Авторство: Патронов Юрий
«…Я тоже когда-то не верил, поздно будет каяться».
Вот такие беседы-споры я веду, с назойливым искусителем, что наверняка, явился из самой преисподней.
Кажется я немного задремал и показалось, что мой сын только что сидел рядом, а теперь вышел на балкон. Значит, Юра жив и катастрофа была лишь сном! Но почему моя подушка мокра от слез? Уже счастливый, я покосился в зеркало. На лице моем сияла блаженная улыбка! Уже удрученный ухмылкой идиота, я попытался стереть, убрать гримасу радости, но не получалось!..
— Господи, — ужаснулся я, — до чего страшно наказание Твое!
— Молчи, я буду слушать музыку, пусть звучит Адажио — перебил я, надев наушники, включил магнитофон. Мне кажется, что я нахожусь в центре оркестра. В безголосом плаче я зову Юрия:
— Отстань, искуситель. Не стой над душой. Кто ты?!
Загнав во двор автомобиль «Волгу» приятель похотливо, почти насильно, обнял меня, патетично заявил:
— Послушай, ты же сам рассказывал, как пьяный Ельцин умудрялся на Пасху поздравить «дорогих россиян» с Рождеством.
— Нехристь, заглохни, — прошептал я, — иначе накостыляю!
Мошиах
Юрий Патронов (conyrg@mail.ru )
МОШИАХ
Реальный мифосказ о снах-кошмарах
Иисуса Христа
ПЕРВОЕ ПРИШЕСТВИЕ
Невинным жертвам
религиозной резни, посвящаю. Автор.
ПЛАЧ ПЕРВЫЙ
И пошли войной на Мадиама,
как повелел Господь Моисею…
и убили всех мужеского
пола...
И прогневался Моисей... и сказал:
Для чего вы оставили всех женщин?..
Итак, убейте всех детей мужского пола
и всех женщин, познавших мужа, убейте.
А всех детей
женского пола,
которые не познали мужеского ложа,
оставьте для себя.
Библия. Числа 31-7, 14, 17, 18
Человечеству придется
или выработать новую мораль
для нового времени,
или погибнуть. С. Лем
УХМЫЛКА НЕХРИСТЯ
Этакий посторонний внутренний Голос я впервые услышал в себе девятнадцать лет
назад, в ночь рождения сына Юрия, об этом у меня должна быть подробная запись
в дневнике. Да, вот она:
«4-сентября 1984-года. Только что «скорая» увезла любимую Веру в родильный дом.
Измученный отсутствием вестей, я вернулся домой, сел в кресло, забылся сном, который
уже когда-то пережил. Там в ином мире сна, некая Воля переносит меня, к Богоявленскому
собору на Елоховской. Двери приоткрыты, я, же удрученный своей наготой, стыдливо
протискиваюсь вовнутрь, простираюсь у распятия: «Господи, помоги разродиться младенцем
моей…» — и замолкаю. Надо же, я напрочь забыл имя невесты! Нет, не завершить мне
молитвы! Видимо я буду наказан за то, что опять усомнился в силе и доброте Распятого,
— прости и помилуй мя!
Не глядя на распятие, я чувствую взгляд Христа, полный неземной жути, слышу голос
Его: «Ближе, Михаил…» Я подступаю до соприкосновения, уже взбираюсь по окровененным
ногам и горячие слова Его обжигают слух: «…Миша, тяжко мне, тиско! Помоги сойти
с креста обмана! Освободи душу мою! Умоляю!..» Не уразумев недосказанного Им,
я преодолев страх Господень и желая поскорее проснуться, заикаюсь: «Я же великий
г-грешник Иисусе, к-как-к помочь, чем?!» «…Вернись, Михаил, поведай, живым истину
о моей земной жизни. Совлеки, с обманутых сети библейской лжи. Расскажи о злодеяниях
душегубов, что прячутся под кипами, да рясами. Иначе, тяжким, гибельным станет
для всех земной мир».
«Боже, не введи меня в искушение, избави от лукавого! — истово шепчу я молитву
и хочу перекреститься, но едва ослабляю хватку, тут же срываюсь и падаю в липкое
месиво, где мириады нежитей, с крылышками вместо ушей, разевая беззубые рты, с
визгом, тянут меня в глубину вечного стона. «Ну и пусть на все будет Воля Твоя».
Но кончины нет, а теснота ада освещается сиянием нимба, что колышется над ликом
Девы. Богородица говорит мне: «Миша, тебе, тут не место, вернись на Землю. Исполни
просьбу Христа, исполни предначертанное тебе и никого, ничего, не бойся. Только
так спасешь своего сына, уже рожденного Верой». Благодаря подсказке Девы, я тут вскричал имя невесты и схватив воздуха, проснулся. За окном дневной свет! Не
дозваниваясь, помчался в роддом. Медсестра с укоризною сообщила, что девочка Вера,
родила мне крепыша сына. Я же, вспомнив предсказание сна, испугался этому известию».
Вот такая запись. Едва я закрыл тетрадь, тут же возник Голос:
«…Миша, еще прочти обо мне. Будь внимателен к датам и словам, тогда поймешь,
почему именно к тебе пришла беда».
Я послушно листаю дневник. Вот через год Вера становится моей законной женой.
Тут же приписка: «Во время молитвы Голос, уже наяву умоляет меня о спасении Его
души. Рассказать же кому-то о сей докуке пока не решаюсь. Еще сочтут за безумного».
А судя по этой записи, я уже вернулся из армии: «…Мой потусторонний ментор оборзел!
Всюду поучает меня. Пытается что-то рассказать о своей жизни, но я не слушаю и
надо бы Его любое обращение ко мне обособить от себя скобками (…) или отточиями!
Может все закавычить? Только бы не навредить сыну Юрию».
Дабы не утратить веры в Бога, избавится от слухового наваждения, замыслил я разрушить
предсказание сна. Вскоре состоялся жуткий развод с женой. Так у Юрия появился
другой отец. Напрасно я затеял игру, судьбы я не одурачил. Неделю назад, под колесами
джипа, на моих глазах, погиб сын, а я, вот, остался жить.
Полулежа на кровати, я в сотый раз оглядел свою левую ногу. Теперь вместо нее
лишь пустота, точнее культя, что саднит тупой болью. Но куда больше ноет истерзанная
душа. Через дверной проём я глянул в соседнюю комнату, там, у траурной
фотографии согбенно сидит мать Юрия. Бывшая жена напросилась ухаживать
за мной и моей дочкой Аленкой, а сама все плачет. Глаза Веры будто изошли
слезами, провалились в черные дыры. Иногда, мне кажется, что я даже слышу
горестные причитания матери Юрия и, понимая, как сиротливо ей, забываю о своем
увечье. Теперь за нами убогими будет приглядывать беременная невеста покойного
сына — Ирина. Сейчас она моет посуду на кухне. А я лишь избегаю ее взгляда.
«…Кругом слезы и насилие, — говорит Нехристь, голосом просветителя Льва Николаева,
— кругом Пир во время чумы, страна вымирает, но об этом всем запрещено говорить».
Утром приходила участковый врач. Вот смех, новая докторша, представитель
Средней Азии, может нарочито, но ничего не понимает по-русски, а наш бывший
врач, кстати, преотличный медик-специалист, улетел в Израиль ухаживать за
ветхой миллионершей.
Я закрываю дневник и тут же изнутри меня назойливый Голос Нехристя: «…Миша, уже
следующей ночью тебя, ждет испытание».
— Что я должен сделать, чтобы бы ты замолк? — зашептал я.
«…Миша, прежде надо подумать, как тебе вырваться из грядущего кошмара. Там в
Тесноте сна вспомни и четко произнеси двойные фамилий семерых, тайных банкиров
мира. Иначе не отпустит тебя Теснота-Лжи. Хочешь, Миша, я напомню тебе их имена?»
— Почему я должен зубрить то, что мне противно! Отстань!
«…Я не дам тебе оставить малышку Аленку сиротой! Сколько раз я просил тебя не
молиться библейской ахинее, сколько раз предупреждал тебя о смерти сына, но ты
настырно молился Иегове».
Чтобы отвлечься, уйти от страданий плоти и души я, заставил себя внести в дневник
свежую запись: «4-сентября 2003-года. Вчера меня, калеку, привезли из больницы
домой. Ночью воспалилась культя. Обезболивающие лекарства не помогли. Утром чуток
заснул и тут же попал в сон-кошмар, который, по словам Нехристя уже снова ждет
меня. Я точно повинен в смерти матери Аленки наказан за это». При воспоминании
о любимой Софии мои глаза заполнились слезами.
Из кухни радостный визг Аленки. Видимо беременная невестка Ирина таки позволила
моей дочке помочь ей мыть посуду. Ты красавица Ирина, учудила! Почему там на проселочной
дороге, после аварии, первым в больницу доставила не Юрия, а меня. Зачем?
«…Михаил, — пожурил Голос, — невестка уже говорила тебе, что после катастрофы,
твой сын, был больше мертв, чем жив».
— Нехристь, — шепчу я, преодолевая боль в культе, — вот я расспрошу вдовицу.
Если Ира скажет, что спасать меня её надоумил внутренний Голос, то берегись. Я
сам пойду к психиатру и пусть он отправит меня в дурдом. — Я знал этой угрозы
Голос боится больше всего и надолго замолкает.
Вчера по телефону некие дамочки, исполненные лживого соболезнования,
известили скорбящую мать о мистере Грабовом, способного вернуть, вернее
вселить душу Юрия в котенка. Потребовали предоплату. Котенок бы появился, но
раньше обычного, пришла Ирина невеста сына и, конечно, не впустила бестий
в квартиру. Права ли беременная вдовица Ирина, не знаю.
«…Миша, — робко возник Голос, — если бы тогда на станции ты исполнил мою просьбу
и отрекся от Иеговы, то не случилось бы этой беды и великой трагедии, когда наилучшая
держава в мире, чей народ устремился в будущее, не развалился бы от либерального
маразма. Из-за того, что кто-то вовремя не заполнил магазины колбасой. Зато, сейчас
всем все можно и ничего не хочется! Верно?»
— Не жизнь, — согласился я, — а вечный, опостылевший праздник. Нехристь, так
кто же виноват во всем? Кто?
«…Ты, Миша, тоже разваливал страну. Ну-ка вспомни, как ночами вслушивался в радиоголос
Би-би-си, а затем радовался горбачевской перестройке, как одурев от свободы, старался
не замечать, того, что за спиной у тебя, орудовали, грабили русских дельцы с двойными
фамилиями. Заговорщики прекрасно знали, что тому, кому многое запрещалось, прежде
всего, захочется не осмыслить происходящее вокруг, а попробовать жвачки, посмотреть
видики с голой эротикой, от которых, кстати, у мужчин начинается половое бессилие…
Сионисты толкнули Россию в новую западню».
— Не кошмарь. Говорю же, я не верю в еврейский заговор…
«…Я тоже когда-то не верил, поздно будет каяться».
Вот такие беседы-споры я веду, с назойливым искусителем, что наверняка, явился из самой преисподней.
Кажется я немного задремал и показалось, что мой сын только что сидел рядом, а теперь вышел на балкон. Значит, Юра жив и катастрофа была лишь сном! Но почему моя подушка мокра от слез? Уже счастливый, я покосился в зеркало. На лице моем сияла блаженная улыбка! Уже удрученный ухмылкой идиота, я попытался стереть, убрать гримасу радости, но не получалось!..
— Господи, — ужаснулся я, — до чего страшно наказание Твое!
«…Не произноси слово Господь, — раздался Голос, — говори только Бог, или Боже!
Вижу, с тобой, Миша, нельзя по-хорошему. Тогда, не надейся на избавление от моей
улыбки».
Я снова хватаю дневник и продолжаю мою незавершенную запись: «Я далеко зашел.
Только что причудился живой Юра и просил… Что же я ему обещал? Долги наши, вериги
наши. На моем лице появилась ухмылка идиота. Кто теперь скажет, как убрать с лица
гримасу, что корежит мою душу. Боже, избавь меня от голошенья, убери с лица усмешку
Его. Как можно отказаться от Христа, с рождения которого началась новая эра человечества?»
«…Миша, опомнись, — возник Голос, — помоги мне и рус…»
— Молчи, я буду слушать музыку, пусть звучит Адажио — перебил я, надев наушники, включил магнитофон. Мне кажется, что я нахожусь в центре оркестра. В безголосом плаче я зову Юрия:
«…Душа предавшего тебя сына, — вкрался шепот, — уже наказана. Она в Теснилище.
А эту духовную музыку, сочинил вовсе не Альбинони…» — «А мне без разницы, — мысленно
отвечаю я, — звучание музыки отвечает моей, безысходности. Это мой траур, о потере
всего» — «…Эта музыка, Миша, светлая грусть о настоящей любви, без границ и сомнений,
которая переполняет сердце любовью. Вслушайся, звуки говорят о великом единении
душ, о надежде…»
— Нехристь, уйди, — говорю я так громко, что Ирина посмотрела на меня, — оставь!
Слушая трио-сонату, я хочу поменяться местами с уснувшим Юрием! Кому нужна моя
никчемная жизнь!» «…Ты нужен мне. Вся трагедия в том, что ты, Миша потерял не
только сына, но
и себя, и великую страну. Начни с малого. Прекрати верить в меня Христа спасителя».
— Отстань, искуситель. Не стой над душой. Кто ты?!
«…Миша, разъясняю. Я, как и ты, был действующим лицом трагикомедии человеков.
Теперь я исполнитель воли планеты. Земле надоела библейская ложь! Я намерен развенчать
веру в меня, иначе Теснота продолжит собирать свою гибельную жатву. Освободи обманутых
раввинами. Потом, никому не вырваться из Теснилища!»
Я записал в дневник: «После появления на моем лице шалой улыбки-издевки, я, отказался
от слов утешения для бывшей жены. Тем более, вряд ли она поверит моему рассказу
о внутреннем Голосе. Я же точно прокаженный, я стыдливо прячу ухмылку за ладонью.
Я бы поверил мистическому истязателю, но он так излишне политизирован? Он выражается
о ситуации в России, так, будто не я, а он постоянно живет в ней и вещает с трибуны
для русских националистов…»
С кровати на пол упала тетрадь, да так, что открылась страница четырехлетней
давности, уже с мистической дрожью, я вчитываюсь:
«19-июня 1999-года. Почти месяц я живу на чердаке дачи приятеля. Перекапывая
приокскую землю, я заодно завершил трагикомедию, заказанную мне, эмигрантом
Лавром…»
Припомнив Лавра я невольно содрогнулся. Этот состоятельный старикан вернулся
в Россию, чтобы поставить спектакль о своей грешной молодости. Уговорил таки меня
написать правдивую пьесу о его любви к жене репрессированного брата. Подкупили
меня жуткие воспоминания бывшего сталиниста, начальника ИТЛ. Была у него
в лагере этакая проверка на вшивость. Из вновь прибывших в лагерь священников
Лавр выбирал самых ревностных. Вынуждал их читать лекции по атеизму или играть
в спектаклях анти-воскрешение. И надо же многие духовные лица, желая избежать
ссоры с властью, ёрничая, участвовали и в показательном суде над Господом.
Но не все становились иудами… Об этих мучениках я и создал пьесу.
Я дочитываю запись: «Предчувствие меня не подвело. Приехал приятель-дачник. Кстати,
ему первому я поведал о Нехристе. Он побожился, что на сто процентов избавит меня
от Голоса».
Обещание приятеля возбудило предсказуемое свойство разума. Память быстротечно
перебросила меня в тот день, в 19-июня.
ДАЧНИК
Загнав во двор автомобиль «Волгу» приятель похотливо, почти насильно, обнял меня, патетично заявил:
— Архангел, я встретился с благостарцем и поведал ему о твоём Внутреннем
Нехристе. Тебе советуют бросить самоистязание в творчестве и немедля принять
крещение, хочешь вместе помолимся и тогда Голос искусителя точно прекратит
досаждать тебе.
— Не могу! — ответил я. — Голос прав — пора людям создать новую веру полную гуманизма и любви к природе Земли и человеку. Пора начинать в этом и будет смысл моей жизни. Теперь о крещении. Для меня, дружище, это слишком серьезный шаг. Я не хочу уподобиться коммунисту-президенту, что проворно уверовав, явился в храм и присобачил на себя крест слева направо, будто масон.
«…Миша, напомни-ка приятелю, — возник Голос, — когда парламент восстал против действий Ельцина то патриарх заявил: «проливший невинную кровь, будет отлучен от церкви». Но еще до того как Дом Советов расстреляли танки, Алексий мог организовать крестный ход и предотвратить убийство тысячи людей, не согласных с политикой Бориса. Но патриарх поставил православную церковь на службу будущим олигархам. Позже Алексий не предал анафеме стрелявших, а погибших, назвал бунтовщиками. Скажи об этом…»
Я же, нарочно, вопреки ментору, произнес иное:
— Не могу! — ответил я. — Голос прав — пора людям создать новую веру полную гуманизма и любви к природе Земли и человеку. Пора начинать в этом и будет смысл моей жизни. Теперь о крещении. Для меня, дружище, это слишком серьезный шаг. Я не хочу уподобиться коммунисту-президенту, что проворно уверовав, явился в храм и присобачил на себя крест слева направо, будто масон.
«…Миша, напомни-ка приятелю, — возник Голос, — когда парламент восстал против действий Ельцина то патриарх заявил: «проливший невинную кровь, будет отлучен от церкви». Но еще до того как Дом Советов расстреляли танки, Алексий мог организовать крестный ход и предотвратить убийство тысячи людей, не согласных с политикой Бориса. Но патриарх поставил православную церковь на службу будущим олигархам. Позже Алексий не предал анафеме стрелявших, а погибших, назвал бунтовщиками. Скажи об этом…»
— Послушай, ты же сам рассказывал, как пьяный Ельцин умудрялся на Пасху поздравить «дорогих россиян» с Рождеством.
— А ты не суди президента, ты, на себя оборотись! — опять сладострастно перебирая
мои пальцы начал дачник. — Стань ближе к святости, почувствуй благость
веры, удивись чуду воскрешения
— Нет, у меня чудобоязнь. Нет.
— Миша, — еще более мёдоточиво продолжил дачник, — так и быть откроюсь тебе, намедни, я рукоположен…
— Что?! Ты священник? — удивился я. — Ты же хвастал, что до перестройки изгонял верующих из церкви…
— Зато, слава благотворителям, ныне я восстановил разрушенный коммунистами храм. Так что сейчас прокричи: Господи, верую Ты воскрес ради меня грешника! Кричи ради спасения землян.
— Не верю, — упирался я, — кругом тьма священников, а любви к человеку нет,
к природе нет, зато возросла тяга к разбою.
— Нет, у меня чудобоязнь. Нет.
— Миша, — еще более мёдоточиво продолжил дачник, — так и быть откроюсь тебе, намедни, я рукоположен…
— Что?! Ты священник? — удивился я. — Ты же хвастал, что до перестройки изгонял верующих из церкви…
— Зато, слава благотворителям, ныне я восстановил разрушенный коммунистами храм. Так что сейчас прокричи: Господи, верую Ты воскрес ради меня грешника! Кричи ради спасения землян.
Назначу тебя старостой в мой приход. Деньги будем грести лопатой. Купишь
себе квартиру, машину. Только, познакомь меня с грешником Лавром. Этот олигарх
быстро у меня раскошелится в пользу прихожан, — дачник вульгарно взмолился.
— И да святится имя моё, и да процветает расширение моё.
«Что бы ни знаменовали священники о душе и Боге, — подумал я, — мысли их устремлены только к наживе, не зря, люди говорят, о глазах завидущих и руках загребущих». Я поклялся себе, что приятеля-дачника, поставлю на место и отныне даже по имени называть не буду, а лишь попом-дармоедом, то-есть Пэде, а сам, вот пропасть, скрепя сердце, в тон ему, поздравил его с принятием сана, затем добавил:
— Моё богатство всегда при мне, а происходящее вокруг, вынуждает создать учение, освящающее темные закоулки совести человека.
— И да святится имя моё, и да процветает расширение моё.
«Что бы ни знаменовали священники о душе и Боге, — подумал я, — мысли их устремлены только к наживе, не зря, люди говорят, о глазах завидущих и руках загребущих». Я поклялся себе, что приятеля-дачника, поставлю на место и отныне даже по имени называть не буду, а лишь попом-дармоедом, то-есть Пэде, а сам, вот пропасть, скрепя сердце, в тон ему, поздравил его с принятием сана, затем добавил:
— Моё богатство всегда при мне, а происходящее вокруг, вынуждает создать учение, освящающее темные закоулки совести человека.
— А я, Миша, устал от моралей и скудной жизни. Хочу путешествий, карнавала,
положительных эмоций! Врачи советуют смеяться. Пусть все летит к чертям! Выпьем,
за успешную жизнь!
За чаркой кагора мы заодно отметили день моего 33-летия. Поняв, я что я не намерен оставаться ночевать, приятель буквально взбеленился. Я же уже догадываясь к чему это может привести наотрез отказался, стал собираться, надеясь пешком добраться до ближайшей железнодорожной станции. Узнав о завершении пьесы-трагедии для Лавра, приятель убедил меня прочесть, ну хотя бы пять страниц.
За чаркой кагора мы заодно отметили день моего 33-летия. Поняв, я что я не намерен оставаться ночевать, приятель буквально взбеленился. Я же уже догадываясь к чему это может привести наотрез отказался, стал собираться, надеясь пешком добраться до ближайшей железнодорожной станции. Узнав о завершении пьесы-трагедии для Лавра, приятель убедил меня прочесть, ну хотя бы пять страниц.
Выслушав суд заключенных над Богом, Пэде высказался: «Э-э, батенька, ты изнутри
враг веры христовой…» Я возразил ему, мол я, скорее, пантеист, чистота
природы и души человека для меня превыше любой веры. Дачник пообещал
меня довести до станции, и мне пришлось продолжить чтение. Едва же я дошёл до
сцены-апогея, где в адрес Иеговы священники бросили первые обвинения,
поп, вскочил, возопил, что узрел на мне, толстовце, печать антихриста.
Воздев руки, стал умолять Бога помиловать его за поневоле услышанную
ересь. Пропев мне анафему, приятель чрезмерно патетично завершил:
— Для меня, дождавшегося всехвального воцарения свободы совести, твоё творчество, ересь! Повесить бы тебе на шею мельничный жернов и утопить. Вспомни, как сняли министра отказавшегося финансировать строительство храма Спасителя. Одумайся, Миша, или станешь нерукопожатен для меня, теперь олицетворяющего Христа.
— Для меня, дождавшегося всехвального воцарения свободы совести, твоё творчество, ересь! Повесить бы тебе на шею мельничный жернов и утопить. Вспомни, как сняли министра отказавшегося финансировать строительство храма Спасителя. Одумайся, Миша, или станешь нерукопожатен для меня, теперь олицетворяющего Христа.
— Тогда, — голосом Нехристя, ответил я, — надо восстать против твоего чванства
и мракобесия и обратиться к староверам. Они
— Ты безумен, даже после вразумления сеешь заразу раскола в вере Христовой. Из-за таких еретиков, Россия может исчезнуть с лица земли, посему твои богохульные записи подобает сжечь!..
«…Скажи попу нет, — сказал Голос. — И немедля в Москву».
Я же, испуганный яростью радетеля веры, конфузливо заспорил, мол, рукописи не горят, а идеи обезвреживаются только идеями, но поп уже оплел меня чарами гипноза и я, покорно принес рукописи. От зажигалки кипа бумаг не загоралась. Тогда Пэде выдернул из моих рук листы, сминая, побросал их в железную бочку, на дне которой тлел огонь. Вскоре там заполыхала преисподняя, и мне почудились голоса персонажей, что в корчах умоляли о спасении. Когда же от бумаг остался серый пепел-прах, я взял его в ладони, и он был холоднее горсти снега. Я понял, что занедужил, что внутри меня бушует лихорадка, пора убираться домой, а лучше вообще оборвать свою никчемную жизнь.
— Ты безумен, даже после вразумления сеешь заразу раскола в вере Христовой. Из-за таких еретиков, Россия может исчезнуть с лица земли, посему твои богохульные записи подобает сжечь!..
«…Скажи попу нет, — сказал Голос. — И немедля в Москву».
Я же, испуганный яростью радетеля веры, конфузливо заспорил, мол, рукописи не горят, а идеи обезвреживаются только идеями, но поп уже оплел меня чарами гипноза и я, покорно принес рукописи. От зажигалки кипа бумаг не загоралась. Тогда Пэде выдернул из моих рук листы, сминая, побросал их в железную бочку, на дне которой тлел огонь. Вскоре там заполыхала преисподняя, и мне почудились голоса персонажей, что в корчах умоляли о спасении. Когда же от бумаг остался серый пепел-прах, я взял его в ладони, и он был холоднее горсти снега. Я понял, что занедужил, что внутри меня бушует лихорадка, пора убираться домой, а лучше вообще оборвать свою никчемную жизнь.
Пэде повез до железнодорожной станции, по дороге требовал познакомить его с
Лавром, истязал циничными откровениями:
— Миша, я разговаривал с твоею бывшей женой. Еврейская жена это же средство для передвижения, — пошутил он. — А Вера только и живет тобой. Знаю, вашей любви противились все. Куда там Ромео и Джульетте. Я вам завидую. Но когда, после рождения сына, все смирились с вашим бракосочетанием, а ты подлец, настоял на разводе. Почему? Ты уже семь лет не видел сына? Гореть тебе в аду!
— Все, Пэде, довольно не лезь ко мне в душу… — я посмотрел на небо. За нами гналось черное грозовое облако, которое вспарывали молнии, явно пришедшие из космоса. Уже виновато я продолжил. — Вера, разочарованная моими литературными потугами, и крушением в бизнесе, согласилась на развод и вскоре вышла замуж за торговца суррогатным грузинским вином. Этот лавочник запретил пасынку общаться со мной. Поначалу, мы скрытно виделись у школы после уроков, но отчим, быстро узнал о наших встречах и Юра перестал звонить мне.
— Миша, я разговаривал с твоею бывшей женой. Еврейская жена это же средство для передвижения, — пошутил он. — А Вера только и живет тобой. Знаю, вашей любви противились все. Куда там Ромео и Джульетте. Я вам завидую. Но когда, после рождения сына, все смирились с вашим бракосочетанием, а ты подлец, настоял на разводе. Почему? Ты уже семь лет не видел сына? Гореть тебе в аду!
— Все, Пэде, довольно не лезь ко мне в душу… — я посмотрел на небо. За нами гналось черное грозовое облако, которое вспарывали молнии, явно пришедшие из космоса. Уже виновато я продолжил. — Вера, разочарованная моими литературными потугами, и крушением в бизнесе, согласилась на развод и вскоре вышла замуж за торговца суррогатным грузинским вином. Этот лавочник запретил пасынку общаться со мной. Поначалу, мы скрытно виделись у школы после уроков, но отчим, быстро узнал о наших встречах и Юра перестал звонить мне.
Уже стоя на платформе поп-дачник просто из кожи вон лез, пытаясь распотешить
меня. Лицемерно похохатывая в пышную бороду, назойливо травил сальные
анекдоты о раввине, сумевшем одурачить Христа, об «оральном» кабинете
президента. Всем этим он переполнил чашу моего терпения. К тому же весомо
завращалось подозрение: поп целенаправленно подталкивает меня к самоубийству.
Диспетчер станции «Тарусская» объявил: «Электропоезд Тула-Москва прибывает ко второй платформе…»
Надвигающаяся с юга туча, удивительно напоминала мне мои осны-кошмары, в опрокинутом штормом море, я видел сотни знакомых мне лиц зовущих о спасении. «Палыч, — мысленно убеждал я себя, — это вовсе не люциферовы молнии падают на Землю. То сверкают искры из-под колес электрички. Не слушай никого, преступи предел, шагни под них, и не будет этой душераздирающей боли».
Диспетчер станции «Тарусская» объявил: «Электропоезд Тула-Москва прибывает ко второй платформе…»
Надвигающаяся с юга туча, удивительно напоминала мне мои осны-кошмары, в опрокинутом штормом море, я видел сотни знакомых мне лиц зовущих о спасении. «Палыч, — мысленно убеждал я себя, — это вовсе не люциферовы молнии падают на Землю. То сверкают искры из-под колес электрички. Не слушай никого, преступи предел, шагни под них, и не будет этой душераздирающей боли».
Смирившийся с крахом судьбы, я встал на край платформы: «Боже, останови,
вразуми меня!» Вообразив свое бренное тело, расчлененным по шпалам,
я глянул туда, но, разглядел лишь ворох общих тетрадей, из верхней, трепетал
лист, исписанный красной пастой.
«…Миша, — раздался Голос, — подними рукопись…»
И тогда душа моя потянулась к листу и порыв ветра, взвихрив его, прилепил к моей груди. Будто хватаясь за соломинку я прочел:
Я стать готовлюсь музыкой Твоей.
Настрою струны: скоро мой черед.
О, что теперь со мной произойдет?
Небо раскатисто подтвердило: «Подними тетради, постигнешь! — Юра, о, что теперь со мной произойдет? — уже вслух повторил я, стараясь словами отгородиться, заглушить голос дачника уже вновь рассыпавшего восторги о красоте моей бывшей жены. Оказывается Вера обещала стать его щедрой прихожанкой.
«…Миша, — раздался Голос, — подними рукопись…»
И тогда душа моя потянулась к листу и порыв ветра, взвихрив его, прилепил к моей груди. Будто хватаясь за соломинку я прочел:
Я стать готовлюсь музыкой Твоей.
Настрою струны: скоро мой черед.
О, что теперь со мной произойдет?
Небо раскатисто подтвердило: «Подними тетради, постигнешь! — Юра, о, что теперь со мной произойдет? — уже вслух повторил я, стараясь словами отгородиться, заглушить голос дачника уже вновь рассыпавшего восторги о красоте моей бывшей жены. Оказывается Вера обещала стать его щедрой прихожанкой.
Когда крупная капля дождя скатилась по щеке, поезд был уже в ста шагах
от меня, я сорвался с платформы. Завизжав тормозами, смятенно засвиристела
электричка, я подбирал и умещал тетради в пакет, затылком чувствуя, как,
за лобовым стеклом вагона, слегка толкнувшего меня, машинист накручивает
пальцем у виска.
Захлестал ливень. На перрон я взобрался с помощью незнакомца. Приятель же, глумливо выдавив губами «Недоумец», открыл зонт и пританцовывая, двинулся к своей машине.
Поезд медленно разместил себя по длине платформы. Зашипев библейским змеем передо мной открылись врата последнего вагона. Пошатываясь, я вдавил себя в пустой тамбур. Показалось, что пассажиры смеются над моим нелепым пакетом. Даже в шуме ливня и перестуке колес слышу их издевку: «Не-доу-мец».
«…С днем рождения, Миша! Ты вытянул билет в новую жизнь. А теперь просмотри
мой подарок тебе. Открой же первую тетрадь»
Захлестал ливень. На перрон я взобрался с помощью незнакомца. Приятель же, глумливо выдавив губами «Недоумец», открыл зонт и пританцовывая, двинулся к своей машине.
Поезд медленно разместил себя по длине платформы. Зашипев библейским змеем передо мной открылись врата последнего вагона. Пошатываясь, я вдавил себя в пустой тамбур. Показалось, что пассажиры смеются над моим нелепым пакетом. Даже в шуме ливня и перестуке колес слышу их издевку: «Не-доу-мец».
Станция «Тарусская» осталась позади. Я сел на пустую скамью разложил подобранные
тетради по нумерации. За окном вагона блиц-молния высветила заглавие «Мольба
Нехристя». По спине у меня побежали мурашки. Открыл внутреннюю сторону обложки,
явно женской рукой, косопись:
«Сегодня 19-июня, голос моего предка заявил мне, что по воле Случайности, моя рукопись о нем, окажется в руках Соавтора. Уже предчувствуя Тебя Соавтора, прошу об одном. Заверши и опубликуй необходимую повесть. С уважением монахиня София».
У меня вдруг возникло ощущение, что когда-то в моем кошмарном сне я уже листал эту тетрадь. Мои предки, страдая от тесноты иного мира, умоляли меня постичь «Книгу Судеб», заклинали о спасении уже моих потомков. Я обещал им, но проснувшись и привычно глянув в зеркало все позабыл, хотя чувство тревоги до сих пор гложет меня.
Уступив место инвалиду, я продолжил изучение первой тетради. На титульном
листе тетради Софии приписано:
«Сегодня 19-июня, голос моего предка заявил мне, что по воле Случайности, моя рукопись о нем, окажется в руках Соавтора. Уже предчувствуя Тебя Соавтора, прошу об одном. Заверши и опубликуй необходимую повесть. С уважением монахиня София».
У меня вдруг возникло ощущение, что когда-то в моем кошмарном сне я уже листал эту тетрадь. Мои предки, страдая от тесноты иного мира, умоляли меня постичь «Книгу Судеб», заклинали о спасении уже моих потомков. Я обещал им, но проснувшись и привычно глянув в зеркало все позабыл, хотя чувство тревоги до сих пор гложет меня.
«Соавтор, эту рукопись я написала ради людей, которые воистину верят и любят
Иисуса Христа. Прошу, ознакомься с жизнью моего предка поэта Донна, он тоже слышал
Голос Христа.
Прошу не живи в неведении грядущего, я дарю мои тетради пытливому человеку, чей взгляд обратится к ним. Верю в твоё великое терпение и особое постижение «Мольбы Нехристя». Я верю, что ты, влюбленный в жизнь и свободный от предрассудков, не испугаешься смысловых преград, одолеешь горечь повествования, ибо оно мизерно в сравнении с ужасами библейского текста, где в 136-псалме сказано: «Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень». Согласись, эти отвратные слова, якобы написанные по вдохновению Божьему, не могли быть даны истинно верующим для наставления в праведности. Бог, допустивший эти злодеяния в своем главном Послании, для меня перестал быть свят, добр, светел… Вот почему, уже не надеясь на упования библейские, я намерена оставить монастырь. Но Господу иудеев дан шанс опровергнуть мои сомнения. А пока, благодаря Внутреннему Голосу, я обрела иное Вселенское сознание. Я примкнула к сообществу людей, которые тоже не верят в сказку о небесном рае, зато разумно почитают среду своего обитания. И поклоняются Земле-Кормилице. Читатель, прислушайся и ты к непогоде и предостережению животворящей Планеты, покинь стадо мракобесов, которое, отравляет землю, воду, воздух, оставляя после себя самовозгорающиеся горы мусора, которое, надеясь на Лже-Бога, продолжает танец смерти по кругу нескончаемого карнавала…»
Прошу не живи в неведении грядущего, я дарю мои тетради пытливому человеку, чей взгляд обратится к ним. Верю в твоё великое терпение и особое постижение «Мольбы Нехристя». Я верю, что ты, влюбленный в жизнь и свободный от предрассудков, не испугаешься смысловых преград, одолеешь горечь повествования, ибо оно мизерно в сравнении с ужасами библейского текста, где в 136-псалме сказано: «Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень». Согласись, эти отвратные слова, якобы написанные по вдохновению Божьему, не могли быть даны истинно верующим для наставления в праведности. Бог, допустивший эти злодеяния в своем главном Послании, для меня перестал быть свят, добр, светел… Вот почему, уже не надеясь на упования библейские, я намерена оставить монастырь. Но Господу иудеев дан шанс опровергнуть мои сомнения. А пока, благодаря Внутреннему Голосу, я обрела иное Вселенское сознание. Я примкнула к сообществу людей, которые тоже не верят в сказку о небесном рае, зато разумно почитают среду своего обитания. И поклоняются Земле-Кормилице. Читатель, прислушайся и ты к непогоде и предостережению животворящей Планеты, покинь стадо мракобесов, которое, отравляет землю, воду, воздух, оставляя после себя самовозгорающиеся горы мусора, которое, надеясь на Лже-Бога, продолжает танец смерти по кругу нескончаемого карнавала…»
«Эту повесть о моем предке Джоне Донне, я послушница Юлия, завершила в год,
когда Россия отмечала 1000-летие лже-крещения Руси. Почему ложного? Соавтор
поймет и уже по-иному увидит жизнь истинного Христа, а значит с иными мыслями
станет в ряды его сторонников»
«Опаньки, это же обо мне и моих персонажах, — подумал я, — неужто опять Голос старается. Ладно, прежде чем судить да рядить, въедем-ка
в категорию тонких слухачей», — я пролистал рукопись и вскоре попал под влияние магических строк. Надо же главный герой повести
англичанин Джон, тоже, как и я, слышал внутренний Голос.
Я взмолился: «Боже, не предлагай мне ещё и чужую ересь»
В ответ на мою воспаленную мольбу в вагоне возник призрак Пэде. Пребывая
под зонтиком, не касаясь, пола, будто иллюзия-химера из моих детских
страхов, наваждение, зависнув надо мною, окутав бородищей, дохнуло в
темя: «Миша-дружок, ты напрасно подобрал тетради. Ради чужой ереси
ты прежде времени сошел с пути истины. Стань на колени, замолим твой
грех, спасем твою душу!..»
Понимая, что могу соскользнуть в пучину безумия и возопить «Сгинь!», отчего опустеет вагон, я спокойно заставил себя произнести: «Приятель, ты, лишь моё больное воображение…»
«Дружок, оставь-ка перо искуса и не богохульничай о Свободе Воли? Мы сожгли твои вредоносные пьески, теперь избавься и от рукописи монахини, иначе ад Христов поглотит тебя и всех нас. Помни, святая вера превыше сомнений…»
Понимая, что могу соскользнуть в пучину безумия и возопить «Сгинь!», отчего опустеет вагон, я спокойно заставил себя произнести: «Приятель, ты, лишь моё больное воображение…»
«Дружок, оставь-ка перо искуса и не богохульничай о Свободе Воли? Мы сожгли твои вредоносные пьески, теперь избавься и от рукописи монахини, иначе ад Христов поглотит тебя и всех нас. Помни, святая вера превыше сомнений…»
Я решил через вагонную форточку выбросить тетради. И вдруг мне послышался
голосок сына: «Папа, остановись!». Захлопнув фрамугу, я презрев колыхания
призрака, мысленно ответил сыну:«Юра, я заигрался в поддавки со смертью».
Призрак Пэде мерзким наваждением завис надо мной, но я, уже свободный от скверны страха, громко послал его на три буквы, и оно кособоко сложившись-испарилось. На меня покосились соседи. «Бога ради, простите…» Глянув, на омытый дождем лес, я поверил в то, что скоро легко воссоздам сгоревших персонажей и даже приглашу сына на спектакль. Я попытался оправдаться перед Юрием:— Гурвинёк, мой, год назад я пригласил твою маму в театр Захарова, надеясь в антракте обсудить с нею мои законные встречи с тобой. Но, пообещав, Вера не пришла. А ведь именно тогда, у театра, я познакомился с Пэде, отдав ему лишний билет. Сынок, моё творчество, без которого не могу жить, ныне не приносит дохода, остальное обговорим при нашей встрече, а сейчас, я чуток прикорну…»
Призрак Пэде мерзким наваждением завис надо мной, но я, уже свободный от скверны страха, громко послал его на три буквы, и оно кособоко сложившись-испарилось. На меня покосились соседи. «Бога ради, простите…» Глянув, на омытый дождем лес, я поверил в то, что скоро легко воссоздам сгоревших персонажей и даже приглашу сына на спектакль. Я попытался оправдаться перед Юрием:— Гурвинёк, мой, год назад я пригласил твою маму в театр Захарова, надеясь в антракте обсудить с нею мои законные встречи с тобой. Но, пообещав, Вера не пришла. А ведь именно тогда, у театра, я познакомился с Пэде, отдав ему лишний билет. Сынок, моё творчество, без которого не могу жить, ныне не приносит дохода, остальное обговорим при нашей встрече, а сейчас, я чуток прикорну…»
Я облокотился на пакет с тетрадями и провалился в сон-кошмар, где в
облике «Я-Ты-Оно», тоже распятым на кресте завис над поездом. Вижу по вагонам
бежит живой Юрка, за ним гонятся чечены и беззвучно вопят «Аллах акбар».
«Ты» уже заранее знаешь: сейчас будет беззвучный взрыв, разлетятся стекла,
состав рухнет под откос. Сойдя с креста, «Я» пытаюсь найти сына, но тону
в чужой тяжкой крови, и уже Твое «ОНО» задыхаясь, зовет вместо меня: «Мама!»
Я КРЕСТ ТВОЙ
Радостный визг из кухни возвратил меня к реальности. Видимо, Ирина разрешила
дочери протирать полотенцем посуду.
«…И твоей, дочери, тоже, — вмешался Голос. — Помнишь, посмотрев передачу малышка
разумно заявила, что телепузики плохие, потому что в попку вставляют цветочек».
Слышу Аленка что-то лопочет о брате Юрии, который уже завтра вернется из далекой страны. Он уже во сне поднимал её высоко на руки. Ирина молчит, но в глубине её сердца я слышу, как вибрирует, душа: «Юра, любимый, сегодня была бы наша свадьба…»
И хотя я дал обет не взывать к Богу попусту, машинально продолжаю молитву: «Господи, помоги понять вдову невестку Ирину! Дай умиротворения в том, чего не могу принять!.. Помоги, отличить важное от глупого и не менять то, что вне моего разумения!»
Изнутри меня тут же отклик: «…Ирине у тебя, спокойнее, чем в её отчем доме. Ты лучше исполни обещанное ей, Софии и мне…»
«Довольно тебе, Нехристь, загонять меня в угол, — сказал я. — Лучше включу диктофон, и прослушаю беседу с Юрием, ту что он записал, когда он впервые навестил меня, после развода с Верой».
После моих слов будто нарочно со стола на пол упала и вдребезги разбилась тарелка. Хозяйки Ирина и Аленка испуганно приумолкли.
«…Миша, — возник Голос Нехристя, — это тебе мое последнее предупреждение! Пока же скажи родным, что посуда бьется на счастье, тем более, уже завтра оно войдет в твою дверь».
Прикрыв ухмылку ладонью, я попросил невестку уложить Алёнку спать. Когда вдовица, удивительно пригожая в пору своей беременности, уложила Аленку, я спросил:
— Ирина, а тебе не докучает голос Юрия или ещё какой?
— Нет? Не докучает. А что?
В кровати привстала Аленка:
— Папа, вот обниму голову куклы, и взаправду усну.
Я хотел было сказать дочери, что старую игрушку нельзя часто тревожить, она заболеет, но Ирина уже отодвинув стекло в книжной полке, достала глиняную голову куклы, подала Алёнке.
Слышу Аленка что-то лопочет о брате Юрии, который уже завтра вернется из далекой страны. Он уже во сне поднимал её высоко на руки. Ирина молчит, но в глубине её сердца я слышу, как вибрирует, душа: «Юра, любимый, сегодня была бы наша свадьба…»
И хотя я дал обет не взывать к Богу попусту, машинально продолжаю молитву: «Господи, помоги понять вдову невестку Ирину! Дай умиротворения в том, чего не могу принять!.. Помоги, отличить важное от глупого и не менять то, что вне моего разумения!»
Изнутри меня тут же отклик: «…Ирине у тебя, спокойнее, чем в её отчем доме. Ты лучше исполни обещанное ей, Софии и мне…»
«Довольно тебе, Нехристь, загонять меня в угол, — сказал я. — Лучше включу диктофон, и прослушаю беседу с Юрием, ту что он записал, когда он впервые навестил меня, после развода с Верой».
После моих слов будто нарочно со стола на пол упала и вдребезги разбилась тарелка. Хозяйки Ирина и Аленка испуганно приумолкли.
«…Миша, — возник Голос Нехристя, — это тебе мое последнее предупреждение! Пока же скажи родным, что посуда бьется на счастье, тем более, уже завтра оно войдет в твою дверь».
Прикрыв ухмылку ладонью, я попросил невестку уложить Алёнку спать. Когда вдовица, удивительно пригожая в пору своей беременности, уложила Аленку, я спросил:
— Ирина, а тебе не докучает голос Юрия или ещё какой?
— Нет? Не докучает. А что?
В кровати привстала Аленка:
— Папа, вот обниму голову куклы, и взаправду усну.
Я хотел было сказать дочери, что старую игрушку нельзя часто тревожить, она заболеет, но Ирина уже отодвинув стекло в книжной полке, достала глиняную голову куклы, подала Алёнке.
«…Миша, — опять возник Голос, — смотри, по всем каналам телевизора ругаются
матом, выставляют голые задницы. Это есть демократия? А рекламное бесстыдство?
Знаешь, кто зарабатывает шальные деньги? Листай дальше. Вон с экрана тучный
поп оглашает, объявляет еще один день святым праздником, во имя чуда мирроточащей
иконы. Опять есть повод для пьянства и обжираловки. Отовсюду лезет ухмылка безмерного
празднества, кажется все города России, только и делают что жрут, поют шлягеры
и пляшут. Кстати, точно так же было накануне смуты семнадцатого года».
Я переключил на центральный канал, где дикторша говорила о встрече премьера Касьянова и президента Кучмы. Они обозначили косу Тузлу островом, быстро поделили дно.
«…Миша, вода будет общая и война славян отменяется. Но ты, запомни и этот
случай, вдруг тебе пригодиться в Теснилище».
Я переключил на центральный канал, где дикторша говорила о встрече премьера Касьянова и президента Кучмы. Они обозначили косу Тузлу островом, быстро поделили дно.
— Нехристь, заглохни, — прошептал я, — иначе накостыляю!
«…Так приди ко мне и накостыляй, я хочу, чтобы ты проснулся. Довольно искаженной
истории Руси пожирать русских. Ради будущего твоей дочери, встань, отправь в издательство
рукопись монахини».
— Нехристь, все, написанное о тебе, пока сыро и незакончено.
«…Недосказанное обо мне допишет воображение читателя».
«Нет, и не надейся, что я совершу еще одну глупость».
«…Четыреста лет назад я уже говорил Джону: библейского Иеговы нет, но Донн, так же как и ты, упрямо гробил молитвами своих близких. Миша, а то, что ты обезножил — Земля предупреждает тебя».
— Не пугай. Лучше о Донне расскажи мне то, что я не знаю.
— Нехристь, все, написанное о тебе, пока сыро и незакончено.
«…Недосказанное обо мне допишет воображение читателя».
«Нет, и не надейся, что я совершу еще одну глупость».
«…Четыреста лет назад я уже говорил Джону: библейского Иеговы нет, но Донн, так же как и ты, упрямо гробил молитвами своих близких. Миша, а то, что ты обезножил — Земля предупреждает тебя».
«…Он, тоже упрямо верил, что каждый волос павший с любой головы, заранее
сосчитан Господом».
— Нехристь, я уверен, — уже вслух буркнул я, — даже эти твои богохульные выпады, тоже неизбежная часть Божьего Плана».
«…Допустим. Тогда зачем священники нагромождают злую ложь!? Открой Библию, прочти Бытие 8-главу, стих-21. Сказано же, за что Иегова проклял Землю и точно мазохист постоянно искушал, соблазнял своё лучшее творение. Он не отец мне, обманутому. Зато верующие, вроде тебя, ради мнимого Рая, постоянно губили природу Земли, множили вражду людей, охраняя лишь племя иудеев».
— Нехристь, я уверен, — уже вслух буркнул я, — даже эти твои богохульные выпады, тоже неизбежная часть Божьего Плана».
«…Допустим. Тогда зачем священники нагромождают злую ложь!? Открой Библию, прочти Бытие 8-главу, стих-21. Сказано же, за что Иегова проклял Землю и точно мазохист постоянно искушал, соблазнял своё лучшее творение. Он не отец мне, обманутому. Зато верующие, вроде тебя, ради мнимого Рая, постоянно губили природу Земли, множили вражду людей, охраняя лишь племя иудеев».
«Предположим Голос прав? — размышлял я, — и христиане воссылают упования
вовсе не Истине? Но тогда почему именно я стал посредником в его религиозной
брани? Боже, не искушай меня, будто Иова, ибо слаб я. Голос мой враг Твой,
то избавь меня от хулителя имени Твоего. Если же все происходит по воле Твоей,
то дай мне любой знак дабы знал я, что не покинут тобою. Ну, зажги хотя бы лампадку.
Вразуми, меня, ибо я все еще верю в мудрость Твою…»
«…Михаил, — взмолился Голос, — прекрати…»
Ирина переодевшись, ушла на консультацию в поликлинику. Я же внутренним взглядом (он появился у меня после гибели сына), увидел, как её, у перекрестка, остановил следователь, ведущий моё дело. Поговорив с нею, сыскарь устремился к моему подъезду. Опираясь на костыли, преодолевая боль, взмокший до испарины, я переместился к двери, открыл её. Рука законника уже тянулась к звонку.
— Тише говорите, дочь-малышка спит, — сказал я.
«…Михаил, — взмолился Голос, — прекрати…»
Ирина переодевшись, ушла на консультацию в поликлинику. Я же внутренним взглядом (он появился у меня после гибели сына), увидел, как её, у перекрестка, остановил следователь, ведущий моё дело. Поговорив с нею, сыскарь устремился к моему подъезду. Опираясь на костыли, преодолевая боль, взмокший до испарины, я переместился к двери, открыл её. Рука законника уже тянулась к звонку.
— Михаил Павлович, — сыскарь, прошел на кухню, — вы не только герой, но и
провидец. Именно ваш приятель, во хмелю управляя машиной, совершил аварию.
А чему вы так странно ухмыляетесь?
— Нервы шалят, — ответил я и передразнивая его говор, спросил. — И что же убийца сына сообщил в предсмертной записке?..
— Минуту, о записке-то знаете откуда? Это ж тайна следствия.
— Приснился приятель и поведал. Впрочем, сами расскажите.
— Вчера оперативная группа выехала на задержание виновного, но опоздала. На втором этаже дачи, уже висел труп батюшки.
На миг прикрыв глаза я, припомнил сновидение:
— Нервы шалят, — ответил я и передразнивая его говор, спросил. — И что же убийца сына сообщил в предсмертной записке?..
— Минуту, о записке-то знаете откуда? Это ж тайна следствия.
— Приснился приятель и поведал. Впрочем, сами расскажите.
— Вчера оперативная группа выехала на задержание виновного, но опоздала. На втором этаже дачи, уже висел труп батюшки.
— Золотой крест вставлен между потолочными балками. Чтобы голова
не выпала, он перевязал золотую цепь пионерским галстуком?
— Мистика! Врете, как очевидец. Уверен: вы знаете тех, кто помог священнику сойти с пивного бочонка?
— Разве священник не заперся изнутри? — спросил я.
— Да-а! Впереди у меня лес догадок… Михаил, а что за распятием владел отец вашей невестки?
— Нажмите на голову Спасителя, из креста тут же выскочит лезвие с жуткой надписью…
— Жертвуйте всеми. Иисус опознает своих.
— Это изречение приписывают инквизитору Лойоле, который украл его у аббата Арно Амори, руководителя крестового похода.
Законник вдруг обнаружил свой прибалтийский говор, сказал:
— Вы излишне много знаете… По словам Ирины, её отец пытался вразумить вас, из-за некой чаши, которую вы, намеревались, вместо креста, установить на могиле Софии. Может вы того сатанист?
— Нет, хотя после смерти сына я утратил веру даже в Создателя Сатаны. Чаша на балконе. Идемте. Видите похоже на спутниковую тарелку, что висит на каждом доме.
Он всмотрелся в чашу, исполненную в форме купели и украшенную спиралью.
— Веет вселенским смыслом. Значит, Михаил Павлович, это возврат к вере праотцев? Или может новый духовный путь?.. От боли в культе я скрипнул зубами, затем высказался:
— Земляне забыли, что их древние предки истово боготворили природу. Не смерти они страшились, а обмана и лжи, — а теперь, мы одураченные библейским Раем все отравляем вокр
Посмотреть и оставить отзывы (52)
Бог всеведущий, всемогущий, несуществующий А есть ли бог, может ли он разрешит проблемы человечества? Искусство ловли душ Вера как ненадежный инструмент познания мира Бог – существо из бреда, сама религия свидетельствует об этом
— Мистика! Врете, как очевидец. Уверен: вы знаете тех, кто помог священнику сойти с пивного бочонка?
— Разве священник не заперся изнутри? — спросил я.
— Да-а! Впереди у меня лес догадок… Михаил, а что за распятием владел отец вашей невестки?
— Нажмите на голову Спасителя, из креста тут же выскочит лезвие с жуткой надписью…
— Жертвуйте всеми. Иисус опознает своих.
— Это изречение приписывают инквизитору Лойоле, который украл его у аббата Арно Амори, руководителя крестового похода.
Законник вдруг обнаружил свой прибалтийский говор, сказал:
— Вы излишне много знаете… По словам Ирины, её отец пытался вразумить вас, из-за некой чаши, которую вы, намеревались, вместо креста, установить на могиле Софии. Может вы того сатанист?
— Нет, хотя после смерти сына я утратил веру даже в Создателя Сатаны. Чаша на балконе. Идемте. Видите похоже на спутниковую тарелку, что висит на каждом доме.
Он всмотрелся в чашу, исполненную в форме купели и украшенную спиралью.
— Веет вселенским смыслом. Значит, Михаил Павлович, это возврат к вере праотцев? Или может новый духовный путь?.. От боли в культе я скрипнул зубами, затем высказался:
— Земляне забыли, что их древние предки истово боготворили природу. Не смерти они страшились, а обмана и лжи, — а теперь, мы одураченные библейским Раем все отравляем вокр
Последние публикации на сопряженные темы
Пришествий на страницу: 4062
КОНСТИТУЦИЯ
- Сайт функционирует в соответствии с 28-й статьей конституции РФ: «Каждому гарантируется свобода совести, свобода вероисповедания, включая право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними».
ЧТО ТАКОЕ АТЕИЗМ?
Атеизм – это умение и желание относится к людям по-человечески – к очень разным: родным и близким, знакомым и незнакомым, великим и рядовым, верующим и неверующим… Но относится по-человечески не потому, что «так велел Бог», или «так Богу угодно», или так написано в Библии, в Коране или в Книге любого другого вероучения… А потому, что – это люди, которые окружают нас, живут рядом с нами, любят нас, не любят, равнодушны к нам, а иногда и ненавидят… Но – это люди… такие, какие они есть. И если человек умеет относиться к людям по-человечески без всякого Бога, то он и есть атеист.
ПРАВОСЛАВНЫЕ ПРАЗДНИКИ
ИМПЕРИЯ
- Статья 182 Богохульство в церкви — ссылка и каторжные работы до 20 лет, телесные наказания, клеймение; в ином публичном месте — ссылка и каторга до 8 лет, телесные наказания, клеймение.
- Статья 183. Непубличное богохульство — ссылка в Сибирь и телесные наказания.
- Статья 186. Богохульство, поношение, порицание, критика Христианства без умысла — заключение в смирительном доме до 2 лет, заключение в тюрьме до 2 лет.
- Статья 187. Печатная и письменная критика Христианства — ссылка в Сибирь, телесные наказания.
- Статья 195. Совращение из Православия в иное вероисповедание — ссылка, телесные наказания, исправительные работы до 2 лет. При насильственном принуждении — ссылка в Сибирь, телесные наказания.
- Статья 198. Уклонение от крещения и воспитания детей в Православной вере — заключение до 2 лет.
НЕСЛУЧАЙНАЯ СТАТЬЯ
Туринская плащаница… оказалась скатертью
Димьян
Туринская плащаница была скатертью на Тайной вечере. Действительно, очень убедительная гипотеза! Ведь она единственная объясняет, откуда на туринской плащанице отпечатался лик.
Туринская плащаница… оказалась скатертью
Димьян
Туринская плащаница была скатертью на Тайной вечере. Действительно, очень убедительная гипотеза! Ведь она единственная объясняет, откуда на туринской плащанице отпечатался лик.