалась этим шансом. Церковь осталась непримиримо антикоммунистической, а значит и антинародной силой. И как только коммунизм был повержен, как только антикоммунисты в двухбортных пиджаках позвали на помощь антикоммунистов в рясах, РПЦ стала в один ряд с самыми безжалостными грабителями и насильниками своего народа. Да с такой мстительной яростью, которая могла накопиться только десятилетиями подполья. Было бы еще полбеды, если бы ее хищничество ограничилось только материальными богатствами созданными советскими людьми, хотя и в этом она даст фору любой мафии. Но на то она и РПЦ, чтобы стать духовным мародером, чтобы попытаться присвоить себе духовное наследие советской эпохи. У ней больше ума, больше классовой мудрости, чем у нашей говенной "творческой интеллигенции," которая за пятерку с Бодляром готова "деконструировать" и сук, на котором она сидит. У церкви безошибочный нюх на ценности. Она знает, что бодляр с башляром, не говоря уже о "творческой интеллигенции" к ценностям не имеют никакого отношения. Ценности, особенно "нетленные", создаются жертвенным существованием больших человеческих коллективов, их "духовностью", под которой течет кровь. Для такой "духовности" в русском языке есть особое слово - подвиг.

У церкви были свои герои, свои подвижники духа, святые мученики. Нередко их съедали язычники или дикие звери, были и другие подвиги. Не будем умалять чужое. Но не умалим и своего. Чего у церкви никогда не было, так это массового подвижничества и подвига, того, что в Советское время называли "массовым героизмом." У церкви никогда не было и не могло быть своего Сталинграда и Бреста. Перед этими монументами духа блекнет вся история церкви с ее сонмами святых, жалкими предстают ее притязания быть сосудом духовным. И церковь это понимает. Вот почему ей страшны Сталинград и Брест, вот почему она должна присвоить их, если стереть их из памяти человечества пока невозможно. И вот как мародер крадется в ночи к павшим на поле боя солдатам, так и РПЦ в ночи российской катастрофы хочет наложить свои лапы на незримые пожитки наших павших, на подвиг советского народа, который принадлежит не РПЦ, а миллионам матерей и отцов бывшего СССР, которых эта РПЦ помогла и продолжает помогать грабить, лишать человеческого образа и подобия, убивать.

И этот чудовищный акт духовного мародерства защищает от коммунистов замечательный израильский публицист Исраэль Шамир.

А разве мы сможем подняться с колен, если они отнимут у нас эти, самые дорогие, нетленные пожитки?

Нет, Шамир этого не понимает. И если бы я хоть на мгновенье поверил его метафизическому определению еврейства, то мог бы обвинить Шамира именно в том, в чем он обвиняет "нераскаявшихся" в своем иудействе иудеев, т.е. в духовном "мондиализме", потому что главное-то, действительно духовное, он и не увидел в истории советского народа. И не просто не увидел, а назвал это бездуховностью, сказал то же самое, что этому народу твердят теперь его пустышечная интеллигенция, РПЦ и вся королевская рать правящего класса и того самого "мондиализма" (надо же придумать такое слово!), от которого Шамир хочет нас спасать.

И здесь уже дело не в "иудео-христианах", над которыми работает Шамир (пожелаем ему удачи в этом деле). Ими нельзя объяснить ту душевную глухоту, которая поражает меня в тех местах, где он пишет о недостатке "духовности" советских людей. У этой глухоты, которую разделяют с ним очень даже немало российских левых, есть вполне реальные социально-психологические и политические корни. Недаром Шамир когда-то был "диссидентом" и борцом с советским "тоталитаризмом." Эту нравственную глухоту мы чаще всего наблюдаем именно среди политических групп генетически связанных с советским диссидентством, как правым, так и левым. Среди троцкистов, особенно "лондонских" направлений, среди госкаповцев, словом, среди всех тех политических сект, идейный талмуд которых потребовал от них обрезать живую нравственную связь с историческим бытием своего народа, а значит и с его духовным подвигом, потому что их талмуд назвал это бытие и этот подвиг "сталинизмом."

Прошу понимания. Не к отказу от критики этого бытия я призываю. Наоборот, только тот может подняться до его критики в истинном, марксистском смысле этого слова, кто не отделяет себя от этого бытия, кто находится внутри его.

Еще о "духовности"

Сначала цитаты

Шамир: Напомнию, что Жак Аттали, финансист и мондиалист, писал: <Новый человек, будет свободен от каких бы то ни было <ограничивающих влияний> - от национальных корней, культурных традиций, государственных и политических пристрастий, даже от постоянных семейных связей>. Но целью Аттали или других мондиалистов было создание <цивилизации Кочевников, не связанных друг с другом и с миром ничем, кроме универсальных финансовых связей>. Иными словами, Аттали, стремящийся разрушить и атомизировать общество, чтобы сделать людей удобными объектами эксплуатации, и советские борцы с церковью и традицией объективно оказались в одном лагере. Борьба с церковью была частью общей программы <обрубания корней>. Новый советский человек, выросший в хрущевском жилмассиве и не знавший церкви, оказался легкой добычей для прорабов перестройки...

А вот сообщение из газеты "Вести":

Бронзовый колокол весом около тонны изготовили в столичной фирме "Отменное литье". На его нижнем поясе написано "Лит сей колокол в лето 2001 года от рождения Христова и принесен в дар Белорусской железной дорогой Свято-Николаевскому гарнизонному собору, в крепости города Бреста находящемуся". Изготовлен он в память о людях, которые отдали свои жизни во время войны. Большую помощь в духовном оформлении колокола оказал митрополит Минский и Слуцкий Филарет, Патриарший Экзарх всея Беларуси, поддержал это начинание и глава Администрации Президента Михаил Мясникович. Торжественное освящение колокола состоится в дни празднования 60-й годовщины начала Великой Отечественной войны. Планируется, что в этом мероприятии примут участие Президент Беларуси Александр Лукашенко и Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. В тот же день эта почетная делегация станет свидетелем освящения Воскресенского православного собора -- памятника Победы, который расположен на трассе Брест--Москва. По этому случаю фирма "Отменное литье" изготовила два колокола весом 350 и 100 килограммов. Стоит отметить, что это будет самый большой собор в Бресте.

Точно по советам Шамира. Купцы, "администрация" и попы собрались устроить "духовность" для отпора "мондиализму." А для такого святого дела и Брест прикарманить не грех. А что, собственно, Баумгартену не нравится? Сказано ведь "память о людях, которые отдали свои жизни во время войны." Что же в этом плохого?

Да ведь люди людям рознь, и не всякая война на другие войны похожа. Гитлеровцы или американцы тоже людьми были и тоже войну воевали.

И памяти разные бывают. Борьба за историю, т.е. за наше будущее и начинается с борьбы за память. (Этого ли не знать Шамиру, борцу с сионизмом). Чем купцам, "администрации" и попам старая наша память о Бресте недостаточной показалась? Зачем они к ней колокол и собор приделать решили? Неужто боятся, что без колокола забудем? Или все же подменить память хотят? Конечно же, мародерствуют.

Брест опасен для них. Брест - это святая земля первого государства рабочих, наш дух горний, пламя наших сердец и пепел стучащий в них. С Брестом, этих купцов, "администрацию" и попов мы сковырнем как клопов, потому что с Брестом можно подняться с колен. А без него - не знаю...

Вот почему они боятся Бреста. Вот почему они хотят заглушить стук его пепла в наши сердца звоном своих колоколов. В пепле Бреста есть и горстка полкового комиссара Ефима Моисеевича Фомина - советского святого. Вот заключительная часть его жития, рассказанного языком официальной советской агиографии.

  По словам оставшихся в живых защитников крепости, 
  комиссар Фомин в невероятно трудных условиях проявлял 
  волю и выдержку. Недаром его называли душой обороны. 
  Когда один из бойцов сказал, что последний патрон оставит 
  себе, Ефим Моисеевич возразил: "Мы можем умереть и в 
  рукопашной схватке, а патроны расстреляем в фашистов". Тех, 
  кто падал духом, он убеждал, что бесцельная смерть, 
  самоубийство - это трусость, жизнь надо целиком отдать 
  борьбе с лютым врагом.

  Наравне со всеми комиссар Фомин страдал от жажды и голода 
  и не допускал, чтобы ему оказывали какое-нибудь 
  предпочтение. Фельдшер С.Е. Милькевич однажды принес 
  комиссару немного мутной воды, которую с трудом собрали в 
  выкопанной под полом яме. Фомина уже несколько дней 
  мучила жажда, но он сказал: "Вода - только для раненых". 
  Когда его ранило в руку, он спустился в подвал, где несколько 
  раненых ожидали перевязки. Фельдшер бросился к нему, 
  однако тот сказал: "Сначала их", - и стал ждать своей очереди. 
  Разведчики приносили комиссару хлеб и галеты, найденные у 
  убитых гитлеровцев, а он отдавал раненым, женщинам и 
  детям, находившимся в подвалах. 

Пусть скажет мне Шамир, чем это не "духовность" и зачем к ней надо приделать колокол с собором, а значит и купцов с "администрацией" и попами? Какую еще "духовность" он знает, от Шекспира ли с Достоевским, или из Царя Соломона с матерью Терезой, которая не была бы в ЛУЧШЕМ СЛУЧАЕ лишь ступенькой к духовности полкового комиссара Фомина? Но Фомину не требовались и эти ступеньки. Его духовность имела иное, не книжное происхождение. Попробуйте найти его в скупом на слова

Житие Фомина

Ефим Моисеевич Фомин, еврей, 1909 года рождения, из бедной трудовой семьи черты оседлости Витебской области. Работать начал с 12 лет, прислугой, помощником парикмахера, учеником сапожника . . . Воспитывался в детском доме, работал на Витебской обувной фабрике, где в 1924 году был принят в комсомол... По партийной мобилизации в 1932 году стал кадровым политработником Красной Армии. . . Псков, Симферополь . . . секретарь комсомольской организации зенитного полка, политрук роты, инструктор политотдела стрелковой дивизии, военный комиссар стрелкового полка. В 1938 году окончил курсы при политуправлении Харьковского военного округа. За отличную учебу и активную общественную работу командующий округом в приказе объявил ему благодарность, а политуправление наградило именными часами с надписью "За особые успехи в овладении большевизмом".

В августе 1938 года был назначен на должность военного комиссара 23-й Харьковской ордена Ленина Краснознаменной стрелковой дивизии. Вместе с этой дивизией в 1939 году принимал участие в освобождении Западной Украины. Летом 1940 года 23-я дивизия вступила на территорию Латвии и расположилась в Даугавпилсе. Е.М.

Потом что-то случилось. Фомина "оклеветали", и в марте 1941 он был переведен в Брест с понижением на должность заместителя командира по политчасти 84 стрелкового полка 6-й Орловской Краснознаменной стрелковой дивизии. (Реабилитировали спустя много лет по ходатайству ветеранов дивизии). В апреле 41-го Фомин прибыл в Брест.

Из хроники обороны Крепости:

На рассвете 22 июня с первыми разрывами вражеских снарядов в Брестской крепости комиссар Фомин оказался в центре событий. Ввиду отсутствия командиров, он принял на себя командование подразделениями, находившимися в казарме, и приказал бойцам занять оборону в районе Холмских ворот цитадели. Попытка гитлеровцев прорваться через эти ворота была отбита. После этого он организовал контратаку против отряда немцев, прорвавшегося через соседние Тереспольские ворота в центре крепости. В результате этот отряд был разгромлен и отброшен.

Комиссар Фомин и капитан Зубачев, чьим заместителем он стал, сыграли ключевую роль в начальный период обороны, объединив разрозненные группы бойцов сражавшихся в цитадели и создав единое командование и штаб. Однако, все попытки прорвать окружение окончились неудачей.

И последнее

30 июня гитлеровцы схватили тяжелораненых и контуженых капитана Зубачева и полкового комиссара Фомина, которого фашисты расстреляли недалеко от Холмских ворот.

Почему они расстреляли только Фомина? История обороны Крепости не объясняет этого. В советское время в таком объяснении и не было нужды. Еще мальчиком из книг и разговоров я знал фразу "Евреи и комиссары, шаг вперед!" Она звучала миллионы раз на Восточном фронте, и наверно до сих пор звучит в ночной памяти тех немногих, кто слышал ее на немецком и кто еще не летит в журавлиной стае. Ефим Фомин был и тем и другим. Он мог бы выйти из строя дважды. Или быть вытолкнутым из него.

Но почему "евреи и комиссары"? Что общего между ними? Какая дьявольская логика или диалектика связала их насмерть и - вытолкнула комиссара Фомина на шаг вперед?

продолжение следует