Пересказывать содержание диспута, на мой взгляд, будет делом неблагодарным и бессмысленным, тем более что все желающие могут получить доступ к аудиозаписи здесь: http://soundcloud.com/dmitriystolyarenko­, однако обойти вниманием такое событие нельзя. Хотя бы исходя из того, какой резонанс вызвало это событие и по тому, какое активное обсуждение развернулось в интернете - как до, так и после диспута.
Позиции обоих диспутантов были ясны заранее, поэтому они были, скорее, выразителями определённых тенденций, определённых направлений движения мысли.

 

Например, Е. Дулуман, как и положено научному атеисту, всячески старался научно обосновать и логически вывести свою позицию. Поэтому в своей вступительной речи он отказался от прямой попытки «доказать, что Бога нет», а рассмотрел вопрос исторически: оттолкнувшись от исторического факта отсутствия каких-нибудь следов религиозности на первоначальных стадиях развития человечества и от очевидного факта отсутствия представлений о боге у новорожденного, он провёл логическую линию развития религиозного понятия бога, которое, например, в авраамических религиях используется для обозначения во-первых - личности, а во-вторых - существа, к деизму, а далее - к пантеизму Спинозы и завершил атеизмом как единственно верной позицией человека, достигшего определённого уровня в познании окружающей действительности.

 

А. Филоненко, напротив, отказался от какой-либо логики рассуждений, снисходительно апеллируя ко «взрослости присутствующих», уповая на авторитет цитируемых им авторов, дабы доказать, что верить разумно. Это при том, что начал он с тезиса о том, что доказать наличие бога  «за десять минут невозможно». Получалось нечто вроде «верую, потому что абсурдно», но в постмодернистском исполнении. Если Тертуллиан в противоречивости идеи бога усматривал его изначальное превосходство над способностями человеческого ума, то современный теолог вообще не интересуется вопросом  о том, есть бог или нет, ему достаточно доказать, что верить в него разумно (еще бы неразумно, если за такие доказательства, допустим, платят деньги). Если попробовать подытожить результаты диспута, то  получилось бы, что ответов на вопрос о существовании бога было два: «Бога нет», - говорил философ, и «доказать бытие бога невозможно», - говорил теолог. И даже, когда его попросили прямо ответить на вопрос, есть бог или нет и не уходить от ответа, он и на этот раз от ответа ушел, и начал говорить о том, что нужно приложить специальные усилия, чтобы представить, что его нет, сразу же после этого заявив что «гипотеза о том, что бог есть - это продуктивная гипотеза, поскольку мы живем в мире, которые исходили из этой гипотезы». Но ведь это доказывает только наличие гипотезы о боге и людей которые ее разделяют и ничего не говорит о том, что есть бог.

 

Софистическое словоблудие (которое некоторыми комментаторами было названо «тончайшей интертекстуальной тканью») в его выступлении зачастую сводилось к изящной, но от этого не менее бессмысленной игре слов и цитат: так, например, в ответе на вопрос о том, «в кого верить», на помощь ему пришла формулировка, что, вернее, нужно было бы говорить о том, кому верить и кому доверять, которая и позволила ему собственно ответ на вопрос пропустить.

 

В этом смысле любопытными как раз-таки являются те места, где богослов отходил от специфической риторики с обильным использованием слов «тайна», «вопрос», «доверие». Именно благодаря им сквозь патину софистики начинает блестеть реакционная позиция во всей своей красе. Так, например, теолог, говоря об удивлении, как само собой разумеющееся постулирует тезис о том, что наука - удел избранных, а «нормальным людям» познавать и удивляться некогда, а значит вера должна стать для них «ключом к бытию». То, что человек  может прийти к науке, к научному пониманию действительности, если исходить из слов самого теолога - случайность, и от случайности зависит «пробудится или нет» научное «удивление».  В высшем учебном заведении, где такая позиция должна отметаться радикально и категорически, это, пожалуй, был не самый удачный ход со стороны богослова.

 

Так же ярко выразилась реакционная сущность религии и в отношении вскользь затронутых проблем «гениев» и брака. Казалось бы, это не имело никакого отношения к теме диспута, но именно в таких деталях как раз и скрылся «дьявол», в смысле, позиция даже, пускай, неглупых  людей, придерживающихся определённого направления. Неосторожно слетевшее с уст богослова «не дай боже, гений», удивительно неумело переведённое им в шутку, ясно показало обратившим внимание слушателям: с точки зрения религии, никакие гении богу не нужны. Что, в принципе, и не удивительно. В отношении же брака Филоненко, в принципе, угадал верно, что брак нынче в большинстве случаев является формой узаконенного рабства (непонятно только, как это вяжется для него с тем, что они же, вроде как, заключаются  на небесах), но, почему-то, не выразил ни малейшего сожаления - его, по всей видимости, такое положение дел устраивает.

 

Именно этим - тенденциями, прогрессивной и реакционной, той, которая ставит человека как цель и той, которая закрепляет оковы нынешнего общества - и был интересен диспут. «Смысложизненные идеалы» (как их назвал Евграф Каленьевич) - добро, истина, справедливость, красота, любовь - не являются атрибутами религии, точно так же как религия (отражающая реальные общественные условия, которые служат её основанием) не является их причиной и источником. Самое смешное, что теолог не только не возражал, но и специально указывал, что слово «совесть» - это «не из его лексикона».

 

В отличие от философа, который утверждал, что человек ответственен только перед природой, обществом и самим собой, теолог уверял, что без бога человек не способен ни на самостоятельное мышление, ни на любовь, но вообще на человеческую жизнь. Но ведь не только опыт средневековья, к которому апеллировал защитник бога, считая этот период источником всей европейской культуры, но и опыт сегодняшнего дня показывает, что бог тоже мало помогает человеку жить по-человечески. Е.К. Дулуман вполне резонно указал, что даже европарламент, не взирая на давление церкви, отказался вносить в конституцию ЕС положение о положительной роли христианства в европейской истории, поскольку его роль была в основном разрушительной.

 

Ну а если такую позицию занял европарламент, то вряд ли стоит в построении будущего действительного гуманизма опираться на ту позицию, существование которой как необходимого исторического этапа исчерпано.