Честный ответ автору “Подлого Удара”: II. Креационизм и Экология

02.08.2006 Статьи/Эволюция

В рамках дебатов на тему "Реальна ли макроэволюция (прогрессивная эволюция)? " (Киев: Международный Соломонов Университет, 2001 г) мы представили доклад "Эмпирические основы теории макроэволюции", и вывесили его в Интернете (Дзеверин и др., 2002). Геолог-креационист А. В. Лаломов в статье, озаглавленной "Подлый удар в спину эволюционизма со стороны окаменелостей" (2004), выдвинул ряд аргументов, доказывающих, по его мнению, несоответствие наших взглядов и эволюционизма в целом с данными геологии, палеонтологии, палеоэкологии и экологии. В прошлой статье (Пучков и др., 2006) мы продемонстрировали несостоятельность геологических и палеонтологических аргументов А. В. Лаломова. Однако важный блок аргуметов нашего критика, касающийся трактовки геологической летописи с позиций "экологической зональности до глобальной катастрофы" и самой этой "катастрофы" (т. е. Ноева Потопа), мы не рассмотрели.

Это необходимо сделать: а) для полноты картины; б) так как некоторые завсегдатаи креационистских сайтов, принимая желаемое за действительное, сообщают единоверцам, будто А. В. Лаломов "научно опроверг эволюцию" и "доказал факт Потопа"; и, особенно, в) потому, что нижецитированная (см. ниже 1) "палеоэкологическая" аргументация проникла, с подачи А. В. Лаломова, в один из российских учебников "Общей биологии" (Вертьянов, 2005: 216-219), и уже отравляет сознание учителей и учеников.

Ниже красным цветом выделены цитаты из анализируемого труда нашего оппонента (Лаломов, 2004), зеленым - из других публикаций креационистов, синим - из труда С. В. Мейена (1989), а сиреневым - цитаты из наших статей.

Согласно А. В. Лаломову "закономерности распределения окаменелостей в осадочных слоях ("чем ближе к нашим дням, тем больше все более сложных форм, все более сходных с современными существами") могут быть объяснены не только с позиции эволюции", но и "экологической зональностью биологического мира, существовавшего до глобальной катастрофы, различной подвижностью животных и разной плавучестью погибших тел. Так, одноклеточные организмы (как и в наше время) существовали в трещинах и грунтовых водах допотопной Земли [вот вам и архей с ранним протерозоем! - П.П., И.Д., И.Д.]. В условиях катастрофы первыми гибли и захоранивались донные членистоногие и моллюски (позже эти слои получили название раннего палеозоя), затем рыбы (девонский период (карбон [опечатка: нужно "девон" - П.П., И.Д., И.Д.]) так и называют - "век рыб"), затем в слои осадочных пород попадали обитатели прибрежной зоны (следующий за девоном каменноугольный период часто называется "эпохой земноводных"). Как указано в энциклопедии "Современное естествознание" [2000, т.9, с.319]: "Поздний палеозой (карбон и пермь) известен прежде всего как эпоха рассвета наземной растительности. Это и травы, и кустарники, и высокие деревья… Многие погибшие деревья дали начало массовому накоплению угля". Но ведь это характеристика не возрастного интервала продолжительностью в десятки миллионов лет (что же, в этот период моря с Земли исчезли?), а экосистемы болотистых прибрежных низменностей! На следующем этапе катастрофы на прибрежных равнинах и во внутренних водоемах гибли и засыпались осадками рептилии (мезозойская эра - время рептилий)".

Дальше приведен рисунок "Предполагаемая схема распространения организмов перед глобальной водной катастрофой", из которого следует, что существа, считающиеся обычно жившими в разные геологические эры и периоды, якобы жили одновременно, но в разных экосистемах.

"То, что зональность организмов в геологической колонке носит не эволюционный, а экологический характер, подтверждается выводами современной геологии: "Практически все палеонтологически обоснованные границы, таким образом, не могут считаться "эволюционными". Их палеонтологическое обоснование является экологическим, а если мы учитываем и характер смены литологии на этой границе, то и палеоэкосистемным" [Мейен, 1989, с. 43].

Фактор подвижности проявлялся в способности животных спасаться от стремительно развивающейся трансгрессии. Здесь проявлялась как непосредственно физическая подвижность (помните: в нижних, пермских слоях встречаются менее подвижные рептилии, в вышележащих, мезозойских, - более подвижные), так и уровень организации высшей нервной деятельности. Млекопитающие, как более высокоорганизованные животные, уходили с низменностей на возвышенности и погибали в последнюю очередь, в самых верхних, кайнозойских слоях. В тесной связи с подвижностью организмов находится факт, что следы амфибий и рептилий часто встречаются на более низком уровне геологической колонки, чем окаменевшие остатки их тел. Фактор плавучести проявляется в том, что в случае гибели в водной среде, тела одних животных могут держаться на поверхности воды дольше других.

Эксперименты над трупами современных животных показывают, что птицы плавают на поверхности воды в среднем 76 дней, млекопитающие - 56 дней, рептилии - 32 дня, а амфибии - 5 дней [Рос, 2001]. Данная последовательность хорошо согласуется с порядком залегания ископаемых животных в геологической колонке; таким образом, фактор плавучести мог играть важную роль во время глобальной и кратковременной водной катастрофы.".

Мы привели почти полностью авторский текст по теме Потопа, чтобы избежать обвинений в подмене "научно грамотного" креационизма "неграмотным" (Лаломов, 2004; Пучков и др., 2006: пункт 1.). Пусть читатели, знакомые с представлениями моррисиан о Потопе (напр. Хэм и др., 1993; Моррис, 1995; Головин, 1999; Хэм и др., 2000; Тэйлор, 2000), обнаружат в них существенные отличия от версии А. В. Лаломова, сути и приемов его аргументации. Также рекомендуем им наши статьи в печати и Интернете (Пучков, 2001, 2003), где показана полная несостоятельность основных креационистских домыслов, касающихся Потопа, включая и многие из используемых А. В. Лаломовым. Не повторяя уже опубликованых аргументов (там же), на которые критик и его приверженцы все еще не придумали возражений, разберем, насколько соответствует фактам собственно лаломовская интерпретация, процитированная выше. Чтя экологическую и палеоэкологическую фразеологию автора, назовем ее для краткости ""палеоэкологическая" модель".

Осознаем, что наше изложение слишком обширно, перегружено деталями и цитатами (местами - повторными), за что просим прощения у читателей. Но если бы кого-то вынудили опровергать с позиций современной науки теорию, согласно которой плоская Земля возлежит на слонах, а те, в свою очередь, на черепахе, то список опровержений тоже был бы длинным и нудным. Всё же надеемся, что наши аргументы помогут тем, кто хочет разобраться в том, как в действительности развивалась жизнь на Земле. Что касается учения о слонах и черепахе, то оно не более (и не менее) обосновано, чем "палеоэкологическая" модель или другие моррисианские концепции, но, к счастью, пока не нашло апологетов, которые замаскировали бы его абсурдность современной наукообразной фразеологией!

А. В. Лаломов прав: "чтобы сохраниться и попасть в число экспонатов Палеонтологического музея, погибший организм должен быть в очень короткий срок погребен очередной порцией осадков." Но затем следует странное заявление, что "если средняя скорость накопления осадков не превышает миллиметров за тысячи лет (а именно такая скорость получается, если мы разделим толщину осадочного слоя на время его образования по геохронологической шкале), то тогда остатки организмов не должны сохраняться вообще." Констатируя, что "порой геологические слои <…> просто набиты окаменелостями", что окаменелости нередко свидетельствуют о мгновенной смерти (отпечатки бесскелетных беспозвоночных; двустворки со сжатыми створками; полные скелеты динозавров в Монголии и парейазавров близ Котельничей, захороненных "в прижизненном состоянии - на прямых ногах и с поднятой головой"), А. В. Лаломов подводит читателя к двум выводам: а) все это - жертвы глобального и единого "катастрофического события", сиречь Ноева Потопа; б) эволюционисты неправы, ибо образование окаменелостей невозможно при постулируемом ими постепенном осадкообразовании за миллионы лет.

Перед нами - очередная подмена понятий. Во-первых, ни мы, ни, насколько нам известно, другие дарвинисты никогда не считали, что осадкообразование происходит с постоянной скоростью, исчисляемой "разделением толщины осадочного слоя на время его образования по геохронологической шкале". Подсчеты по принципу "максимум точности - минимум достоверности" суть излюбленное занятие не эволюционистов, а креационистов со времен преподобного Ашера: интересующихся отсылаем к Дж. Диллоу и Г. Моррису (1995) с их "научными" вычислениями массы воды в допотопном паровом пологе и численности допотопного человечества. Мы вообще не понимаем, как можно подсчитывать "среднюю скорость накопления осадков" геологических толщ, не зная сроков, за которые те образовались в действительности (если у слоя, скажем, юрский возраст, это вовсе не значит, что он образовывался на протяжении всей юры, ни даже того века юры, с коим слой сопоставлен!), ни того, была ли скорость осадконакопления постоянной, ни того, какая часть этой толщи потом была разрушена в ходе возможной (очень часты трудно диагностимые "скрытые перерывы" осадконакопления, - Мейен, 1989: 24-25) или доказанной эрозии перед отложением покрывающего слоя, а также других обстоятельств.

Во-вторых, в прошлом, как и теперь, повсюду краткие периоды (минуты, часы, дни, недели) локальных и региональных наводнений, селей, оползней, извержений, цунами и прочих бедствий чередовались со спокойными периодами, длившимися месяцами, годами, сто - и тысячелетиями. Толщи осадков, возникавшие во время таких бедствий, нередко превосходили по мощности те, что образовывались за спокойные годы; и, конечно же, организмы, застигнутые бедствиями, гораздо чаще становились окаменелостями, чем погибавшие между бедствиями. Иными словами, окаменелости, указывающие на катастрофическую гибель, свидетельствуют не о Ноевом Потопе, а о несчетных разновременных локальных бедствиях (Пучков, 2001), подобных гибели Геркуланума и Помпей от вулкана, аула Алматы (на месте нынешней Алма-Аты) - от селя или отдыхающих на пляже "возле города Кача в 20 км от Севастополя" - от оползня 21 июня 2005 г., мгновенно покрывшего их "массой песка, глины и камней" (Львовски, 2005: 3).

Моррисиане (Хэм и др., 1993; Моррис, 1995; Головин, 1999; Хэм и др., 2000; Тэйлор, 2000) настаивают, что Потоп не был равномерным залитием суши водою, а сопровождался гигантскими повсеместными землетрясениями и извержениями, всепланетными разрывами и подвижками земной коры, катастрофически быстрыми спредингом и субдукцией литосферных плит, излиянием в допотоный океан (или в разрозненные моря?) горячего "океана" подземных вод, беснованием чудовищных волн, многократно обегавших планету и полностью смывших допотопные "низкие и пологие" горы, весь прежний рельеф и кору до самых "кристаллических платформ" (Тэйлор, 2000), так что в "водной суспензии" смешались все допотопные почвы и напластования, вместе с непрерывно извергавшимися вулканическими продуктами. Потом, параллельно с ростом новых (нынешних) гор, все это переотложилось в виде осадочных пород, будучи сортируемо водой по весу то ли еще в год Потопа (там же; Моррис, 1995), то ли в ходе "послепотопных катастроф" (Юнкер и Шерер, 1997). То есть, важным элементом моррисианской версии Потопа является постулат тотального размыва допотопных слоев и их тотального же переотложения.

Но в тех же работах, кроме последней, прямо или косвенно указывается, что геологическая летопись отражает последовательность гибели организмов в местах допотопного обитания либо, отчасти, по мере их прижизненного или посмертного перемещения. У А. В. Лаломова четче, чем у единомышленников, поданы идеи отражения в геологической летописи допотопной "экологической зональности", "различной подвижности животных и разной плавучести погибших тел", но при этом он не отмежевался и от постулата тотального размыва. Это позволяет любые факты, несовместимые с допотопной "зональностью", списать на "разную подвижность животных" либо на "разную плавучесть погибших тел", а если окажется, что "тела" плыли не туда, то воззвать либо снова к "зональности" либо к тотальному размыву. Да простит нас читатель, но мы в очередной раз спросим нашего критика о принципиально неопровергаемых теориях, которые, как он подробно расписывал ранее, находятся "вне поля науки" (Лаломов, 2004; Пучков и др., 2006: пункт 2.2).

Если уж говорить о науке, то в случае истинности постулата тотального размыва никакого отражения допотопной "экологической зональности" в породах Земли быть не может. Если бы Потоп и впрямь все размыл до "кристаллических платформ", перемешал в жуткую всепланетную "водо-грязе-лавоверть" и переотложил, то ископаемые повсюду лежали бы только строго по весу, размерам и форме, и никакие прижизненные "экологические барьеры" не помешали бы лечь рядом омарам и трилобитам, кембрийским, триасовым и современным двустворкам (Пучков, 2001). А. В. Лаломову, как геологу, хорошо известно, что это не так, что очень часто в одном слое лежат ископаемые самых разных размеров и веса. Хочется верить, что именно поэтому он, в отличие от своих "не всегда научно грамотных" единоверцев (Лаломов, 2004; Пучков и др., 2006: пункт 1.), не защищает открыто идею тотального размыва. Более того, коль он считает возможным "реконструировать" по окаменелостям и слоям "экологические условия существования древних биоценозов" (пусть и не "полностью"), судить по ним (пусть и "не всегда"), об "особенностях в строении древних экосистем" и, в частности, о существовавших между ними "экологических барьерах" (см. выше 1), то это - равносильно молчаливому отказу от постулата тотального размыва!

Но если критик пожертвовал здесь моррисианством ради геологической истины, то в своей ""палеоэкологической" модели" он нещадно жертвует моррисианству истины экологические (см. ниже 4-7, 10). Зря: экология - столь же серьезная наука, как и геология с палеонтологией, и требует не менее уважительного отношения! Впрочем, и с геологическими истинами наш геолог считается крайне выборочно (см. ниже 8 и 9, а также Пучков и др., 2006), так что наивно ожидать, что он будет "соблюдать правила на чужой половине поля"!

Излагаемые ниже факты хорошо известны, и ни у кого (в том числе, насколько нам известно, и у моррисиан) не вызывают сомнений. Но их приходится напомнить, чтобы продемонстрировать несостоятельность "палеоэкологической" модели А. В. Лаломова (см. выше 1). Со всей ответственностью заявляем, что хотя разделы 6, 7 и 10 слишком обширны и перегружены деталями, они охватывают лишь малую толику фактов, несовместимых с этой моделью!

А. В. Лаломов саркастически спрашивает: "Что касается требования найти "одни и те же семейства живых организмов" во всех геологических слоях - может быть ДПД подскажут, какие из современных семейств присутствуют во всех экосистемах от континентальных до океанических? (А именно палеоэкосистемными, согласно Мейену, являются все палеонтологические границы)".

Таким передергиванием автор защищает свою "палеоэкологическую" теорию (см. выше 1), по которой все нынешние и вымершие организмы всех эр и периодов жили одновременно в разных допотопных экосистемах, как теперь живут на Земле обитатели тундр, пустынь, африканских, американских и прочих саванн и влажных дождевых лесов, морских мелко - и глубоководий и т. д. Передергивание тем более странное, что для другого случая А. В. Лаломов в точности передал нашу мысль: "Решающим аргументом в пользу креационистской точки зрения, по мнению ДПД "было бы разве что доказательство синхронности формирования отложений, относимых геологами к разным эпохам, и того, что во все эти эпохи существовали одни и те же семейства живых организмов. То есть обнаружение, к примеру, динозавров, существовавших непрерывно с протерозоя до кайнозоя, кайнозойских трилобитов, силурийских мамонтов, рифейских археоптериксов и т. п." (см. также Пучков и др., 2006: пункты 4 и 5).

Где здесь, почтеннейший, "требование найти "одни и те же семейства живых организмов"" и в "континентальных" и в "океанических" экосистемах? У Вас и Ваших единоверцев просят не доказательств совместного с трилобитами обитания динозавров, мамонтов и археоптериксов на дне силурийского моря, а доказательств того, что в дни силурийских трилобитов сушу населяли динозавры, мамонты, археоптериксы, индрикотерии и весь прочий вымерший и ныне живущий "зоосад и ботсад", в соответствии с утверждениями "ученых"-креационистов (Моррис, 1995; Юнкер и Шерер, 1997; Головин, 1999; Тэйлор, 2000; Хэм и др., 2000; Сарфати, 2005) и Вашими собственными. Также у Вас и Ваших единоверцев просят (см. Пучков, 2001: 29-30) доказательств того, что во времена кембрийских и силурийских трилобитов и иже с ними, существовала в морях и вся морская (донная, планктонная и нектонная, мелко - и глубоководная) фауна, характерная для всех эпох всех последующих периодов, вплоть до нынешнего. Не из-за отсутствия ли таких доказательств (см. ниже 6-10 и Пучков и др., 2006) Вы грубо передернули нами сказанное?

Если бы А. В. Лаломов стремился к истине, то, не передергивая наших мыслей, и не приплетая С. В. Мейена к чуждым тому представлениям (см. ниже 8 и Пучков и др., 2006: пункт 4.2), он предложил бы нам указать современные семейства, роды и виды, широко распространенные и встречающиеся в большом диапазоне сухопутных и морских экосистем соответственно. То есть таких, чьи остатки, стань они ископаемыми, указали бы стратиграфам через миллионы лет на принадлежность отложений, образующихся теперь в разных условиях (если эти отложения и ископаемые в них сохранятся к этому времени) к современной (голоценовой) эпохе или, хотя бы к четвертичному периоду и кайнозойской эре. На такой, вполне законный, вопрос отвечаем, что в воде и на суше есть много таких семейств и даже видов (см. 6 и 7).

Согласно А. В. Лаломову, "в условиях катастрофы первыми гибли и захоранивались донные членистоногие и моллюски (позже эти слои получили название раннего палеозоя), затем рыбы (девонский период <…> так и называют - "век рыб")". По Г. Моррису (1995) и Й. Тэйлору (2000) тяжелые и компактные двустворки и трилобиты легли на дно раньше рыб: их, не способных уплыть, якобы ошпарили "горячие" подземные воды, отравленые продуктами вулканизма, а потом - первыми погребли осадки.

На конференции в Киеве (14 декабря 2000 г.), а затем в статье мы задали критику и его союзникам такие вопросы: "Пусть "тяжелые и донные" трилобиты гибли и окаменевали первыми. Но почему в слоях кембрия и силура они не лежат вперемешку с "тяжелыми и донными" омарами, крабами, рак-медведями, современными устрицами (т.е. Ostrea, а не вымершими двустворками и плеченогими) и тридакнами, коль те были созданы с трилобитами в один буквальный день? Почему в девонских слоях находят "тяжелых" и "легких" вымерших, но ни "тяжелых", ни "легких" выживших рыб? " (Пучков, 2001: 29).

А. В. Лаломов, не назвав этих и других из заданых ему (там же) вопросов, ни их источника, все же попытался ответить: "Схема катастрофического осадконакопления не решает всех проблем распределения окаменелостей в осадочных слоях. В частности, действительно, трудно объяснить, почему современные формы придонных организмов не обнаруживаются вместе с трилобитами, которые, по-видимому, занимали в кембрийское время ту же самую экологическую нишу. Возможно, это связано с тем, что мы не можем полностью реконструировать экологические условия существования древних биоценозов. Так, к примеру, в наше время пингвины и белые медведи обитают в совершенно одинаковых условиях, но встретиться могут только в зоопарке, поскольку между ними лежит экологический барьер в виде теплого экваториального пояса (При желании список подобных примеров можно продолжить). Выявить такие особенности в строении древних экосистем не всегда представляется возможным."

Это - лишь декларация о намерениях, программа поисков объяснения, а не само объяснение. Интересно, что столкнувшись с проблемой, критик тут же вспомнил о неполноте палеонтологической информации, которую он и другие креационисты всегда отрицают или замалчивают, когда речь заходит о переходных формах (см. Лаломов, 2004; Пучков и др, 2006: пункты 2.4 и 4.6).

Относительно белых медведей и пингвинов нас интересует, как вообще их существование совместимо с моррисианским креационизмом: где они существовали в допотопные (безморозные, если верить креационистам - напр. Моррис, 1995) времена и как после Потопа мигрировали от Арарата (пингвины - через тропики) в зоны своего современного обитания?

Что до прочих "подобных примеров" форм-современников, изолированных "экологическими барьерами", то не меньше, а в некоторых типах сред - даже больше случаев, когда "барьеры" преодолеваются, когда вид (род, семейство) оказывается присущим нескольким либо многим типам водных, сухопутных либо земно-водных сообществ, принадлежащих одному либо разным биомам. Такие виды (роды, семейства) надежно указывают на геологическую изохронность близких и удаленных современных сообществ, на их принадлежат кайнозою, а не мезозою, антропогену, а не миоцену, либо даже голоцену, а не плейстоцену. Человек мало-мальски сведущий в экологии, в частности в природе "экологических барьеров" и их относительности, только пожмет плечами, когда ему всерьез скажут о возможности такой "экологической зональности", чтобы на протяжении то ли 1656 лет, то ли даже до чуть более 4-х тысяч лет допотопного времени, допускаемых моррисианами (напр. Моррис, 1995), могли сосуществовать не взаимопроникая, "чистые" современные экосистемы с "чистыми" карбоновыми, юрскими, и остальными экосистемами прошлого. Чтобы не быть голословными, приведем некоторые (из несчетных возможных!) примеры отдельно по океанским и материковым экосистемам.

Мировой океан включает неритическую (от уреза воды до 200-250 м, где материковая отмель перегибается в материковый склон) и океаническую (материковые склон и подножие, океанское ложе с горами и впадинами и вода над этими частями дна) провинции. В первой находятся литораль, заливаемая в прилив, и сублитораль, всегда покрытая водой. Во второй выделяют поверхностную пелагическую зону или пелагиаль, куда проникает свет (от 0 до 200-300 м, редко - - до 500 м) и глубоководную зону или абиссаль, где царит вечный мрак. По ряду причин эти подразделения и их части (см. Бобринский, 1951; Михайлова и др., 1989; Лопатин, 1989) не отграничены резко, а взаимопроникают; так, пелагиаль простирается и в неритическую зону, размещаясь здесь прямо над придонной и донной или бентической зонами, кроме, конечно, наиболее близких к берегу мест (там же); это приводит к обмену многими из организмов между частями океана, из-за чего барьеры между морскими экосистемами относительны.

Нектон суть жители пелагиали, способные в своем плавании противостоять силе течений и волн. Это - почти все здешние рыбы (взрослые!), китообразные, черепахи, кальмары. Почти все они быстры, маневренны, способны к дальним (порой - трансокеанским) плаваниям в течение жизни. Среда поверхностных вод монотонна, предел распространению "великих пловцов" кладут лишь температурные, глубинно-световые да, кое-где, соленостные барьеры. Основная (полносоленая) часть пелагиали занята семью экосистемами: 2 тропических и субтропических вод (Индо-Пацифики и Атлантики, включая и Средиземное море), 3 умеренных вод (южная, североатлантическая, северотихоокеанская) и 2 полярных вод. Их границы в основном температурные и неодинаково жесткие для разных существ; одни виды, роды, семейства живут только в одной экосистеме (их % высок в полярных водах), но много других - общие для двух, нескольких и даже всех экосистем сразу. Многие семейства (напр. скумбриевые, тунцовые, корифеновые, ставридовые, горбылевые, летучие рыбы, колючие и настоящие акулы, кальмароподобные каракатицы, настоящие кальмары и т. д.) обитают во всех поверхностных водах тропиков, субтропиков либо также умеренной зоны.

Есть даже виды (рыба-меч, обыкновенный тунец, катран, белая и сельдевые акулы, головоногое аргонавт и др.), населяющие все теплые и умеренные воды пелагиали трех океанов. Намного больше видов и родов пелагических рыб и головоногих распространены по теплым водам всех океанов либо встречается почти везде в пределах одного или двух океанов. Добавим касаток и кашалотов, населяющих все океаны, некоторых дельфинов и всех морских черепах, чьи виды или роды населяют всю теплую или еще и умеренную часть пелагиали. Немало форм встречается от Арктики до субтропиков (тресковые, сельдевые и др.) либо избегают экваториальную зону, но населяют субтропические и умеренные (напр. опах или божий лосось и гигантская акула) либо умеренные и полярные воды (напр. многие усатые киты и полярные акулы), чье распространение тоже не ограничено "одной экосистемой" (Никольский, 1954; Беспозвоночные…, 1968б; Земноводные…, 1969; Рыбы…, 1971; Млекопитающие…, 1971). Все эти организмы, сохранись они в геологической летописи, могли бы быть использованы в будущем для датирования голоценом или, хотя бы, поздним кайнозоем океанических отложений, образовавшихся в разных экосистемах.

Если согласиться с А. В. Лаломовым, что современные нектонные жители, действительно созданы на 3-й день Творения, одновременно со всей вымершей живностью, то как он объяснит, "не вводя в заблуждение малоподготовленную аудиторию", почему кашалоты, косатки, рыба-меч, тунцы, ставриды, летучие рыбы и их враги корифены, современные акулы и прочие превосходные пловцы, бороздящие теперь просторы теплых и умеренных вод всех океанов, не проникали в океанскую же пелагиаль, населенную миром мезозойских акул, мезозойских костных рыб (до середины мела резко отличных от нынешних!), мезозойских головоногих (белемнитов и аммонитов) и великих тогдашних морских рептилий? (напр. Давиташвили, 1949, 1969; Никольский, 1954; Bakker, 1990; Кэрролл, 1992, 1993б). А что мешало названным представителям мезозойского и современного нектона проникнуть в ту часть пелагиали, где жили палеозойские хрящевые и костные рыбы, отличные от современных и мезозойских на семейственном, отрядном, а то и подклассовом уровнях и иными, чем в мезозое, наутило - и аммоноидеями? И в раннепалеозойскую пелагиаль, с ее еще более иными головоногими, отдельными пелагическими трилобитами и существами уже позвоночными, но еще не рыбами, такими как Birkenia? (там же).

Поскольку мировой океан существовал с докембрия (Давиташвили, 1968; Горшков и Якушова, 1973; Синицын, 1980; Еськов, 2004), невозможно, оставаясь в рамках науки, представить "экологические барьеры", способные предотвратить такую экспансию. Только невежда в морской экологии поверит, что нектонная фауна в океанической и неритической пелагиали допотопного океана держалась кучно по эрам, периодам и эпохам [упрощая картину, мы ничего не сказали о существенных различиях нектонных фаун разных периодов одной эры и, часто, разных эпох одного периода!], а не расселялась по пелагиали всего океана. Физические препятствия для нее в мезозое еще менее мыслимы, чем теперь: в силу отсутствия полярных вод со льдами, признаваемого учеными для мезозоя (Давиташвили, 1949, 1968; Синицын, 1980; Мейен, 1987; Еськов, 2004), а моррисианами для всего "допотопного" времени (Lubenow, 1994; Моррис, 1995; Хэм и др., 2000; Тэйлор, 2000), они были бы распространены даже шире, чем ныне.

Немыслимы и биологические препятствия: биомеханически морские рептилии не превосходили китообразных (Давиташвили, 1949, 1968), а по умственному развитию, судя по малым размерам их мозга, далеко уступали им. В лучшем случае "драконы" не помешали бы расселению зубатых китов по всей пелагиали, а в худшем - последние вытеснили бы их в конкурентной борьбе. Не развела бы морских рептилий и зубатых китов, будь они современниками, по разным слоям и сортировка по весу во время Потопа: среди ихтио-, плио-, плезио - и прочих - завров предостаточно форм тех же размеров и комплекции, что мелкие, средние и крупнейшие дельфины. Кашалоты же тяжелее всех известных мезозойских морских рептилий, но кости их лежат не в ниболее низких, а в "высоких" позднекайнозойских слоях. И ум дельфинов, косаток и кашалотов никак не помог бы пережить морских "-завров": живописуемая моррисианами кипящая, отравленная, беснующаяся водо-лаво-грязеверть, наставшая, де, вследствие всепланетного раскола океанского дна (Моррис, 1995; Хэм и др., 2000; Тэйлор, 2000), одновременно убивала бы без разбору любую живность!

А где, по мнению А. В. Лаломова, жили и что ели до Потопа собственно киты и киты-полосатики, кормящиеся теперь скоплениями криля и/или стайных рыб на границе умеренных и полярных вод? Ведь допотопный климат, согласно Моррису и К°, был всюду теплым, а в нынешных теплых водах такие скопления китового корма неизвестны. И почему тяжелые кости этих гигантов не отсортированы водой так, чтобы лежать ниже костей мезозойских рептилий ни даже в тех же слоях, а появляются лишь ближе к концу неогена?

Планктон суть жители пелагиали, неспособные противостоять силе несущих их течений и волн. Фитопланктон - одноклеточные, реже - многоклеточные водоросли. Зоопланктон - очень мелкие или наннопланктон (многие одноклеточные, коловратки и др.) и мелкие (многие рачки, некоторые моллюски, сальпы, аппендикулярии), реже - средние (плавающие морские лилии, большинство медуз и гребневиков, и др.) и даже крупные (величайшие медузы и сифонофоры, рыба-луна, встречающуюся везде в океане, кроме полярных вод) животные. Кроме того, у многих пелагических и донных рыб и подавляющего большинства сидячих и подвижных донных беспозвоночных икра и/или личинки тоже входят в состав планктона и премещаются водой то на малые, то на огромные расстояния. Барьеры, ограничивающие распространение видов планктона те же, что для нектона (см. выше 6.2), но планктон, вынесенный в неподходящие условия, погибает. Среди планктона пелагиали большинство семейств (их перечень занял бы слишком много места), а также многие роды и виды имеют квазивсесветное (по всем теплым, либо по теплым и умеренным водам всех океанов или по всем холодным и умеренным водам) распространение, а другие - есть всюду в пределах соответствующего температурного пояса одного, двух или трех океанов в их океанической и неритической зонах (до литорали и супралиторали, куда их приносят приливы и прибой). Поэтому, ряд планктонных организмов, при условии сохранения их остатков в геологической летописи, мог бы послужить в будущем для датирования голоценом или, хотя бы, поздним кайнозоем слоев океанических отложений, образовавшихся в разных экосистемах.

От наннопланктона прошлого сохранились скелетики фораминифер, радиолярий, кокколитофорид, силикофлагеллят, диатомей (Давиташвили, 1949, 1968; Мейен, 1987; Михайлова и др., 1989; Еськов, 2004). Никаких закономерностей сортировки их по весу в геологических слоях не наблюдается: в отложениях всех подразделений фанерозоя есть формы разных размеров и лежат они в одних и тех же слоях. Например, в карбоне и перми обычны крупные (до 20 мм) фораминиферы отряда фузулинид; но в одних слоях с крупными, лежат и мелкие представители того же и других отрядов; и в более поздних (вышележащих) слоях мезо - и кайнозоя известны как мелкие, так и очень крупные фораминиферы, как палеогеновые нуммулитиды, порой превышающие размеры фузулинид. То же касается и многоклеточного планктона (там же).

Состав родов и семейств всех класов планктона менялся во времени; поначалу (нижний палеозой) современные семейства вовсе отсутствовали. Это было бы невозможным в случае изначального существования современных семейств и отрядов, учитывая отсутствие в океанической, и даже в неритической зоне, препятствий для распространения планктонных организмов (см. выше). В каждую из эпох палео-, мезо - и кайнозоя были географические и фациальные различия в наборах видов планктонных существ, но они не мешает заметить смен во времени состава всех групп планктона, отмеченых в морских отложениях всего мира (Давиташвили, 1949, 1968; Мейен, 1987; Михайлова и др., 1989). Среди планктона пелагиали прошлого (остракод, простейших и др.), как и теперь, было немало форм квазивсесветных, оказывавшихся, благодаря приносу водой, в разнофациальных отложениях (Михайлова и др., 1989), что позволяет устанавливать геологическую одновозрастность разных экосистем одного региона и удаленных регионов.

Здесь экологические барьеры многообразней, чем в толще воды. Состав сообществ зависит от дна: на гранитном, известняковом, песчаном и илистом дне они различны. Различны они и при идентичности субстрата в зависимости от глубины, климата, степени влияния волнения, приливов, впадающих рек и др. Лицо сообществ определяет и сама биота, прежде всего виды-эдификаторы, будь то ключевые хищники или виды, дающие пищу и/или убежище многим другим видам: напомним экосистемы коралловых рифов, "лугов" и "лесов" различных водорослей. Неудивительно, что многие существа обитают только в одном из многих типов донных сообществ. Тем не менее, все донные сообщества несут теперь печать изохронности, принадлежности к нашему четверичному периоду.

Во-первых, кроме видов, "верных сообществу", немало рыб и беспозвоночных населяют сообщества многих типов. Так, обыкновенный осьминог живет на шельфах всех морей, кроме полярных. Если же брать ограниченные регионы, то хищников, кормящихся в мелководных биотопах различных местообитаний окажется немало среди рыб и головоногих.

Во-вторых, среди форм сообществ, различных на видовом уровне, многие принадлежат к общим родам или семействам. Поэтому, совреме

Последние публикации на сопряженные темы