В последние годы на карте нашей страны обозначились сотни православных монастырей. Скрытая и вместе с тем привлекающая наше внимание форма человеческого бытия. Сейчас многие монастыри доступны для паломников и экскурсантов. К ним можно подъехать, подплыть, подлететь, при желании  можно беспрепятственно посетить монастырь, чтобы помолиться, причаститься  к святыням, получить благословение, совет духовного лица или просто познакомиться с монастырскими достопримечательностями. Всё это, бесспорно, так. Но вам откроется лишь внешняя, выставочная, жизнь монастыря. Внутренний же жизненный уклад любой обители представляет собой замкнутую систему и от постороннего глаза тщательно скрывается.  Закрытость этих своеобразных мини-государств  объясняется и оправдывается с церковной и исторической точек зрения. Монашество, по своей изначальной сути,  должно быть тихим и незаметным. Монастырь – место заточения, пусть и на добровольных началах, но всё же род темницы, неприступный оплот Православия.  Взрослые люди, руководствуясь своими религиозными соображениями, по собственной воле соглашаются на затворническую, со многими ограничениями и даже лишениями, личную жизнь.  Нравится или не нравится это кому-то, но существование монастырей, как исторически сложившейся религиозной институции, не противоречит современному юридическому праву. Проще говоря, верующий человек, не нарушая никаких законов, может посвятить себя монашеству. Вольному, как говорится, воля. С этим нужно согласиться.  И с существованием тайны тоже приходится смиряться. Если бы речь шла только о взрослых, сформировавшихся личностях.

       Однако в монастырях  стихийно, без какого-либо правового обеспечения, стали создаваться большие детские колонии, именуемые приютами. И на их воспитанников распространяется та же самая церковная тайна. Дети попадают за высокие стены в замкнутую систему, не несущую никакой ответственности ни перед государством, ни перед обществом за их судьбы. Не понятно, как вообще, на каких основаниях дети оказываются в монастырях. Не существует официального порядка их зачисления в монастырь. Не установлено элементарного документирования переводов детей из других образовательных учреждений. Не ведётся учёт их школьной подготовленности. Отсутствуют сведения о состоянии их здоровья. Условия, в которые помещаются дети, очень часто оказываются неприемлемыми для их полноценного физического и психического развития. Не соблюдаются элементарные требования к санитарно-гигиеническим режимам содержания детей, их питанию, трудовым нагрузкам, организации досуга и отдыха. Воспитание и надзор за детьми поручается людям, весьма далёким от педагогики. Применяемые ими меры воспитательного воздействия не выдерживают никакой критики не только с педагогической  точки зрения, но и с позиции здравого смысла. И если взрослые монахи и монахини каким-то образом имеют возможности сообщаться с внешним миром, то дети полностью от него изолируются. Это неминуемо существенно  ограничивает их развитие, ведёт к появлению и закреплению патологических форм педагогической и социальной запущенности. Обучение детей носит случайный характер. Выбор учебных предметов и преподавателей находится в полной зависимости от руководства монастырей, их мировоззренческих  взглядов и тех возможностей, которыми они располагают. В результате, по имеющимся наблюдениям, воспитанники монастырей значительно уступают по показателям психического развития их сверстникам, обучающимся в школах. Для монастырских детей характерны искажённые представления о мире с выраженным негативным отношением к нему. Многие из них страдают стойкими фобиями, препятствующими осуществлению нормальных социальных контактов, эмоционально-волевая недостаточность.  Запугивание миром является одним из главнейших средств монастырского воспитания. Воспитание таких качеств как послушание, терпеливость, верность осуществляется в ущерб воспитанию пытливости, самостоятельности, творческой активности, уважению к личности. Детей заставляют придерживаться принципов строгого преклонения перед любым вышестоящим начальством, соблюдать приоритеты императива при откровенном осуждении демократических форм отношений между людьми. Характерно также умаление роли разума, науки, принижение собственных достоинств, признание себя греховным существом, проявление обскурантизма, пренебрежение культурными и научными достижениями человечества. В то же время в детях воспитывается враждебное отношение ко всему, что находится за монастырскими стенами, убеждение,  что весь остальной мир лежит в сплошном зле и только избранники, отличающиеся послушанием, спасутся. У детей формируется чрезвычайно опасные  комплексы, вырабатывается крайне неустойчивая самооценка,  некоммуникабельность и вражда ко всему легальному за пределами монастыря (искусство, средства массовой коммуникации, достижения техники, науки, культуры).    

        Обычно существование детских колоний при монастырях  оправдывается тем, что монастыри собирают детей,  оказавшихся в трудных жизненных обстоятельствах, лишённых родительской и государственной заботы и опеки, детей, вынужденных вести беспризорное существование. Дескать, если бы не монастырь, то тот или иной ребёнок был бы обречён на гибель.  Но это не совсем так, а лучше сказать, совсем не так.  В стране действительно существует проблема беспризорности, но справедливости ради следует отметить, что её острота выражена не до такой степени, чтобы государство доверило её решение отдельно взятым подпольным учреждениям. Российская Федерация является подписантом Конвенции ООН о правах ребёнка, в которой записано, что именно  «государство обязано обеспечивать выживание и здоровое развитие ребёнка, поддерживая его психический, эмоциональный, умственный, социальный и культурный уровень».

       Никаких правовых документов по созданию монастырских детских образовательных учреждений не имеется. Монастыри действуют на свой страх и риск. Да и нет у них необходимых условий, которые требуются для обеспечения содержания беспризорных детей, нуждающихся в большинстве случаев в особом медицинском и педагогическом сопровождении.  В то же время упомянутая Конвенция требует от государств, «чтобы учреждения, службы, и органы, ответственные за заботу о детях или их защиту, отвечали нормам, установленным компетентными органами, в частности в области безопасности и здравоохранения и с точки зрения численности и пригодности их персонала, а также компетентного надзора». Ни о каких сколько-нибудь «нормальных» условиях для содержания детей в монастыре и речи не ведётся. Да и кто решил, что лучшее благо для обездоленных детей – это монастырь? Чем  может осчастливить ребёнка монастырь, который сам бежит от всякого земного счастья? Надо думать, что существует понятие «монашеское счастье». Но разве именно такого счастья заслуживает попавший в беду  ребёнок-сирота? Почему и без того несчастного ребёнка надо делать ещё несчастнее?  Почему он должен быть заложником древних религиозных представлений и установок?

       Известно также и то, что  в монастырях содержатся дети из вполне благополучных семей. Причины, по которым они выпадают из семейного круга, сегодня представляются не вполне ясными и нуждаются в специальном изучении и анализе.

       К сожалению, монастырские дети выпали из поля государственной заботы. И на сегодня нет сколько-нибудь ясной информации  о количестве детей, проживающих и воспитывающихся в православных обителях. И нет ясной картины их жизни в условиях, изначально не рассчитанных на детский  возраст. Можно лишь с достаточной степенью уверенности говорить, что счёт таких детей идёт на тысячи.  Контроль со стороны государства и общества за их жизнью и образованием отсутствует. Существование маленьких монастырских насельников, так же, как и взрослых,  покрыто плотной завесой. Их судьба находится в полной зависимости от царящих порядков внутри монастыря.

       Какие-то сведения об этой системе вырвались наружу после известного скандала с бежавшей из Свято-Боголюбовского монастыря Вали Перовой. Но это лишь микроскопическая частичка того знания, которым общество должно располагать, поскольку речь идёт о детях, о нашем будущем. Судьба монастырских воспитанников не может быть безразличной для нас и не должна передаваться  полностью на попечение церкви. Наша задача – обеспечить гарантии безопасности ребёнка.  Таких на сегодня гарантий мы, к огромному сожалению, не имеем.  Детские психологи, вправе испытывать и выражать тревогу за психологическую безопасность детей, находящихся на воспитании у монахов. С пониманием и уважением относясь к сделанному ими жизненному выбору,  мы, вместе с тем, не можем согласиться с его механическим переносом на детей. Монастырь и ребёнок противоестественны по своим сущностным признакам. Монастырское детство не может быть счастливым детством и уже только поэтому не должно получить своего жизненного утверждения. За исключением каких-то крайних  единичных случаев, рассчитанных на ограниченное обстоятельствами  время.  Печальная история героя лермонтовской поэмы  служит нам наглядным, обязывающим уроком.

       Ситуация, сложившаяся со стихийным нахождением в монастырях большого количества детей разного возраста, является незаконной, совершенно недопустимой и требует безотлагательного разрешения. Ссылки на то, что среди монашествующих братьев и сестёр есть люди, по своему образованию могущие выполнять педагогические и медицинские функции, не выдерживают никакой серьёзной критики. Во-первых, таких людей явно недостаточно для организации учебно-воспитательного процесса. Во-вторых, эти люди должны регулярно проходить особую систему проверки и повышения квалификации в соответствии с образовательными и медицинскими стандартами, что в принципе невозможно в силу отказа монашества от каких-либо контактов со светом. Следует признать, что монастырь не является воспитательным детским учреждением. Лишь в силу каких-то чрезвычайных ситуаций он может служить временным убежищем, но не более того.

         Когда речь заходит о передаче монастырям права заниматься воспитанием, надо всегда помнить, что воспитание как общественное явление заключается в передаче подрастающим поколениям громадной суммы знаний и опыта, обеспечивающих их вхождение в жизнь общества. Того, общества, от которого монастырь всяческим образом отгораживается. Возникает вопрос, как он будет заниматься включением детей в быт, общественно-производительную деятельность, творчество, готовить их созидателями личного счастья?  Это всё никак не вяжется с правилами и принципами монашеской жизни. Иначе, монастырь, вопреки своей сущности, должен заниматься тем, чем занимается свет. Получается полнейший абсурд.

        Воспитание по своему назначению обеспечивает постоянную смену поколений, преемственность между ними путём передачи опыта общественной жизни через организацию деятельности и широкого общения детей. Общения, в обязательном порядке предусматривающем личностный рост воспитанников путём приобщения их к культурным достижениям человечества. Ясно, что если монастырь и готов этим заниматься, то только для удовлетворения собственных внутренних нужд.  То есть,  готовить смену поколениям монахов на основе усвоения детьми исключительно церковных ценностей. Надо заметить, что даже со своей церковью у монастырей не существует полного единства мнений. Идея монашества поддерживается лишь незначительной частью верующих.

        Любое воспитание базируется на определённой идеологии. Идеология предполагает, что ребёнок овладевает системой ключевых, ведущих, системообразующих идей о законах развития природы и общества, знание различных идеологических направлений и способность критического отношения к ним. Для его обеспечения требуется полноценная общественная жизнь ребёнка, а не изоляция от общества.  Политика же любого монастыря направлена, прежде всего, на изоляцию от окружающего мира. В лучшем случае, монастыри соглашаются   на то, чтобы их посещали со стороны, но сами они чуждаются контактов со светом. Всё, что никак не приспособлено к нуждам монастырской жизни, объявляется опасным отклонением и отвергается. В то время, как светская идеология базируется на разумном принятии или отвержении тех или иных утверждений, религия строится на основах и догматах веры.  В монастырской жизни отсутствуют критерии социальной приемлемости.  Акцентируется принцип угождения Богу, вступающий зачастую в резкое противоречие с интересами  человека. Человек лишается права на проявление собственной воли. Смешно было бы думать, что в монастыре будут созданы свободные условия для приобретения какого-либо мировоззрения, помимо православного. Фактически монашество является вполне определённым видом рабства, сделкой верующих людей с идеей спасения, как она понимается с точки зрения фундаментального Православия. Отдавать детей монастырь - ни что иное, как отдавать в рабство.  

        Монастырями не принимается большинство моральных и нравственных норм, регулирующих отношения людей в обществе. В обыденной жизни нравственное воспитание осуществляется в ходе повседневных нравственных отношений, что и приводит к формированию у детей привычного нравственного сознания, привычных действий и поведения, развитию способности нравственного отношения и ответственного выбора. Внешним критерием нравственного поведения является выполнение требований общественного мнения. Но именно это мнение и отвергается монашеством. В результате у затворников формируются исключительные, рассчитанные на узкий круг моральные правила. И они непригодны для применения в нормальной жизни, так же как непригодна для неё мораль, формирующаяся в тюремной среде. Монастырь – носитель веками складывавшегося особого  субэтноса, уверенного в неоспоримости и правильности своей  и в  ущербности всякой другой морали.  Можно говорить об антиобщественном характере моральных монашеских установок. И получи они возможности для их внедрения в широкую жизнь, как следовало бы ожидать жестоких конфликтов в обществе. Согласование монастырской и общественной современной морали невозможно по принципиальным соображениям. Монастырская мораль никоим образом не вписывается в современный социум. И воспитывать на ней детей значит заведомо толкать их на конфликт с обществом.

        Отшельническая жизнь ребёнка неминуемо ведёт к его отставанию от сверстников, поддерживающих нормальные социальные контакты. И трудно вообразить, какие цивилизационные конфликты ожидают такого Маугли  при его возвращении в общество.   Уже сегодня мы имеем наблюдения, когда дети, достаточно долго воспитывавшиеся в монастыре, испытывают патологический страх перед компьютером, калькулятором, мобильным телефоном, телевизором. Во всех известных случаях мы сталкиваемся со стойкими явлениями педагогической, социальной, информационной, гражданской, элементарной бытовой запущенности. Даже за состоянием своего здоровья монастырские дети не научаются следить, как это умеет делать каждый домашний ребёнок. Воспитываемое в извращённом виде терпение заставляет их без жалоб перемогать свои недуги. Да и кому пожалуешься? Бог – единственная инстанция, куда может обратиться монастырский ребёнок. Да и то только с благословения своего наставника. Знаем ли мы, какого рода утешения существуют для малолетних насельников православных обителей? Да и имеют ли они вообще  право  плакать, обижаться на кого-нибудь, выражать свои детские чувства? «Блажен, кто смолоду был молод»,- говорит поэт. Но именно как раз на лишении людей  радостей молодого возраста строится вся монастырская жизнь. Культивируются условия для ускоренного старения человека. Дети оказываются обречёнными на борьбу с естественными своими желаниями, существование которых объясняется воздействием дьявольских сил на их недостаточно крепкую в духовном отношении душу. В то же время и физическая и душевная боль зачисляются в число желаемых факторов, угодных Богу и обеспечивающих духовный рост человека.   

        Менее всего можно ожидать, что монастырь будет прививать детям научные знания. А ведь научные знания (жаль, что приходится говорить о таких прописных истинах) – это  неотъемлемый  компонент содержания воспитания как общественного явления.  Сознание современного среднеобразованного человека начиняется огромным количеством сведений из науки.  Научное воспитание подрастающего поколения строится на постоянном и систематическом  овладении ребёнком системой объективно-достоверных, проверенных практикой, системообразующих обобщений, основ знаний, являющихся реальной и необходимой базой для вступления в общественно-призводственную жизнь, фундаментом получения любого специального образования. Вместо этого монастырь предлагает знания мифологического свойства, основанные на вере в сверхъестественные силы. Иное, если и предусматривается, то только сугубо в прикладных целях, для удовлетворения насущных целей и для оправдания церковных догматов. Если наука имеет целью познание мира, достижение знаний о нём, то религия использует отдельные, добытые наукой знания для приспособления к своим целям, подвергает их такой обработке, какая необходима для более эффективного воздействия на умы и чувства людей. По этой причине при монастыре абсолютно невозможно организовать светское образование детей, о чём порой нет-нет и ведутся в последнее время разговоры. Монастырь – антинаучное учреждение и уже только по этой причине он противопоказан детям. И если он берётся воспитывать детей, то неминуемо идёт на  нарушение одного из основных прав ребёнка, а именно права на  развитие личности, талантов, умственных и физических способностей в их самом полном объёме.

       Известно, что православное вероисповедание рекомендует применение по отношению к детям мер физического наказания, лишения возможностей удовлетворения жизненно важных потребностей, унижения человеческого достоинства. Наказание молитвами, поклонами, лишением и ограничением еды, трудовыми повинностями (послушанием), публичным устыжением, помещением в изолированные помещения являются законными с точки зрения церкви, но никак не согласуются с современными подходами в воспитании детей. Широкая практика использования монастырскими приютами антипедагогических способов воздействия на ребёнка в качестве дисциплинирующих средств говорит о порочности применяемой ими воспитательной системы.   

       Таким образом, содержание детей в монастырях является прямым нарушением прав ребёнка на обеспечение своего  выживания и здорового развития, на поддержание  психического, эмоционального, умственного, социального и культурного уровня, сохранение своей индивидуальности. Пресечь допущенное нарушение – прямая обязанность государства. Необходимо в срочном порядке принять законодательные, административные и социальные меры, а также меры в области российского образования, чтобы обеспечить безопасность детей от любых посягательств на их жизнь и свободу, в том числе и со стороны Церкви, как института, отделённого от государства. Государство обязано принять все необходимые меры для того, чтобы содействовать физической и психологической реабилитации, социальной реинтеграции детей, попавших  по тем или иным причинам в монастыри. Такое восстановление и реинтеграция должны осуществляться в условиях, обеспечивающих здоровье, самоуважение и достоинство ребёнка.  

 

 

Владимир Рослов, педагог-психолог