Наверное, сегодня в России уже вряд ли найдётся человек, который бы не наблюдал очевидного факта всё более тесного сближения государства и Русской православной церкви, религии и политики. Однако из всеобщего признания этого явления ещё не следует однозначного согласия в его оценках. А вопросов действительно много. Например, союз государства и церкви — это благо или зло? Чему служит союз религии и политики: интеграции или дезинтеграции? Какое влияние оказывает их взаимодействие на судьбу России? Необходимо ли создание правовых условий для их разграничения? Допустимо ли «специальное» партнёрство светского государства с «избранными» религиозными объединениями? Несёт ли в себе угрозы возможная клерикализация государства?

Хотя для меня, как и многих других учёных, ответ на эти вопросы более чем очевиден, реальная политика, проводимая в нашей стране, вынуждает ещё и ещё раз ставить эти и подобные им вопросы и искать на них ответы. Чтобы общество, быть может, в последний раз задумалось о своём будущем. Не сумеем ответить сегодня, завтра может оказаться уже поздно.

В то же самое время я даю себе отчёт, что ответить на все вопросы сразу в небольшой статье достаточно сложно. Поэтому постараюсь ограничиться теми аспектами, которые, на мой взгляд, особенно важны.

О серьёзной опасности, которую несёт государству и обществу «симфония» или государственно-церковное «сожительство» очень много написано классиками мировой философско-политической и социально-правовой мысли, немало сказано уже и в наши дни. Поэтому в Конституции России в качестве одного из основополагающих принципов установлено: церковь в нашей стране отдалена от государства. Эволюция этих социальных институтов известна каждому прилежному студенту. Благодаря их брачным играм рассыпалось не одно государство, человечество прошло через религиозные войны, революции, костры инквизиции, монастырские тюрьмы, мир испытал гонения на науку, уничтожение культуры, переписывание родной истории в угоду победившей государственно-церковной династии.

Обанкротилась и Российская империя, в которой государственная православная церковь была последним оплотом самодержавия и под давлением которой так и не удалось вовремя провести давно назревшие демократические преобразования, начиная от ограничения монархии и включая отделение церкви от государства, предоставление свободы совести и вероисповедания, равенства граждан вне зависимости от отношения к религии и др. В результате корабль русской государственности затонул.

Не лучше обстояло дело и потом, в период тотальных гонений в отношении религии, церквей и верующих. Математики знают, что +5 и -5 — одно и тоже число, несмотря на разные знаки. Так же и союз государства и церкви в абсолютном выражении (обозначим это условным знаком "+") равносилен тотальным атеистическим гонениям (знак "-") и по своей сути и конечным результатам мало чем отличаются. Их общая сущность заключена в контроле и ограничении мировоззренческой сферы, что ослабляет иммунитет и устойчивость к неблагоприятным условиям, снижает творческий потенциал нации, её способность к интенсивному развитию, росту производительности и качества труда.

Сегодня многие в России, в том числе и на самих себе, испытывают ощущение нарастающего неудовольствия и надвигающейся угрозы. Слишком далеко зашёл кризис, а ставка на сырьевую экономику чревата необратимыми последствиями для такой большой страны как Россия. Но если в оценке происходящего на уровне следствий (разрушение промышленности, спад производства, социальное расслоение, демографический кризис и др.) больших расхождений нет, то в трактовках причин этого и видении путей дальнейшего развития страны — разница принципиальная. Разнятся наши подходы и по вопросу выстраивания политических институтов власти, её функционирования, воспроизводства, механизмов смены и, соответственно, идеологического обоснования. Поэтому от того, какие кирпичики в фундамент устройства власти и в целом государственности заложит правящая элита, во многом зависит будущее страны.

Если в основе государственного управления лежат «гнилые» подходы, коррупционные механизмы и надувательские методы манипуляции общественным мнением, то это означает, что такая власть является по своей сущности антинародной, какую бы «патриотическую» риторику и «духовную» оболочку она не использовала в этих целях. Отсюда вопрос о власти, её идеологии, мировоззренческой ориентации и принципиальных установках далеко не праздный. В ходе этих размышлений я наткнулся в сети Интернет на статью политолога Виктора Гущина «Президент милостию Божьей», опубликованную еще год назад, в которой не только со свойственным автору даром интуиции, но и со знанием дела говорится о том, каким образом россияне, скорее всего, узнают о преемнике нынешнего правителя России. Его, по мнению Гущина, укажет церковь. Церковь назовёт это заветное имя по согласованию со Старой площадью.

В том, что в политических (избирательных и назначаемых) технологиях и впредь будет задействована религия, и в первую очередь, Русская православная церковь Московского патриархата, сомневаться не приходится. Вспомним, как свою карьеру на Олимпе политической власти начинал нынешний президент. 31 декабря 1999 года президент России Борис Ельцин преподнёс новогодний подарок российскому народу в виде своего преемника Владимира Путина. При передаче власти от Ельцина премьер-министру Путину присутствовал патриарх Московский и всея Руси Алексий II. Новый руководитель испросил у патриарха благословения на управление страной, после чего тот сразу из Кремля поехал в храм Христа Спасителя, где после молебна объявил с амвона о свершившейся передаче государственной власти.

Предстоятель РПЦ по сути религиозно узаконил, сакрализовал это событие. Общество это ритуальное священнодействие проглотило не поперхнувшись. Таким образом, уже тогда был обкатан механизм передачи скипетра и державы от правителя к преемнику в присутствии церковного иерарха. Да и на инаугурации того же Ельцина в 1996 году патриарх сыграл ключевую роль: в самый торжественный момент вышел на сцену — «благословил Бориску на царство».

Вторая путинская инаугурация 7 мая 2004 года также была обставлена религиозным антуражем. Самым почётным гостем в Андреевском зале был патриарх Алексий II. Над трибуной, на которой президент приносил присягу, висел барельеф «Недреманное Око», символизирующий Святую Троицу. Здесь же присутствовали главы «традиционных конфессий» страны. Далее новый-старый президент совершил «крестный» объезд вокруг Кремля и под колокольный звон Ивана Великого прошествовал в Благовещенский собор, где патриарх совершил напутственный молебен.

В апреле 2005 года во время обращения президента Владимира Путина к Федеральному собранию патриарх Алексий II сидел на почётном месте между премьером Михаилом Фрадковым и председателем Конституционного суда Валерием Зорькиным, в то время как иерархи других конфессий находились у него за спиной. По своему статусу (и влиянию) патриарх РПЦ приближается к английской королеве: в его распоряжении VIP-залы, государственная охрана, правительственная связь, машина со спецномерами, мигалками и прочими атрибутами монаршей власти.

Таким образом, даже внешне, прямо у нас на глазах, всё более оформляется союз религии и политики. Вся страна видит официальное участие первых лиц государства в рождественских, пасхальных и иных богослужениях в храме Христа Спасителя, в ходе одного из которых, транслировавшегося в прямом телеэфире патриарх Алексий II «духовно окормил» и передал Благодатный огонь Президенту России В.Путину.

Отметим, что в начале 90-х годов младореформаторы, да и Ельцин, не советовались с церковью как «рулить Россией». Иные были времена — другие механизмы удержания власти, да и церковь была несколько иной — «возрождающейся». Не советовался Ельцин с РПЦ и накануне подписания злополучного указа 1400, приведшего к расстрелу «Белого дома» - Верховного Совета РСФСР. В октябре 1993-го, в критический для будущего страны момент, Его Святейшество «ушло» от дел по нездоровью.

Но постепенно государственно-церковные отношения стали «цементироваться». В последние десять лет мы имели возможность наблюдать, как это происходило: были подписаны специальные соглашения РПЦ с министерствами и ведомствами, включая Минобороны, МВД, Минобразования. В Госстандарт высшего образования введена «Теология» (этого в истории России никогда не было прежде!), в военную и школьную систему образования настойчиво внедрялось изучение «Закона Божия» (под видом предмета и факультативов «православной культуры»), в государственных учреждениях, воинских частях и посольствах строились храмы, в армии освящалось оружие и военные объекты, в Российской Академии государственной службы при Президенте РФ разрабатывалось концептуальное обоснование религиозной политики и т.п. Лоббисты церковных интересов в Государственной думе (депутаты А. В. Чуев, С. Ю. Глазьев и др.) предпринимают законотворческие инициативы по специальному «партнёрству» государства с так называемыми «традиционными религиозными организациями», которые они воспринимают в качестве потенциального электорального ресурса.

В 2005 году Владимир Путин посетил Афон, поклонился святыням и принял участие в нескольких богослужениях. Религиозно-политическая активность В.Путина по объединению Русской православной церкви Московского патриархата и Русской православной церкви заграницей создают ему в глазах православных соотечественников и русской эмиграции образ «государя — объединителя и покровителя Православия». И, наконец, политическая осень 2005 года охарактеризовалась громкими православно-государственными празднованиями 625-летия Куликовской битвы, Казанской иконы Божией Матери под названием «Дня народного единства» и перезахоронением останков генерала Антона Деникина и философа Ивана Ильина.

Теперь уже не только церковная, но и вся мощь государственной пропаганды направлена на привитие новых подходов к пониманию «единства православной церкви и государства российского». Если ранее главный идеолог РПЦ митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл говорил, что «церковь не отделена от общества», то в последнее время, став патриархом, он заявляет, что церковь не отделена ещё и от политики.

Вся текущая деятельность власти в демонстративном сотрудничестве с церковью направлена на планомерное, методичное формирование Православной державы. Обращаясь к членам Священного Кинота на Афоне, президент, видимо забыв, что он — глава светского (по конституции) государства, назвал Россию «самой большой Православной державой». И хотя по оценкам социологов православных верующих (воцерковлённых и практикующих) у нас не более 2–3%, из уст ряда политиков и религиозных деятелей можно услышать, что таковых в России — большинство. По мнению РПЦ, к ней принадлежит до 80% православных «по рождению» россиян, что и образует сердцевину идеологических апелляций государства и церкви к национально-культурной идентичности российского народа.

Мотивировка здесь, на первый взгляд, кажется вполне убедительной — это делается для «возвращения к нашим истокам и исконным традициям», ради «духовно-нравственного и патриотического воспитания населения» и в целях «укрепления российской государственности». Однако, известно, куда благими намерениями вымощена дорога. А ведь достаточно заглянуть в начало ХХ века, когда этот союз привёл православную державу к роковой черте. Забыли евангельское — «кесарево кесарю, а Божие Богу» (Мф. 22, 21). Этот библейский принцип отделения церкви от государства воплощён в конституциях светских государств, заложен он, как уже говорилось, и в основной закон нашей страны. Если же политическая миссия подменяется религией, то страна и ее граждане страны теряет свой светский государственный суверенитет и становится объектом религиозно-мистический спекуляций.

Плотный ряд активно реализуемых в последнее время государственно-церковных инициатив, вкупе с последними перестановками в высших эшелонах власти, даёт все основания утверждать, что уже дана отмашка новому «избирательному» циклу. Однако сам механизм передачи власти преемнику, о котором пишет в упоминавшейся уже статье Виктор Гущин, интересен тем, что автор показывает, каким образом можно открыто и даже демонстративно избежать необходимых демократических процедур. До сего дня власть это делала не вполне явно, изображая, пусть формально, но верность конституционным принципам. Поэтому сами механизмы задействования религиозного фактора посредством государственно-церковных отношений не для всех очевидны.

В выпущенной недавно Институтом свободы совести книге «Религия на выборах в России» Сергей Бурьянов постарался показать, как на минувших парламентских и президентских выборах работал фактор государственно-конфессиональных отношений. Усиление тенденций политизации религии и клерикализации политики могут, по его мнению, серьёзно повлиять на результаты выборов и даже привести к формированию безальтернативной политической системы на основе клерикальной идеологии.

Церковь в нашй стране начала играть весомую роль в воспроизводстве такого важного политического ресурса как авторитет, имидж и влияние на механизмы удержания и распределения власти. Прошедшие выборы показали рост интенсивности борьбы за «религиозный» электорат. На избирателя воздействует не столько риторика или состав избирательного блока (партии), сколько передача некого сакрального авторитета. Именно в этих прагматических целях власть, с одной стороны, использует авторитет РПЦ, а с другой — «подкачивает» его, используя государственный ресурс, в том числе СМИ. Этим целям служат и инициативы близкого к Кремлю политтехнолога Станислава Белковского и православных политологов по созданию «Корпорации православного действия» (КПД), цель которой — осуществление союза религии и политики, в котором политика властей становится всё более клерикальной, а православие церкви всё более политическим.

Сегодня практически все власть имущие якобы являются православными, а церковные структуры имеют неограниченный доступ к рычагам управления государства, участвуют даже в кадровой политике и продвижении своих креатур во власть. А что политика? Становится ли она от этого более нравственной, справедливой, социально-ориентированной?

Клерикальная идеология приводит к подавлению мировоззренческой свободы, национализму, ксенофобии, формированию безальтернативной политической системы. Упование на союз церкви и государства как нечто спасительное для России — утопия. Возьмём российские регионы (Орёл, Белгород, Курск, Воронеж и др.), где уже много лет близость администрации и РПЦ преодолела все мыслимые и немыслимые границы, но никакого реального улучшения, в том числе, как иногда говорят, для «титульной нации» не наблюдается. Не лучше обстоят дела и в «православной стране» в целом, где, по мнению руководителей церкви и государства, абсолютное большинство граждан исповедуют Православие.

Пьянство, наркомания, беспризорность, ксенофобия, раазрушение производственного потенциала, падение производительности труда — вот не полный перечень проблем, тревожащих общество. Церковь поддержала экономический курс, проводимый Ельциным-Путиным. Есть все основания полагать, что она поддержит любые реформы, предложенные любой властью — такова природа и традиции цезарепапизма. А исключения из этих традиций, как им, этим исключениям и положено, лишь подтверждают это правило.

Очевидное сближение российских властей с церковью, а церкви с властями, на мой взгляд, вполне может привести к тому, что к таким дезинтегрирующим факторам российского общества как социально-классовое расслоение и этно-политический сепаратизм добавится ещё и религиозная (и даже шире — мировоззренческая) разобщённость. Любые политические заигрывания «державного орла» с «православным крестом» развращают церковь, а железные государственные объятия умерщвляют её, церкви, наполняяют мировоззрение социальных врехов и низов дезориентирующим