Против Достоевского. Эссе-разоблачение

28.03.2016 Статьи/Искусство

В том ли проявилось моё вольнодумство,
что я говорил вслух о таких предметах,
о которых другие считают долгом молчать?
Но меня всегда оскорбляла эта боязнь слова.
Ф.М. Достоевский

Замалчивание.

Сразу хочу предупредить, что я не собираюсь высказываться по поводу художественных достоинств (или их отсутствия) в текстах всеми уважаемого классика русской литературы. И сюжетные перипетии его романов меня уже не особенно волнуют.

Разговор здесь пойдет о традиционном лицемерном замалчивании всей той мерзости, что по ошибке называется гордым словом «философия» в применении к высказываниям и размышлениям этого шовиниста № 1 среди литераторов за всю историю нашей страны.

Я понимаю, сколько ненависти вызовут подобные кощунственные экзерсисы, но снимать розовые очки рано или поздно приходится всем. И лучше рано, чем поздно.

Я сам в юности увлекался Достоевским и считал его чуть ли ни гением в сфере познания глубинных свойств природы человека. Но со временем всё изменилось.

И теперь я утверждаю очень простую вещь:

Считать национальным достоянием и гордиться националистом, антисемитом и религиозным фанатиком недопустимо и, вообще, довольно странно.

Православный фундаментализм, может, и был приемлемой концепцией в 19-м веке, но сейчас каждый адекватный человек должен шарахаться от людей, исповедующих такие взгляды, как от огня. Тем более, учитывая последние геополитические события и радостные 86… 88… 90%!

Ура-патриотизм как мировая идея – в современном мире это можно услышать только от какого-нибудь совсем пропавшего в шизофрении или маразме маргинала типа Проханова или Лимонова. Но народ верит этим клоунам, как верил всегда.

Культурные коды.

Мы привыкли жить в иллюзиях. И одна из них – это закрепившийся образ Достоевского как доброго старца, милосердного христианина, боготворящего красоту и переживающего о слезе ребенка. Но вот, к примеру, «милосердные» и «доброжелательные» отзывы классика о критиках и хулителях (которых христиане, вроде как, должны прощать):

«Мерзавцы дразнили меня… Этим олухам и не снилось… Да их глупой природе и не снилось… Им ли меня учить!... моя осанна прошла…

В ваших душах такие трущобы мрака… Кого же вы просвещать думаете, кого?»

Мы привыкли ассоциировать Ф.М. с его героями, с тем же добрейшим князем Мышкиным. Но сам Достоевский, как и его мировоззрение, были несравнимо кровожаднее даже с издержками на время написания «Дневника писателя», который и является квинтэссенцией мракобесной философии Ф.М.

Часто встречается мнение, что классика не устаревает. Так вот: весьма красноречивый пример, что Достоевский безнадежно устарел со своим оголтелым монархизмом и славянщиной: «…это именно их французский социализм. Идея эта, то есть ихний социализм, конечно, ложная и отчаянная». Цитата об liberté, égalité, fraternité (свобода, равенство, братство), идее, на которой держится вся современная западная цивилизация. Достоевский в принципе не принимал идей прав и свобод человека и иные достижения европейского просвещения.

Но, несмотря на это ретроградство, а, возможно, и парадоксально благодаря ему, на западе популярность нашего классика не спадает больше столетия. Так что же ее вызвало? Ф.М. стал для европейской цивилизации взломщиком запретов, намного опередившим свое время. В этом ему не откажешь. Но краткий рекламный слоган, привлекающий большинство читателей «Преступления и наказания»: «История о любви убийцы и проститутки» - это не совсем то, чем мы хотели бы заинтересовать остальной мир в области великой русской литературы, не правда ли?

Достоевский такой своеобразный жупел для западной цивилизации, красный волчий флажок в их культурных кодах. Если в последнем фильме Вуди Аллена проявляется звоночек «Dostoevski!», значит жди идейного, лично не мотивированного убийства от учителя философии, что и будет основной сюжетной конвой. И обыгрываться там будут всё те же ретроспективные коннотации, ставшие со временем клише в восприятии творчества Ф.М.: имморализм, неадекватность, мизантропия.

/Но и здесь великий режиссер не совсем понимает, на какое минное поле он ступил. Молодая, умненькая, но еще такая наивная героиня Эммы Стоун самоуверенно заявляет «Я прочитала всего Достоевского!» Да неужели? И «Униженных и оскорбленных»? И «Неточку Незванову»? «Игрока», «Двойника»? Все двадцать с лишним томов? Тебе лет-то сколько? Когда ты успела? Я представляю (не без содрогания) психическое состояние и внешний вид такой американской студенточки, одолевшей всё творческое наследие нашего патриарха. Но, это так, к слову./

Антиинтеллектуализм.

Что больше всего возмущает в Достоевском – его ярый антиинтеллектуализм. Всё, ущербное умом, вызывало его сочувствие и участие. Но любой субъект, обладающий интеллектом выше среднего, осмеливающийся иметь какую-либо собственную философию или хотя бы мировоззренческую позицию – враг для Ф.М. Причем, ничего личного. Достоевский считает ум человеческий – врагом самого Бога. А себя самого скромным слугой Господа и воином его в нескончаемом бою против интеллекта, приводящего к идеям свободы и гуманизма.

Чем больше в человеке ненормальности, юродивости, тем больше он привлекает Достоевского, вызывает в нем симпатию. Потому, быть может, что Ф.М. сам был юродивым, блаженным – одержимым религиозными видениями пророком, создавшем в своей голове причудливую картину мира, имеющую мало общего с миром реальным. Но при любом расхождении внутреннего мира с внешним виноват всегда оказывался объект или явление мира наружного, так как в совершенности своего мирка Достоевский не сомневался. Что это, как не клиническая картина шизофрении в тяжелой форме?

Психопатология.

Достоевский воспринимает мир через призму психопатологии. Услышав историю о двух мужиках из народа и кощунстве «на слабо», он делает скоропалительный вывод о всем народе: дескать, тому свойственно желать страдания и преступать запреты из-за предчувствия возможного резкого ощущения от совершения такого кощунства.

Не буду спорить, и такие перегибы есть в природе человека. Но реализовывать эти фантазии осмеливаются единицы, именно те люди, в которых перверсии наиболее выражены. Остальным людям, которые в массе своей адекватны, осуществлять такие эксперименты не свойственно. Но Ф.М. превращает извращение в норму и делает это предположение основой своей философии.

Да, перегибы в концепциях Достоевского частично оправдывают его нездоровые психика и физиология. Пережитые детские и отроческие психологические травмы наложили отпечаток на всё его творчество и мировоззрение. Припадки эпилепсии выбивали из нормального адекватного состояния на долгое время, но, самое важное: вызывали яркие незабываемые переживания мистического характера. Естественно, во времена, когда о принципах биохимии мозга даже не догадывались, такие приступы с галлюцинациями считались откровениями, а больные люди, несущие бессвязный бред – пророками.

Кроме того, человек, приговоренный к смертной казни, взошедший на эшафот, гарантированно получает необратимые изменения восприятия. Плюс четырехлетняя каторга, я понимаю (хотя, что я могу понимать, сидя на диване в теплой изолированной от внешнего мира квартире?). Но, тем более, нужно с осторожностью относиться к любым высказываниям и умственным построениям человека, прошедшего через такое!

Впрочем, покопавшись в историческом наследии его современников, несколько сбавляешь обороты возмущения, направленные непосредственно на героя этого эссе. Потому что современники Достоевского не были ни просвещенными гуманистами, ни образцами политкорректности и толерантности по отношению к представителям других национальностей, сословий или носителям иных религий и мировоззренческих концепций. Атмосфера ненависти, соперничества, неприятия чужого мнения сопутствовала всему российскому обществу 19-го века. (Правда, 20-й в этом отношении стал многократно хуже.)

Хочется верить, что хотя бы за последнее время мы сделали крошечный шажок на пути прогресса в нелегком деле развития в себе таких способностей, как уважение чужого мнения и терпимость к любым отличиям других людей.

Религия и атеизм.

Но вернемся к основным идейным тезисам Ф.М. Достоевского.

Человек, для которого самым страшным грехом, мерзейшим поступком, заслуживающим самой жуткой кары, является не убийство (он прощает всех своих персонажей – убийц), не изнасилование малолетних (аналогично), не пытки или истязания (это волнует только презираемых им героев – Ивана Карамазова, например), а неверие в бога! Именно это для религиозных маньяков является самым ужасным преступлением – просто внутренняя позиция, не мешающая никому жить.

Сцена самоубийства Кириллова – самая жуткая во всем наследии автора. Он проводит своего героя через настоящий ад, не испытывая к тому ни грамма сострадания. Но почему же? Кириллов – честный, добропорядочный человек, верный друг, товарищ. Он не имеет особых пороков, не виноват ни в чем предосудительном, за исключением одного – атеизма! Получите – распишитесь! Этого для Ф.М. достаточно! Ставрогин, Раскольников, Рогожин, Смердяков, Свидригайлов, Верховенский (младший) – прощены все. Они убивали, насиловали, предавали, растлевали, унижали - каждый в меру больной фантазии автора. И каждый получил в смерти (а Р.Р.Р. – на каторге) своеобразное авторское прощение в связи лишь с неполным раскаянием и частичной верой в бога. (А Верховенский вообще благополучно свалил за границу.)

Но если ты упорствуешь до последнего в своей богомерзкой ереси, если осмеливаешься критиковать творение божье – наш прекрасный мир, если ты считаешь, что сам в праве распоряжаться своей собственной жизнью, а не вверять ее в руки божьи – готовься! Пройдешь через такие страдания еще при жизни, что ад (в который ты, конечно, попадешь – безбожник!) покажется тебе легкой прогулкой.

Такая исковерканная система ценностей и заражает и так не блистательную с точки зрения стиля прозу вирусом жути, безумия и неадекватности, которые и сделали Достоевского одним из самых известных авторов в истории мировой литературы.

/История же Кириллова продолжилась: он стал одним из героев и символов легендарного «Мифа о Сизифе» - своеобразного евангелия экзистенциализма от главного его пророка Альбера Камю./

Приведу лишь несколько цитат, в полной мере раскрывающих оголтелый обскурантизм Ф.М.:

«без веры в свою душу и в ее бессмертие бытие человека неестественно, немыслимо и невыносимо»;

«А высшая идея на земле лишь одна и именно — идея о бессмертии души человеческой, ибо все остальные «высшие» идеи жизни, которыми может быть жив человек, лишь из нее одной вытекают»;

«любовь к человечеству даже совсем немыслима, непонятна и совсем невозможна без совместной веры в бессмертие души человеческой».

То есть великий писатель земли русской не верит в милосердие, доброту, совесть, любовь к людям, гуманизм в принципе. Он заявляет, что всего этого не существует без веры в бессмертие души. Возникает пара несущественных возражений. Во-первых: какая связь между идеями о бессмертии и вопросами этики, морали, человеческого сосуществования и человеколюбия? А во-вторых – это подмена понятий. Не найдя таких естественных вышеперечисленных вещей в себе, он заменил их истовой христианской верой, так как только она одна (по его мнению) могла удержать его самого от сползания в бездну мизантропических абстракций, в том числе идей об убийствах, самоубийствах (лейтмотивах его творчества) и иного зла. Ф.М. и невдомек, что у нормальных здоровых людей доброта и любовь к ближнему присутствуют и так в базовой комплектации, вне какой-либо взаимосвязи с абстрактными религиозными понятиями.

Маленький тест.

Сколько логический противоречий или ошибок видите вы в следующей фразе Достоевского из «Дневника писателя»:

«Если убеждение в бессмертии так необходимо для бытия человеческого (ибо без него следует самоубийство), то, стало быть, оно и есть нормальное состояние человечества, а коли так, то и самое бессмертие души человеческой существует несомненно».

Я насчитал четыре. (Что уже смахивает на шизофазию.) И это только в одной маленькой фразе!

1. Убеждение в бессмертии необходимо.

Нет, не необходимо. Можно вполне спокойно без него жить.

2. Без этого убеждения следует самоубийство.

Бессмыслица. Единственное самоубийство, которое последовало, было придумано самим Ф.М. на страницах романа – это суицид Кириллова. В реальной жизни никто с собой не кончает, разуверившись в бессмертии. Наоборот, жизнь воспринимается острее и ярче, когда знаешь, что она хрупка и конечна.

3. Убеждение в бессмертии - нормальное состояние человечества.

Очень сомнительно и необоснованно.

Во-первых, нет никакого состояния всего человечества. Есть лишь состояние каждого конкретного человека.

Во-вторых, люди верили и продолжают верить в разные вещи: бессмертие, перерождение душ, единственную жизнь и всеобщее восстание из мертвых в день страшного суда, и т.д. Также миллиарды людей в истории не верили ни во что метафизическое, а были агностиками или атеистами.

4. Бессмертие души человеческой существует несомненно.

Вот это уже верх абсурда! Ф.М. оправдывает только то, что это одно из самых знаменитых и принципиальных утверждений в христианской догматике. То есть Достоевский его не придумал, а просто воспользовался.

/Кстати говоря – распространенная практика в творчестве Ф.М. За исключением христолюбивых словоизлияний типа «Притчи о великом инквизиторе», большая часть теорий, концепций, идей не была создана самим классиком, а почерпнута и заимствована в периодической печати и других источниках./

Что не отменяет бессмысленности и словоблудия (они называли это «схоластикой») самого суждения.

Если что-то необходимо – это существует.

Да ладно! Вы, в принципе, понимаете суть причинно-следственной связи? Сначала вы утверждаете, что какое-то абстрактное понятие нужно человечеству (что не есть факт). Затем, что оно уже необходимо, без него не прожить (еще больший перебор). А как вывод – значит, это существует на самом деле! Вот это уже – настоящая магия! Вы своим заклинанием как бы вызываете вещь из небытия в наш мир. Она существует, просто потому что нам так хочется, нам это нужно! Это уже верх мании величия! Во Вселенной действуют такие законы, чтобы мне было удобно, так как я - венец творения. Если я что-то считаю необходимым, оно само собой появляется и начинает существовать.

К слову, точно так же в схоластике доказывается существование бога.

Религиозный фанатизм естественным образом приводит к антисемитизму, так как ненавидеть всех евреев скопом – славная милосердная традиция в истории христианства.

Национализм и антисемитизм.

Достоевский пытался отмежеваться от своего антисемитизма, но фразы типа «…очутится в руках у всевозможных жидов», «Жидки будут пить народную кровь…», «…если не займут места русские, то на Крым непременно набросятся жиды и умертвят почву края…» не оставляют вариантов. Можно выкручиваться, что «жид» – это ростовщик, а не еврей, но цитата про «пить кровь» настолько созвучна с «пить кровь христианских младенцев» - в чем веками огульно обвиняли евреев, что это не может быть простым совпадением, да и странно себе представить ростовщиков, умертвляющих почву: где связь? (Хотя ненависть не подразумевает логики и обоснованных обвинений, просто фобия в виде патологии.)

В любом случае, национальная тема – больная для Ф.М. Куда ни кинь в текстах взгляд: всюду немцы, поляки, русские, англичане. Он их сравнивает, находит отличия, делает выводы, а, стало быть, - разделяет и сталкивает. И надо всем – идефикс: человека определяет его национальность, и за это нужно цепляться.

Ф.М. сам цепляется и начинает исподволь разжигать национальную рознь в умах подрастающего поколения:

«Надо, чтоб и юноша энтузиаст возлюбил свою нацию, а не шел бы искать правды и идеала на стороне и вне общества».

Надо, очень надо! А то ведь вдруг найдет эту правду, которую мы, националисты, так старательно прячем. Правду о том, что любовь к своей нации рано или поздно превращается в презрение или ненависть ко всем остальным. Убежденность в своей религии зачинает войну со всеми её критиками и противниками. Но общество научит правильно любить родину и креститься в нужную сторону перед штыковой атакой.

Кого же колоть штыком?

Главный враг.

Кто же еще среди врагов Ф.М.? А всё она же – несчастная русская интеллигенция. Вот уж кому достается со всех сторон! Легко выбрать себе врагом того, кто считает ниже своего достоинства отвечать на оскорбления, ввязываясь в бессмысленную перепалку, но всё равно постоянно вставляет палки в колеса ура-патриотам, националистам и религиозным фанатикам.

Достоевский, предчувствуя неизбежную критику, старается наносить упреждающие удары: «…бессовестность русского интеллигентного человека – решительный для меня феномен. Что в том, что она у нас так сплошь да рядом обыкновенна и все к ней привыкли…» Вот, значит, как: интеллигентный человек (атеист, естественно) – бессовестный. Ну, ничего страшного, мы «привыкли». Не буду приводить всю цитату, там еще про лживость, равнодушие, неуважение к себе и т.д. В общем, враг России найден. Если всё-таки черносотенцы придут к власти, понятно – кто будет в первых расстрельных списках.

Для Достоевского любая другая национальность, любая чужая религия или система ценностей вызывают лишь пренебрежение, если не гадливость. Но всё это не имело бы принципиального значения, если бы не призывы к насилию и войне. Турок не человек, мусульманин – неверный, стало быть – вперед, на Константинополь! Россия – великая страна, стало быть – вперед к мировому господству. Что думает весь остальной мир об этих безумных фантазиях – Ф.М. не волнует.

Война.

Не волнует это лишь человека, страдающего неявным биполярным расстройством и явным раздельным мышлением (в психиатрической науке это именуется «компартментализация» - механизм психологической защиты, проявляющийся в том, что противоречия между какими-то мыслями, идеями, отношениями или формами поведения упорно не осознаются). У Достоевского эти психические отклонения доходили, возможно, даже до шизофренической раздвоенности, которая проявлялись в спорадическом бездумном милитаризме (это у человека, считавшего себя милосердным, сострадательным христианином!), в результате чего он выдавал такие перлы: «Да и Бог с ней, с войной; кто войны хочет, хотя, в скобках говоря, пролитая кровь “за великое дело любви” многое значит, многое очистить и омыть может, многое может вновь оживить и многое доселе приниженное и опакощенное в душах наших, вновь вознести».

Это цитата из «Дневника писателя».

То есть, война, убийство тысяч людей (большинство из которых – невинные жертвы, как бывает в каждой войне) – может вознести что-то приниженное в его душе?! Это на полном серьезе?! И этот маньяк после всего сказанного – главный моральный авторитет в тысячелетней истории моей страны? Это просто издевательство.

Да, понятно по его высказываниям о турках (это уже верх ксенофобии и религиозной нетерпимости: «В глазах умирающих братьев бесчестятся их сестры, в глазах матерей бросают вверх их детей-младенцев и подхватывают на ружейный штык; селения истребляются, церкви разбиваются в щепы, всё сводится поголовно — и это дикой, гнусной мусульманской ордой, заклятой противницей цивилизации») и «истребляемых целыми областями» славянах, что он, как и многие тогда, как и многие сейчас, пал жертвою военной лживой пропаганды, когда добрых наивных людей заманивали на войну на территории других государств сказками о жестокости и бесчеловечности одной из враждующих сторон, и о беспомощности и святости уничтожаемой другой стороны. Не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, что на войне не бывает хороших и плохих, героев и злодеев. И зверства творятся с обеих сторон. Но уж если ты себя возомнил совестью нации и пророком, тогда необходимо повнимательнее проверять источники получаемой информации и, вообще, быть менее наивным в геополитических вопросах.

Для Достоевского же на войну идут и ей радуются «лучшие люди». Против войны выступать для него – «явное бесчестие» и «разрыв с всеобщим и повсеместным чувством народным». Главным врагом милитариста становится не непосредственный противник в войне, а пацифист – человек, не желающий, чтобы люди убивали друг друга.

Intermezzo.

Ура-патриотический бум!

Запишись в армию по контракту! Гарантированы: участие в необъявленных войнах на территории сопредельных независимых государств и тайные похороны за казенный счет. Социальная реклама в действии: небывалая активность среди женского населения! Больше они не говорят: «Была бы я мужиком, сама пошла б воевать!», а реально отращивают яйца и едут отстреливать врага, объявленного в вечерних новостях по центральным каналам. Суровый ведущий, грозно насупив бровки, имитирует период гона у орангутанга (или гориллы?) и визжит в экран о врагах народа и фашистской угрозе, распятых мальчиках и мировой закулисе. Женщины в восторге и отказываются от своих сыновей, причисленных (в силу патологически болезненного гуманизма) к пятой колонне. Что, мальчишечка, говоришь – «Это сталинские времена!» Нет, ты что! Сказал бы еще – опричнина. Добро пожаловать в двадцать первый век, страна! Из современной Европы в средневековую Азию.

Разве не об этом мечтал Достоевский, рассуждая о «лучших людях», которые все как один бодрыми колоннами шли турка воевать? Только придуманных распятых мальчиков в 19-м веке заменяли славянские младенцы, бросаемые на турецкие штыки и содранная кожа с их родителей. (В каком объеме эта информация являлась пропагандисткой выдумкой, к сожалению, теперь уже не установить.)

Ну, а всех, кто думает по-другому и не хочет идти в чужие страны людей убивать, Ф.М. начинает считать своими врагами (у людей же не может быть мнения, отличного от его собственного). После чего начинает травлю в печати. Причем он не может в открытую пойти против, например, пацифиста Л.Н. Толстого, а начинает под видом литературной критики издеваться над его персонажем из «Анны Карениной» Левиным, заранее пояснив, что Левин – выразитель идей самого автора.

Естественно, без отрыва от основной линии – разжигания милитаристского угара в СМИ:

«Поверьте, что в некоторых случаях, если не во всех почти (кроме разве войн междоусобных), — война есть процесс, которым именно с наименьшим пролитием крови, с наименьшею скорбию и с наименьшей тратой сил, достигается международное спокойствие и вырабатываются, хоть приблизительно, сколько-нибудь нормальные отношения между нациями».

Не пытайтесь это перечитывать ещё несколько раз, если у вас, как и у меня, глаза на лоб полезли от прочитанного. Вы поняли правильно, и смысл от повторения не изменится:

Война – способ общения наций с наименьшим пролитием крови. Страшно даже предположить: какой способ – с наибольшей? Переговоры? Подписание конвенций и пактов? Система уступок и противовесов, нахождение консенсуса?

Задолго до Оруэлла: война – это мир; ложь – это правда. Двоемыслие шизофренического сознания Достоевского:

«долгий мир зверит и ожесточает человека, а не война. Долгий мир всегда родит жестокость, трусость и грубый, ожирелый эгоизм, а главное — умственный застой».

То есть лошадку, которую по глазам кнутом хлещут, ему жалко, а тысячи замученных на войне людей – не особо, видимо.

И становится понятно – почему. Вернее, во имя чего:

Великодержавный шовинизм.

«…великая наша Россия, во главе объединенных славян, скажет всему миру, всему европейскому человечеству и цивилизации его свое новое, здоровое и еще неслыханное миром слово. Слово это будет сказано во благо и воистину уже в соединение всего человечества новым, братским, всемирным союзом, начала которого лежат в гении славян, а преимущественно в духе великого народа русского»

Это то – во что верит Достоевский. Основа его мировоззрения. Может быть, я что-то не так понял, но у меня создалось впечатление, что он мечтает: во-первых, о захвате всех стран, населенных преимущественно славянами; во-вторых, о захвате уже всего мира, где Россия будет метрополией, а славяне – высшей расой. Если кто-то может объяснить мне отличие этой концепции от планов Гитлера (с заменой соответственно: немцев русскими, а арийцев славянами), очень прошу: помогите. Я никакой разницы не вижу, к сожалению. И могу только со скорбью констатировать, что Достоевский – пан-славянский фашист, лелеющий идею мирового господства.

«Всякий великий народ верит и должен верить… что живет он на то, чтоб стоять во главе народов, приобщить их всех к себе воедино и вести их, в согласном хоре, к окончательной цели, всем им предназначенной».

Думаете, это сказал Гитлер? Муссолини? Нет, наш любимый Достоевский.

Предназначенная всем народам цель, как я понимаю, - это стать рабами «Великого народа», а затем, исполнив свою второстепенную подчиненную роль, сгореть, видимо, в огне печей, задохнуться в газовых камерах.

Интересно, если бы была такая физическая возможность извлечь Достоевского в момент написания этих жутких строк с его мягкого стула и отправить в Освенцим 1945 года, показав - к чему приводят подобные рассуждения, он бы одумался? Или к тому времени он уже находился в таком состоянии старческого маразма, что был бы не способен анализировать и воспринимать новую информацию?

Следствием национализма и антиинтеллектуализма становится и презрение ко всей европейской цивилизации, со всеми ее достижениями и культурой. (Что не мешало Д. чудесным образом развлекаться в Баден-Бадене, проматывая чужие деньги в рулетку.) Европа для Ф.М. - враг, угроза и жупел: «Трудно представить себе, до какой степени она нас боится. А если боится, то должна и ненавидеть. Нас замечательно не любит Европа и никогда не любила; никогда не считала она нас за своих, за европейцев, а всегда лишь за досадных пришельцев».

Современность.

Очень это созвучно современным воплям с телеэкранов, не правда ли? И в то же время эта сладостная хулиганская щекотка внутри груди: «она нас боится! Нас! Боится! Правильно, бойся нас, тварь! Это тебя не спасет, когда мы придем, но бойся! Нам так приятнее будет резать!» Я, быть может, перегибаю палку, но очень уж мерзко ура-патриоты упиваются своей воображаемой силой, которая ничего, кроме крови и жертв принести не может в принципе, а как уверенно напророчил герой этого эссе: «Будущность Европы принадлежит России». Ни больше ни меньше! Ну, и, естественно: «Константинополь – рано ли, поздно ли, должен быть наш…», чуть не забыл!

Легко рассуждать о «русской идее», о «русском мире», что бы это ни значило, сидя в прокуренных кухнях за очередным литром водки, насмотревшись предварительно на обилие приезжих из жарких южных стран на улицах родного города средней полосы. При этом забывается, что представители иных национальностей – тоже люди, которым также необходимо выживать, что они и делают, выполняя за копейки ту работу, на которую местный житель не подпишется из-за гонора и лени.

Так вот, эти во многом прекраснодушные люди понимают хоть немного, к чему действительно ведет национализм? Или разрыв между фантазиями в голове и мерзостью реального насилия не преодолим?

Не хватает ни сил, ни желания дальше приводить цитаты из «Дневника писателя», раскрывающие всю мракобесную, ксенофобскую, милитаристскую суть мировоззрения Ф.М. Кому интересно – сами можете ознакомиться, там еще перлов предостаточно.

Но что действительно поражает, как всё это созвучно с киселевскими, прохановскими и иными михалковскими истеричными словоизвержениями по ТВ. Риторика за полтора века ничуть не изменилась. Просто точки на мировой карте, куда засылают на убой одурманенных сограждан, стали другими.

Сильно тревожит, что последнее время в социокультурном пространстве с истерическими нотками вновь зазвучали ретроградные идеи о «Русском мире», призывы «На Берлин!», воплотившиеся в аналогичные марш-броски дегенератов на харлеях. Под шумок двух развязанных правительством войн набрали силу нео-черносотенные движения. Всё чаще читаешь новости о разгроме выставок современного искусства людьми в рясах или клоунами, выдающими себя за казаков. (Или казаками, выдающими себя за клоунов? Трудно разобраться.) Попробовать остановить эту вакханалию мракобесия и имбецильного ура-патриотизма никто и не пытается, так как государству это выгодно, народ зазомбирован новостями из ящика, а думающие люди разобщены и испуганы.

Что удручает больше всего: то, что в этой стране ничего не меняется столетиями и лишь повторяется круг за кругом. Во времена расцвета Достоевского творились не менее бессмысленные вещи, а идея «Русского мира» впервые привела к массовым добровольческим самозакланиям на далекой от родных земель территории.

Может показаться, что я впадаю в истерику, паникую, пытаюсь выставить Д. жутким монстром, виноватым в страшных грехах всей страны. Но я лишь просто хочу показать его настоящую человеческую природу, которой свойственны заблуждения, перегибы, негативные эмоции, субъективные оценки, в общем, всё то, что наполняет каждого из нас. Очень опасно идеализировать образ классика, представляя его совершенным мудрецом, всевидящим пророком и блаженным старцем, изрекающим лишь святую истину, так как впоследствии появляется соблазн использовать его неосторожные и явно несовременные, ретроградные по нынешним критериям высказывания в политических и иных неблаговидных целях.

V.V.
2016

Последние публикации на сопряженные темы