Этот материал удобнее читать, как дополнение к «Трактату о трёх обманщиках».

 

 

Знаменитый Моисей, внук великого мага *(не следует понимать это слово в обычном значении, ибо у разумных людей под этим словом понимается хитрый, ловкий шарлатан, тонкий фокусник – мистификатор, следовательно, всё искусство его состоит в тонкости и проворстве, а не в сговоре, как думает толпа), по словам Юстина Мученика, имел всё, чтобы стать тем, кем он впоследствии сделался. Всякий знает, что евреи, вождём которых он стал, были народом пастухов, которых фараон Озирис 1 допустил в свою страну за услуги, оказанные одним из них во время сильного голода, он дал им земли на восток от Египта, изобиловавшие пастбищами, а значит, могущие прокормить их стада; в течение 200 лет они сильно расплодились, потому ли, что, как чужеземцы, они не были обязаны служить в войсках, или потому, что к ним, пользовавшимися особыми привилегиями, данными им Озирисом, присоединились многие из аборигенов этой страны и несколько арабских племён, бывших одной с ними расы, как бы там ни было, их стало так много, что, не будучи в состоянии оставаться в области Гесем, они распространились по всему Египту, давая фараону справедливый повод к опасению, как бы они не восстали в случае нападения на Египет его постоянных врагов – эфиопов (что случалось довольно часто). Таким образом, государственный интерес побудил этого правителя лишить евреев их привилегий и искать средств к их ослаблению и порабощению.

  Фараон Орус, прозванный за свою жестокость Бузирисом, преемник Мемнона, по отношению к евреям следовал его плану и, желая увековечить своё имя постройкой пирамид и города Фив, заставил евреев делать кирпичи, для выделки которых земля их была очень удобна. Во времена этого рабства и родился знаменитый Моисей, в тот самый год, когда царь приказал бросить в Нил всех новорожденных еврейских мальчиков, видя,  что нет более верного средства погубить расплодившихся чужеземцев. Так суждено было Моисею погибнуть в водах Нила в осмоленной корзине, которую его мать поставила  в тростники на берегу реки. Однако случаю было угодно, чтобы Термутис, дочь фараона Оруса, гуляя по этому берегу и услышав детский крик, прониклась столь свойственным её полу состраданием  и желанием спасти ребенка. По смерти Оруса Термутис стала его преемницей;

Моисей, будучи ей представлен, получил такое воспитание, какое только можно было дать сыну царицы самой культурной и утончённой страны мира. Сказать, что он был  всем премудростям египтян, - это значит сказать всё и представить нам Моисея как величайшего политика, учёнейшего знатока природы и известнейшего мага своего времени; кроме того, совершенно очевидно, что он был принят в сословие жрецов, которые в Египте были тем же, чем друиды в Галлии. Кому не известно, каково было в то время правление в Египте, то не без смущения узнает, что его знаменитые династии клонились к упадку и что вся страна, подчиняясь одному владыке, была разделена на несколько областей, имевших небольшое пространство. Правителей этих областей называли номархами, и они обычно принадлежали к могущественной касте жрецов, владевших почти третью Египта. Номархов назначал фараон, и если верить авторам, писавшим о Моисее, и сравнить их сведения с тем, что Моисей написал сам о себе, то можно сделать вывод, что он был номархом в области Гесем и что он был обязан своим возвышением, как и своей жизнью, Термутис. Вот кем был Моисей в Египте, где он имел и время и возможности изучить нравы как египтян, так и своего народа, их страсти, их наклонности – познания, которыми он впоследствии воспользовался, чтобы поднять мятеж, во главе которого он стал.

По смерти Термутис её приемник возобновил преследования евреев; Моисей, лишившись благосклонности, которой он пользовался, и, боясь кары за несколько совершённых им убийств, решил бежать; он удалился в Каменистую Аравию, граничившую с Египтом; случай свёл его там с вождём одного племени; благодаря услугам вождю и талантам, которые в нём заметил господин, Моисей приобрёл его расположение и взял в жёны одну из дочерей. Тут кстати будет заметить, что Моисей был таким плохим иудеем и так мало ещё знал того страшного бога, которого он изобразил впоследствии, что женился на идолопоклоннице и нисколько не думал об обрезании своих детей.

И вот в пустынях Аравии, охраняя стада своего тестя и зятя, он задумал отомстить за незаслуженную обиду, причинённую ему египетским фараоном, и поднять мятеж в его государстве. Он льстил себя надеждой, что ему легко всё удается; он надеялся на свои дарования и на известные ему настроения своего народа, уже возбуждённого против правительства дурным обращением.

Судя по рассказам, дошедшим об этом восстании, или хотя бы по книгам, которые приписываются Моисею, его тесть Иофор состоял с ним в заговоре, равно как и брат его Аарон и сестра Мария, оставшаяся в Египте и, без сомнения, так же поддерживающая с ним переписку.

Однако из того, как это было выполнено, видно, что он составил обширный политический замысел и применил против египтян все полученные им знания, я хочу сказать, свою мнимую магию, в чём он был более искусен и ловок, чем все бывшие при дворе фараона знатоки этого дела.

Мнимыми чудесами он приобрёл доверие восставших членов своего племени, к которым присоединились повстанцы и недовольные из египтян, эфиопов и арабов. Словом, похваляясь могуществом своего божества и частыми беседами с ним, заставляя его вмешиваться во всё, что касалось восстания, он настолько убедил евреев, что они пошли за ним в составе 600.000 воинов, не считая женщин и детей, через пустыни Аравии, где он знал все дороги. После 6 дней мучительного похода он предписал шедшим за ним людям посвятить 7 день своему богу общим отдыхом, дабы заставить народ верить, что бог покровительствует ему и одобряет его владычество, и дабы никто не осмелился противоречить ему.

Более невежественного а, следовательно, и более доверчивого народа, чем евреи, не было никогда. Чтобы убедиться в этом, нужно только вспомнить, в каком положении находился этот народ в Египте, когда Моисей поднял восстание; египтяне ненавидели евреев за то, что они были пастухами, фараон их преследовал и посылал на самые унизительные работы. В подобной среде, поэтому не очень трудно было заставит толпу оценить его таланты. Моисей заставил евреев поверить небылицам, будто его бог (которого он иногда называл просто ангелом), бог их отцов, явился ему, что по приказанию бога он взялся руководить ими, что бог назначил его управлять ими и что они будут избранным народом бога, лишь бы только они слушали, что бог скажет им устами Моисея. Ловко пользуясь своим влиянием и знаниями природы, он подкреплял эти увещевания; он подтверждал то, что говорил, так называемыми чудесами, всегда оказывающими сильное впечатление на глупую чернь. 

 Особенно следует отметить то, что, как ему казалось, он нашёл верное средство держать евреев в подчинении, внушая им, что сам бог был их проводником – ночью в виде огненного столба, днём в виде облака. Но тут-то и можно доказать грубейшее мошенничество этого обманщика. Во время своего пребывания в Аравии он узнал, что в этой пустынной и необитаемой стране был обычай во время переходов группами брать проводников, которые вели караван, держа в руках факел: ночью путешественники следовали за пламенем факела, а днем дым того же факела также указывал им путь, не давая заблудиться. Этот обычай существовал ещё у мидян и ассирийцев. Моисей воспользовался им, выдав его за чудо и особый признак божьего покровительства. Если мне не поверят, когда я говорю, что это обман, пусть поверят самому Моисею, который в 10 гл. книги Чисел (ст.19 до 33) просит своего зятя Ховава пойти с евреями, чтобы показать им путь, потому что он знает страну. Это знаменательно: ведь если бы бог днём и ночью – то в виде облака, то в виде огненного столба, вёл народ Израиля, то зачем был нужен лучший проводник? Однако Моисей умоляет своего зятя самым настоятельным образом сопровождать их; значит и облако, и огненный столб были богом лишь в глазах народа, но не Моисея.

Бедные и несчастные евреи, избавившись от жестокого рабства, с восторгом узнали, что они избранники повелителя богов; они приветствовали Моисея и дали клятву слепо повиноваться ему. Утвердив свою власть, Моисей решил сделать ее вечной. Для этого под предлогом особого почитания этого бога, за наместника которого Моисей себя выдавал, он, прежде всего, назначил своего брата и его детей начальниками царского дворца, то есть того места, куда он удалялся, якобы для того, чтобы беседовать с богом; это место было укромное и безлюдное. Потом он делал то,  что постоянно практикуется при нововведениях, именно творил чудеса и необыкновенные вещи, которые ослепили простаков, некоторых оглушили, но показались жалкими тем, кто был проницателен и всё видел вопреки обману. Но как ни хитёр был Моисей, ему было бы трудно заставить народ повиноваться, если бы у него не было под рукой силы. Без вооружённой силы обман редко удаётся. несмотря на большое число одураченных, слепо подчинившихся воле этого ловкого законодателя, всё-таки нашлись люди, достаточно смелые для того, чтобы упрекнуть его в недобросовестности и высказать ему, что под видом ложной справедливости и равенства он завладел всем, что верховная власть оказалась в его семье, что никто иной не должен был стремиться к этой власти, что, наконец, он оказался скорее тираном, чем отцом народа. Но в таких случаях Моисей, как умный политик, казнил этих вольнодумцев и не пощадил ни одного из тех, кто хулил его правление.

 

С такими уловками он  царил как неограниченный деспот, выдавая казни за божественное мщение; и чтобы кончить тем же, с чего начал, то есть с обмана и мошенничества, он бросился в пропасть, замеченную во время своего уединения, к которому он прибегал под предлогом тайного общения с богом, чтобы этим добиться почитания и повиновения своих подданных. В конце концов, Моисей бросился в пропасть, которую он себе наметил заранее: это было сделано для того, чтобы нельзя было найти его тело, а это заставило бы людей думать, будто бог взял его к себе и уподобил себе; Моисей знал, что память о патриархах, его предшественниках, была в большом почитании, хотя и было известно, где они похоронены; для такого властолюбца, как он, этого было мало – ему было нужно, чтобы его почитали как бога, над которым сама смерть не властна. Без сомнения, именно к этому он клонил в начале своего царствования, когда говорил, что он поставлен богом, чтобы быть богом фараону. Следуя его примеру, Илия, Ромул, *Замолксид и все кто из глупого тщеславия хотел увековечить своё имя, скрыли момент своей смерти для того, чтобы их считали бессмертными.

 

Но, возвращаясь к основателям религий, следует сказать, что среди них не было ни одного, который не приписывал бы свои законы *(см. Гоббс Левиафан. О человеке, гл. 12 стр.59) каким нибудь божествам и не старался бы внушить, что сам он не простой смертный. Нума Помпилий, вкусив сладость уединения, с трудом отказался от него, хотя сделал это для того, чтобы занять место Ромула. Но, слыша, как народ призывает его криками, он воспользовался набожностью римлян и внушил им, что он говорил с богом и что поэтому они должны ему слепо повиноваться и благочестиво соблюдать законы и божественные наставления, которые ему были продиктованы нимфой *Эгерией.

Александр Великий был не менее тщеславен: ему было мало видеть себя во главе всего мира, и он пожелал, чтобы его почитали сыном Юпитера. Персей также уверял, что обязан своим рождением тому же богу и деве Данае. Платон считал себя сыном Аполлона и девы. Было ещё много других, столь же безумных; без сомнения, все эти великие люди верили бредням, основанным на убеждении египтян, утверждавших, будто дух божий может иметь связь с женщиной и оплодотворить её.