Размещено здесь: http://zhurnal.lib.ru/editors/h/hljustow_m_w/lungin.shtml

С первых кадров фильма Павла Лунгина "Остров" в глаза бросаются ошибки в деталях и мелкие логические неувязки. Откуда у немцев на флоте в 42-м году взялся "штурмгевер"? Почему они минируют кучу угля, а не ставят заряд у борта чтобы сделать пробоину... "Ну и что? - спросит зритель. - Какое это имеет значение? Ведь фильм не о том!" Действительно в советском и новорусском кино традиционно пренебрегают точностью деталей войны в угоду "художественной правде". Какое количество ошибок может позволить себе режиссер и увидеть зритель каждый смотрящий фильм решает сам. Но рано или поздно сумма ошибок накапливается переходя в пресловутое "не верю!". "Сколько раз прощать брату моему? - Семижды по семь..."

Официально объявленная "первая успешная попытка создать русский религиозный фильм" отсылает зрителя в пору расцвета советского кинематографа к полузабытому понятию "нужный фильм", в котором сценаристу и режиссеру в первую очередь нужна дидактика. Ради "идеи" можно пренебречь многим. Точно также воспринимает "нужный" фильм аудитория, замечающая, но прощая ошибки: идея затмевает остальное. Зрители рекомендуют посмотреть картину другим, особенно подросткам. "Это важно!"

Но вот что настораживает: небрежение в мелочах постепенно переходит в нестыковки ситуаций и сюжетных линий, порождая подозрение: не ошиблись ли авторы в главном? Не стоит перечислять все "ошибки", им нет числа, лучше обратиться к сюжету. Фашисты много зверств натворили в России, куда больше всех коммунистических репрессий, германские подводники "прославились" расстрелами экипажей погибших кораблей. Если бы в кадре возникла подлодка, то верилось бы больше. В субмарину пленных не спрячешь - приходилось убивать. Не только немцам и японцам, но и американцам, порой, увы, и советским подводникам. Хотя, в отличие от прочих, русские поступали так очень редко. Но чаще всего даже фашисты просто показывали людям в спасательных плотиках путь к берегу. Даже на войне люди стараются оставаться людьми.

Всему есть предел, в том числе огульным обвинениям. Немцы стремились взять в плен экипажи судов, особенно капитанов и штурманов, чтобы получить информацию. Даже шкипер старенького буксира мог многое рассказать о навигации в данном районе плаванья и перевозимых грузах, минных банках. Как наши особисты, так и гестаповцы строго спрашивали за не доставленных на допрос офицеров. Лишь получив сведения "командиров и комиссаров", полагалось расстрелять. Моряков обычно отправляли в концлагерь - крепкие ребята, ценная рабочая сила. Показанный в фильме случай мог произойти, но лишь как исключение. Тем более странным кажется изуверство немецких моряков. Зачем им этот фарс, если они не взяли предателя с собой? Ответ очевиден: авторам понадобилось в их лице показать воплощение Абсолютного Зла.

В таком случае, православные монахи должны воплощать Абсолютное Добро. Что собственно и пытается на протяжении всего фильма изобразить режиссер Лунгин. Его задача "очеловечить" голую идею праведной жизни, придать ей черты реальных людей. У него все монахи с камнем в душе, все пытаются молитвами и благочестивым поведение камень этот снять. Словно заключенные, отбывающие срок. Такова их "динамика образа".

Только странно как-то все оборачивается. Более всего творит добро людям самый страшный грешник. Выходит, Грех - главный побудительный мотив добрых поступков, Как водится в религиозных метаниях русской интеллигенции, слово "Грех" стоит на втором месте по значимости после слова "Бог", подтверждая максиму русского православия: "не согрешишь - не покаешься, не покаешься - не спасешься", парадоксально оборачиваясь манихейством: наибольшие шансы на спасение имеет самый большой грешник, поскольку именно на нем Господь может явить наибольшую милость.

Если вдуматься, то с самого начала поведение монахов выглядит весьма сомнительно. Братия спасает во время войны моряка - поступок благой, христианский, но так бы поступил каждый человек. Дальше начинаются странности: моряк остается в монастыре, а это уже укрывательство дезертира. Более того, предатель принимает постриг, значит сто раз исповедовался. То есть по крайней мере настоятель знает о его преступлении. И все равно подонок остается при монастыре. Милосердие? Напомню, действие происходит в прифронтовой полосе. Явись в монастырь СМЕРШ, обитель и братия не уцелели бы. "По законам военного времени...".

Обозначается главная фигура умолчания фильма. Хотя авторы явно изобрели умозрительную ситуацию, тем не менее, она имеет прямое касательство к реальности. Ведь фильм не о Боге, как пытаются доказать авторы. Фильм о Войне.

Краснофлотец совершил тягчайшее военное преступление, по которому нет срока давности. Монахи скрывают военного преступника, тем самым становясь его соучастниками. Однако сюжет фильма сводит нравственную коллизию к частному случаю противостояния "палач-жертва", будто это их личная "разборка". По-человечески понять прощение вице-адмиралом монаха можно: падение тщедушного матросика произошло на его глазах. Более того, положа руку на сердце, почувствовав ствол у виска, так поступили бы многие зрители фильма. Однако суть, "состав" преступления от этого не меняется. Через сюжетный кунштюк "мертвый оживает": нет трупа - нет убийства.

Ну и что, что предатель только ранил расстреливаемого? Он расстреливал! Стрелял не просто в бывшего товарища, но в соратника, в командира. В его лице во всю Страну. Понятно, что парень струсил и ни о чем таком высоком не думал, только дрожал за свою шкуру. Ведь все не на воровской малине произошло, а на войне. Да еще на какой Войне!

Личное прощение ничего не решает, оно снимает вину перед конкретной жертвой, но оставляет преступление против Родины, против своего народа. В иных обстоятельствах предатель расстреливал бы еще и еще. Расплатой за такое преступление может быть только "суд народа" - он же "суд кесаря" (государства), а не "божий суд". Преступник символично помещен в кочегарку, ворошит пламя, спит на куче угля - образ Ада (точнее: чистилища - преддверья Ада или Рая, но в православии чистилища нет). Три десятка лет претерпевает муки совести, лишения замаливая грех. Но живет в обители, а не на зоне строгого режима. Тем более не в расстрельной камере.

Если кто-то считает, что суд совести страшней суда мирского, что долгие годы душевных мук, молитв, покаяния, личной схимы могут загладить такой грех, пусть вспомнит Бабий Яр, вспомнит, что расстреливали там и еще в тысячах иных мест не только немцы, но и местные "добровольцы". Никакие мучения не смоют такой грех. Если человек себя осудит - пулю в лоб. Вот только почему-то большинство уцелевших изменников живут себе спокойно, никаких угрызений не испытывая.

Для христианина самоубийство самый тяжкий грех. То есть предатель боится самоубийством отправить свою душу в Ад, а ждет, вымаливает прощения у Господа: "Прости!". По-совести говоря, на самом дне ада и есть место предателям Родины. Именно туда поселил их Данте в "Божественной комедии". Честный человек так и поступит, совершив самосуд.

Верующий христианин не может пойти на самоубийство по определению. Выходит предательство и убийство товарища в глазах Бога меньший грех, чем самоубийство? Думать так означает попустительствовать Абсолютному Злу, возникшему в начале фильма, и подпавшим под него душам. Вновь возникает нечто "сверх-христианское" - дуалистичное равенство Добра и Зла, конечное их тождество.

 

В 70-е годы прошло несколько показательных процессов над бывшими изменниками родины. Особые следственные группы КГБ разыскали не столько тех, кто служил, сколько тех, кто своих убивал. Сразу после войны таких показательно расстреливали, публично вешали на площадях. Бывшие полицаи во все тяжкие пытались доказать, что они только служили, но не расстреливали и в карательных акциях не участвовали. За это полагалось десять лет лагерей. Органам (кто бы мог подумать так про сталинские времена?!) приходилось доказывать вину, отыскивать истинных преступников. Тема эта постоянно проходит через кинематограф 50-х годов, всплывает в 60-е, к ней вновь возвращаются и в 70-е. Эхо войны еще долго аукалось.

Аукнулось и сегодня, хотя основное действие фильма происходит в те же 70-е. Легко представать как бы дальше поступил вице-адмирал "при должности". Он служит - ординарец приносит ему в купе фрукты. Несмотря ни на что, даже на "излечение" дочери, адмирал обязан сообщить, что имел контакт с изменником родины. Без сомнения в свое время шкипер писал рапорт о потере судна с ценным грузом, и немало претерпел от органов, прежде чем с него сняли подозрение. Так было в войну на всех воюющих флотах. Судно - слишком ценный объект. Наши органы разобрались и разобрались правильно (здесь вез всяких кавычек и иронии) - и статистика говорит, что так "кровавая гэбня", равно военные трибуналы поступали в двух случаях из трех. Тень предателя всю жизнь преследовала адмирала записью в личном деле. Хочешь или нет, но сообщишь, куда следует. Понятия "долг" и "прощение" расходятся - вернее "разводятся" авторами фильма. Ясно, что возобладает в человеке служивом. Следует ожидать прибытия на островной монастырь "специальных товарищей". Авторы смертью главного героя уводят того от расплаты за преступление, от расстрела за предательство. Хотя "наш советский суд" мог и не дать высшей меры, учитывая возраст и раскаяние преступника. Равно политические мотивы - расстрелять монаха?! Впаяли бы "четвертак". Однако окружение "праведника" сменилось бы с "монасей" на "зеков". Как бы он там "запел"?

Не было сил повесится (даже у Иуды нашлись!) - пойди и сдайся властям. Прими кару, глядя ей в лицо. Страшно - поставят к стенке. 'Я стреляю - и нет справедливости, справедливее пули моей'! Даже это страшно! Затаился гнус в своей кочегарке, все у бога прощение клянчит, более того - упивается своим юродством, балдеет, что бога чувствует, мазохистcки счастлив, а перед людьми, перед всем миром покаяться страх берет.

Суд государства оказывается страшней суда Божьего. Тем хуже придется добряку настоятелю и всей братии. В фильме "открытый конец" - каждый зритель может домыслить судьбу остальных героев. Не наказанное предательство всегда тянет за собой иные предательства.

Формально сюжет фильма заканчивается смертью старца Анатолия. Казалось бы: все прощены. Но не случается того, к чему так стремились авторы. Несмотря на постоянные моления в кадре Катарсиса не происходит. По мнению авторов Бог может простить любой грех, поскольку всемогущ. Люди не могут - они не всемогущи. Именно поэтому Абсолютное Зло фашизма сокрушил не Бог, не слабые духом предатели ради собственной шкуры готовые убить кого угодно, но спокойно покуривающие папироску смотрящие в глаза смерти русские солдаты. "Смертью смерть поправ". Именно в этом эпизоде "правда жизни" совпадает с "художественной правдой". Большой поклон Лунгину.

В изложении авторов в "глазах божьих" такой вызов смерти - гордыня. Не за нее наказан вице-адмирал: зять его погиб на подводной лодке, в дочку "вселился бес". То что человек Родину спас Богу нипочем, а вот неверие боженька наказывает. За то и покарал героя. А когда адмирал и герой войны обратился от безысходности к старцу, заодно по-христиански прощает его, то все делается хорошо. И дочка выздоровела, и в душе настал покой. Отмучился человек.

Только какой-то странный Бог предстает в фильме: избрал самого мерзостную душу для общения с паствой. А как являет его волю "старец"? - "Шаманит". Можете называть его экстрасенсом, волхвом, колдуном - кем угодно, только не христианским подвижником. Он не подвиг во имя бога совершает, но прощение вымаливает. Просит сделки с божеством. Закрадывается сомнение: Бог ли вообще говорит устами Анатолия? Этому богу есть дело до прорванных труб, до шуток интеллигенции того времени "не знаю о чем вы, но ехать надо", он излечит всякого, кто поверит "в боженьку", он устами Анатолия смеется над беременной девкой, передразнивая ее живот, он предупреждает о пожаре, но не предотвращает его - тем самым устраивает поджог. Конечно, эпизод с пожаром можно трактовать широко: бог сжег келью настоятеля, чтобы тот отвратился от мирских привязанностей и был вразумлен на куче угля полоумным старцем. То есть Бог играет с людьми, как пешками - "наставляя". Показательно, что пожар случается в "красном углу" кельи - где иконы! Отец келарь приходит с закопченной иконой в руках.

Это не Христос, тем более ни кто-то еще из святой Троицы. Перед нами бог ведовства, по сути бог языческий - проказливый, мелочный, аморальный. Бог-оракул, старец Анатолий пифия его

 

В этом "нужном" фильме отразилась сегодняшние терзания российской интеллигенции: "Народу нужна духовность, нужны идеи, моральные ориентиры!" Показательно, что прежде всего "народу". "Утром мажу бутерброд,/ как та думаю народ?/ Так, бывало, разволнуюсь,/ что икра не лезет в рот". Извечный комплекс вины русской интеллигенции перед народом, особенно после всего, что она сотворила со своим народом в ХХ веке, в том числе и в Перестройку и после разными опытами типа "Такси-блюза".

Вот и ищут не столько для себя, сколько "для народа", "для дела". Потому, несмотря на все долгие молитвы в кадре так и не могут поверить в Бога, поскольку это не столько выбор души, сколько но выбор ума. Точнее "от ума". Поэтому и получается подобные сюжетны конструкции подогнанные под умозрительные схемы. Отсюда и "ошибки" в мелочах отнюдь не случайные, но закономерные поскольку "цель оправдывает средства". Отсюда же извращенная мораль, нравственное уродство персонажей, их убогость. Под рукой ничего нет кроме религии, чтобы возродить "духовность" (разумеется, духовность a la советский интеллигент извода 60-70-х годов). Изобретать что-то новое не хотим, вернее - не можем. Духовная импотенция. Вот и льется молодое вино в старые меха.

Дело в том, что российская интеллигенцияб требуя покаянияб сама каяться не желает. Культовый перестроечный фильм "Покаяние" воспринят ей "на ура", однако никто прежде других головы не приклонит. Вместо покаяния (нужно ли оно вообще?) интеллигенция в алхимической лаборатории тонких душевных процессов всякий раз химичит новый способ "осчастливить народ": коммунизм, демократия, либерализм, общество потребления, православная духовность. Перманентно выписывает новый рецепт счастья. Сдается, что само существование прослойки интеллигенции строится не на ее "духовной миссии", а на "выписывании рецептов". Она словно Моисей водит русский народ по пустыне в поисках "земли обетованной". Вот только Мойше-Моисей-Муса водил свой народ 40 лет, а наш в 90 не уложился. Видать "наш Моня" слепой.

Последний из выписанных рецептов - "счастье христианское". Несмотря на все сюжетное разнообразие новелл фильма "Остров", все они имеют один моральный подтекст: "любовь против любви". Любовь человека к своим привязанностям: будущему замужеству и "нормальной жизни", хозяйству, работе, службе, долгу и убеждениям, сапогам и мягкому матрацу - то есть к своему "Я", противопоставляется любовью к "Другим": еще не рожденному ребенку, неизвестно живому или нет мужу, болезному сыну, братии, "одержимой бесом" дочери. "Возлюби ближнего своего - и спасешься". Только дальше все как в хирургическом отделении: к старцу а операцию, потом в "реабилитационное отделение" - на исповедь и отстоять службу. Универсальный очередной "рецепт счастья" - "Простите нас и вам простится".

Возлюбить ближнего сразу - невозможно, необходим "посредник" - Бог. Посредники, как известно, живут с процента. В данном случае "процента любви". И вновь парадокс: чтобы полюбить дитя, сына, дочь, братию, надо возлюбить не их - "ближних", но "дальнего" - Бога. Чья сентенция? Правильно - Ницше... Все дорожки христианской философии давно исхожены, все доктрины не только измыслены, но уже давно реализованы и веют прахом костров инквизиции. Ничего нового богословие выдавить их себя не может, благо интенсивно упражнялось две тысячи лет.

От того приложенные к практике "рецепты счастья" оборачиваются чертовщиной. Дана Борисова "очаровательно" оценила свои впечатления от фильма: "Навевает возвышенно-депрессивные чувства". Эта девушка десять лет вела передачу о военных - гибла Моздокская бригада в Грозном, резали головы русским пленным в Чечне и Таджикистане, в том числе и свои резали с приставленными к виску дулами автоматов, а она все щебетала с экрана про "непобедимую и легендарную". Может еще Ксюша Собчак выскажется?

Впрочем, находятся "большие люди", высказывающиеся на эту тему. У сусального Никиты Михалкова и посконного телеведущего Денисова власовцы превращаются в "противников сталинского режима", а казаки фон Павица в "борцов за свободу". "Подвиги" фашисто-казаков в борьбе с нашими партизанами и партизанами югославскими называются "охранной службой в тылу", хотя кровавый след за ними тянется как за зондеркомандами SS. Не случайно в 90-х сербы четко разделяли понятия "русского добровольца" и "казака" не слишком доверяя последним. "Добрую память" их предки по себе оставили. Вещает нам с экрана заключенный чилийской тюрьмы сын повешенного во дворе Лубянки атамана Краснова. На его руках кровь пяти тысяч чилийцев, когда на совести Пиночета дай бог 40 тысяч наберется. И эта мразь поучает нас что такое казацкая честь и любовь к Родине!

Сии 'перлы' подаются под соусом 'национального примирения'. От слов переходят к действиям. Потревожили прах покойного Деникина - перезахоронили в центре Москвы, как-то упустив из виду, что сей доблестный муж не только в Гражданскую море русской кровушки пролил (все пролили - и красные и белые, и зеленые, и прочие 'цвета'), но последние годы жизни служил при Пентагоне ведущим военным консультантом по России - требовал, даже умолял американцев скорей закидать СССР атомными бомбами, иначе Сталин сделает свои, и у Америки шансов на победу не останется. С тем и умер. Наше счастье, что не нашлось у США нужного количества бомб, они ведь всерьез прислушались к совету старого генерала. Но какова же должна быть совесть у стоявших над его гробом на кладбище Донского монастыря? Ведь по Деникинскому плану они должны были превратиться в атомную пыль на пепелище Москвы, Ленинграда, Киева и еще десятков крупных городов. Простить? Примириться? И вот на сцену вышел ансамбль макабрических песен и плясок устроил хоровод вокруг труппа генерала Каппеля - шефа колчаковских карателей. Еще бы коммунисты откопали тело Ежова, и понесли на Новодевичье, и было бы нам 'примирение' - Счастье.

А ведь авторы сентенций о 'примирении' мнят себя православными, чай не раз службу стояли, слышали ли они что поют с аналоя? 'Гришке Отрепьеву анафема вечная!'. До сих пор поют. Заметьте, 'анафема вечная'! Даже церковь не прощает то, что может простить Бог. Мало ли было расстриг, а анафему тому поют кто ворога на Русь привел и учинил братоубийство

"Остров" по современным представлениям снят неплохо, актеры играют отменно, монтаж и пластика впечатляют. Беда только что по этим лекалам вскоре начнется серийная выпечка очередной "духовки". Так на киносленге называется фильм "о духовности", еще про такое кино режиссеры говорят: "сопли жевать". Кино это бизнес, гонорары, что всегда надо учитывать. "На что "отстегивают", то и снимаем. Семьи кормить надо, и не только хлебом - и намазать на него что-то надо... по утрам".

Интеллигенция выписала народу очередной рецепт и может спокойно почивать на лаврах, пока не скажется очередное "побочное действие". Впрочем, в райском яблочке христианского всепрощения прячется червячок своекорыстия: "Если вы сможете простить предателей родины, то уж и нам простятся наши "искренние заблуждения"- избавимся мы от извечного комплекса вины". Простить - значит вновь дать "право на ошибку".

Не простится! Память о Войне перешибает в нашем сознании все, в том числе и бога. Что Бог простит (может быть), то русский человек не простит никогда! Предателям Родины прощенья нет! Не скажу за всю "русскую духовность", тем более за современную, но с уверенностью утверждаю: Победа один из основных ее столпов. Пока мы помним - мы не простим. Равно - пока не прощаем, пока можем отделять Зло от Добра - мы помним Победу. Помним, во имя чего победили.

Релятивизм принципов невозможен - на войне выбор совершается единожды, и в отличие от божественного провидения возникает понятие необратимости проступка. Потому что кто предал - тот предал, стал хуже врага, а кто не предал и пошел на погибель - тот победил. А не побелил бы, так никто из нас сейчас не жил бы.

Именно поэтому предателям прощенья нет!

 

P.S. Подробный набор сюжетных ошибок и логических нестыковок фильма "Остров" смотрите здесь:

http://zhurnal.lib.ru/e/esteris_e/ostrov.shtml

 

N.B. от om-nik (c его разрешения).

"Возня с "историческим примирением" - социальный заказ. Когда общество расслоилось, пропасть между бедными и богатыми огромная, тотальная коррупция и воровство сверьху донизу - тогда бедные становятся особенно опасны. Надо задурить им голову "единством", хоть бы христианским. Духовность, мля!

Не люблю я Маркса, но в одном старик прав. "Религия - опиум для народа".

Еще Розенберг говорил - "Мы дадим этим народам религию, которую они заслуживают - православие. Чтобы управлять ими (русскими, украинцами, белорусами) мы откроем тысячи храмов". Самое смешное, фашисты таки открыли на оккупированных территориях тысячи церквей. Сегодня история повторяется".