Крывелев Иосиф Аронович
КНИГА О БИБЛИИ

ГЛАВА ВТОРАЯ
ИЗ ИСТОРИИ НАУЧНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ БИБЛЕЙСКИХ КНИГ

1. БИБЛЕЙСКАЯ КРИТИКА КАК НАУЧНАЯ ДИСЦИПЛИНА

Как христианская, так и иудейская религии учат тому, что все
библейские книги являются "богодухновенными" произведениями, т.е. что
их содержание внушено богом некоторым людям, которые и записали его.
Кто же были эти люди?
Для большинства библейских книг церковь указывает определенных
авторов. Пятикнижие она приписывает Моисею, указывая при этом, когда
он якобы жил - XV век до н.э. Книгу Иисуса Навина написал якобы сам
Иисус Навин, занявший после смерти Моисея пост вождя евреев. Остальные
книги Ветхого Завета также приписываются различным ветхозаветным же
персонажам, причем если книга названа чьим-либо именем, то он и
считается ее автором. Так, все книги пророков считаются принадлежащими
соответствующим пророкам: книга Исаии - Исаие, Иезекииля - Иезекиилю и
т.д. Что касается Нового Завета, то церковь утверждает, что евангелия
написаны четырьмя евангелистами: Матфеем, Марком, Лукой и Иоанном;
Деяния - евангелистом Лукой, послания - теми лицами, именем которых
они названы; и, наконец, Апокалипсис приписывается Иоанну Богослову.
Однако по существу, с религиозной точки зрения, этот вопрос не должен
иметь абсолютно никакого значения, ибо автор Библии - один, это - бог,
а люди, которые производили соответствующие записи, играли только роль
переписчиков. Потому библейские книги и считаются "священными", потому
в них и не должно быть ни ошибок, ни противоречий.
Что касается времени написания библейских книг, то по
религиозному учению основные из них писались в том порядке, в каком
они расположены в библейском каноне. Сначала будто бы были написаны
Моисеем все книги Пятикнижия, потом на протяжении нескольких столетий
писались остальные книги Ветхого Завета, причем подавляющее
большинство их было якобы написано до вавилонского плена. Евангелия же
и остальные книги Нового Завета были написаны, как считает
христианская церковь, в середине I века н.э.
Эта схема происхождения библейских книг уже давно начала вызывать
сомнения у многих, даже верующих людей, пытавшихся подойти к Библии с
точки зрения здравого смысла. В отношении Моисея как автора Пятикнижия
некий персидский еврей Хиви Габалки еще в IX веке н.э. высказался
весьма скептически; он указывал, в частности, на то, что в одной из
этих книг описана смерть Моисея; не мог же человек рассказывать, как
он умирал и как его хоронили! Через двести лет после Хиви
исследованием Ветхого Завета занимался еврейский писатель и богослов
Ибн-Эзра (XI век). Он оставил после себя очень туманные высказывания,
которые не были поняты его современниками. Лишь в XVII веке их
расшифровал знаменитый голландский философ Бенедикт Спиноза
(1632-1677), который вообще положил начало научному исследованию
Библии. Существует научная дисциплина, которая специально занимается
исследованием Библии; она носит название библейской критики.
Библейская критика означает всесторонний разбор библейского текста;
при этом делается особый упор на исследование истории этого текста.
Библейской критикой занимаются не только неверующие, но и верующие
люди, в том числе и богословы как иудейской, так и христианской
религий. Особенно большую роль в истории библейской критики сыграли
богословы протестантского вероисповедания. Много сделали для
библейской критики философы, историки, специалисты по древним языкам -
семитским, древнегреческому, латинскому.
Научное исследование Библии велось различными группами и направлениями ученых с разных позиций. Одни ученые исходили из стремления раскрыть действительную историческую истину, другие руководствовались желанием "спасти" из Библии то, что можно,
пожертвовав наиболее очевидными несообразностями. Большое влияние на
ход исследований оказывала идеологическая борьба между защитниками
интересов разных классовых группировок, между представителями разных
мировоззрений. Например, буржуазные ученые последовательно выступали с
научных позиций в критике Библии в то время, когда буржуазия была
заинтересована в преодолении феодальной церковной идеологии. В
настоящее же время буржуазная библейская критика все больше
скатывается на антинаучные позиции, стремясь приукрасить Библию и ее
историю. Что же касается церковников, то они, в особенности католики,
занимаются фальсификацией истории Библии. В Ватикане существует
специальный так называемый Библейский институт, формальной задачей
которого является "научное" исследование Библии. На самом деле он
занимается не чем иным, как фальсификацией науки о Библии.
Библейская критика изучает главным образом историю Библии,
являясь, таким образом, в основном наукой исторической. Вместе с тем
критика Библии может вестись и по другим направлениям. Например,
французские материалисты и просветители XVIII века показывали
несостоятельность библейских сказаний с точки зрения здравого смысла и
логики. В данной главе мы сосредоточим внимание только на исторической
критике, т.е. на раскрытии истории библейских книг и библейского
текста.
Попытки критического анализа Библии предпринимались еще в
древности, систематическое же научное исследование ее началось около
трехсот лет тому назад. В этой небольшой по размеру главе мы не можем
подробно осветить всю историю библейской критики, поэтому мы
остановимся только на некоторых важнейших ее моментах. Мы рассмотрим
работы некоторых классиков библейской критики - тех крупнейших
представителей этой научной дисциплины, которые оказали особо
серьезное положительное влияние на всю историю научного исследования
библейских текстов.

2. ИССЛЕДОВАНИЕ ВЕТХОГО ЗАВЕТА

Бенедикт Спиноза Впервые систематический и обстоятельный разбор
ряда библейских книг с целью выяснения их происхождения мы находим у
великого философа-материалиста XVII века Бенедикта Спинозы, в его
книге "Богословско-политический трактат", вышедшей в 1670 г.
Спиноза натолкнулся на одно очень туманное высказывание Ибн-Эзры
в его комментариях к Второзаконию: "За Иорданом и проч., лишь только
уразумеешь тайну двенадцати - и Моисей написал также закон. И
ханаанеин тогда был на земле; на горе божией будет открыто; потому
также вот постель его - постель железная; тогда узнаешь истину". На
первый взгляд кажется, что здесь какая-то бессмыслица, пустой набор
слов. Но ведь Ибн-Эзра сулил истину тому, кто разгадает загадку!
Спиноза хотел найти истину и дал свое решение этой загадки. Разберем
его и посмотрим, в какой мере оно правдоподобно.
1. "За Иорданом..." Второзаконие начинается словами о том, что
Моисей говорил "всем израильтянам за Иорданом"[Второзаконие, гл.I,
ст.1.]. Имеется, конечно, в виду восточный берег Иордана, тот, с
которого израильтяне пришли и с которого переправились на западный
берег, в Ханаан, а не внутренний, ханаанский берег, так как Моисей, по
Библии, не переходил Иордана, а умер на его восточном берегу. Но если
написано, что Моисей говорил "за Иорданом", значит, сам писавший в это
время находился по эту сторону Иордана, на западном его берегу.
Значит, рассуждал Спиноза, Моисей никак не мог написать Второзаконие.
Вот почему Ибн-Эзра многозначительно указывает на слова "за Иорданом".
2. "Тайна двенадцати..." Эту тайну Спиноза толкует следующим
образом. В Библии несколько раз говориться, что весь закон Моисеев был
написан по окружности алтаря, а алтарь этот состоял, как принято
считать в раввинской литературе, из двенадцати камней. Много ли можно
написать, вернее начертать, выбить, на двенадцати камнях? Во всяком
случае текст пяти библейских книг, которые считаются Моисеевыми, никак
не уместиться на этих двенадцати камнях. Следовательно, говорит
Спиноза, Моисеев закон был несравненно меньше, чем Пятикнижие. Значит,
Пятикнижие в целом не должно приписываться Моисею.
3. "И написал Моисей закон..." Это слова из Второзакония[Там же,
гл.XXXI, ст.9.]. Зачем бы стал Моисей писать о себе в третьем лице?
Казалось бы, он должен был сказать о себе: "я написал закон!" Значит,
не он писал эти слова, а кто-то другой.
4. "Ханаанеин тогда был на земле..." Эти слова из первой книги
Пятикнижия, из книги Бытия[Бытие, гл.XII, ст.6.]. Если сказано, что
тогда был ханаанеин в этой стране, значит, имеется в виду, что
теперь его там нет. А ханаанеи были изгнаны из своей страны евреями,
как говорится в Библии, после смерти Моисея. Следовательно, рассуждает
Спиноза, эти слова были написаны не Моисеем, а кем-то другим и после
смерти Моисея, когда "ханаанеина" в Ханаане уже не было. Значит, даже
книга Бытия не может вся приписываться Моисею.
5. "Гора божия..." Это тоже из книги Бытия[Там же, гл.XXII,
ст.14.]. Речь идет о горе Мория. Но название божией гора Мория
получила только после того, как было решено построить на ней храм, а
это было сделано, как рассказывается в Библии, много позже после
смерти Моисея. Значит, Моисей не мог называть ее божией и это место
книги Бытия тоже написано не Моисеем.
6. "Постель его - постель железная..." Это из книги
Второзакония[Второзаконие, гл.III, ст.11.], в которой рассказывается о
том, как евреи, предводительствуемые Моисеем, победили царя Васанского
Ога. После рассказа об этом событии следует ссылка на "одр", т.е.
кровать побежденного царя: "вот, одр его, одр железный, и теперь в
Равве, у сынов Аммоновых"[Там же].
Спиноза указывает на то, что так можно говорить только о
событиях, происходивших давно. В подтверждение он еще ссылается на
другую библейскую книгу - II книгу Самуила (в русских изданиях Библии
книги Смауила называются I и II книгами Царств). Там рассказывается,
что царь Давид взял с боем город Рабат (Равва), принадлежавший
аммонитянам. Найти одр царя Ога евреи могли в Рабате (Равве) только
после завоевания этого города. Значит, ссылка Второзакония на то, что
одр находится в Рабате (Равве), может относиться не ко временам
Моисея, а к значительно более поздним временам царя Давида. Значит, не
Моисеем написано и это место Пятикнижия.
Так разгадал Спиноза загадочное место у Ибн-Эзры. Надо признать,
что это сделано им достаточно логично. В одном пункте, правда,
содержится ошибка. Когда Спиноза говорит о горе Мория, он, как и
Ибн-Эзра, неправильно толкует библейский текст: в Библии говорится не
"на горе божией", а "на горе бог является". Но поскольку Ибн-Эзра
переводил это место так же неправильно, как и Спиноза, то ошибка здесь
роли не играет. Очевидно, Спиноза правильно разгадал мысль Ибн-Эзры:
она заключается в том, что не Моисею принадлежит авторство
Пятикнижия.
Почему же Ибн-Эзра прямо не сказал этого, а облек свою мысль в
форму темной и причудливой загадки? Он боялся обвинений в ереси и
преследований со стороны раввинов. Так объясняет дело Спиноза и
добавляет к этому, что сам он не побоится открыто высказать истину.
Спиноза убежден в том, что Пятикнижие написано не Моисеем. И в
доказательство этого он дополняет соображения Ибн-Эзры по этому
вопросу рядом своих собственных доказательств.
Много раз в Пятикнижии говорится о Моисее в третьем лице: бог
говорил с Моисеем, Моисей вышел к народу, Моисей сделал то-то и т.д.
Может быть, это просто условная манера изложения? Может быть, в
древнееврейской литературе вообще была принята такая форма письма?
Есть ведь и теперь некоторые литературные условности, например, автор
нередко говорит о себе "мы считаем" или "мы писали об этом" вместо "я
считаю", "я писал"... Но в других местах того же Пятикнижия Моисей
говорит о себе в первом лице! Например, во II главе Второзакония мы
находим несколько таких фраз: "И сказал мне господь". Эти слова
содержатся в ст.2,9,17. Значит, не было такого правила или обыкновения
писать о себе в третьем лице. Поэтому можно заключить, что написанное
о Моисее в третьем лице принадлежит не ему, а кому-то другому.
Больше того, подчеркивает Спиноза, Моисею даются в Пятикнижии
такие характеристики, которых он сам себе не мог давать. Например, в
книге Числ говорится: "Моисей же был человек кротчайший из всех людей
на земле"[Числа, гл.XII, ст.3.]. Во Второзаконии сказано, что "Моисей
человек божий"[Второзаконие, гл.XXXIII, ст.1.] и что "не было более у
Израиля пророка такого, как Моисей"[Там же, гл.XXXIV, ст.10.]. Трудно
представить себе, чтобы человек сам так расхваливал себя.
Некоторые местности именуются в Пятикнижии не теми именами,
которые они носили во времена Моисея, а теми, которые они получили
значительно позднее. Например, в книге Бытия[См. Бытие, гл.XIV,
ст.14.] говорится о том, что Авраам преследовал врагов до Дана. А в
книге Судей мы находим упоминание о городе Дане в такой связи: одно из
"колен Израилевых", а именно Даново, устроило набег на город Лаис
"против народа спокойного и беспечного", перебило население, разрушило
город. "И построили снова город и поселились в нем. И нарекли имя
городу: Дан, по имени отца своего Дана"[Книга Судей Израилевых,
гл.XVIII, ст.27-29.]. Это рассказывается о событиях, которые были не
только после смерти Моисея, но и значительно позже смерти его
преемника Иисуса Навина. Мог ли Моисей в книге Бытия писать о городе,
который был построен через столетия после его смерти?!
Много и других доводов привел Спиноза в доказательство того, что
Пятикнижие написано не Моисеем. Мы не будем все их излагать. Если же
читателя заинтересует этот вопрос, он может обратиться к
"Богословско-политическому трактату". Укажем только на то
обстоятельство, отмеченное Спинозой, что в Пятикнижии подробно
описывается смерть Моисея. Мы приведем это описание: "И умер там
Моисей, раб господень, в земле Моавитской, по слову господню. И
погребен на долине в земле Моавитской против Беф-Фегора, и никто не
знает места погребения его даже до сего дня. Моисею было сто
двадцать лет, когда он умер; но зрение его не притупилось, и крепость
в нем не истощилась. И оплакивали Моисея сыны израилевы на равнинах
Моавтиских (у Иордана близ Иерихона) тридцать дней. И прошли дни плача
и сетования о Моисее"[Второзаконие, гл.XXXIV, ст.5-8.]. Как же может
человек так описывать свою собственную смерть и те события, которые
после нее происходили?
Общий вывод Спиноза делает такой: "...Из всего этого яснее
дневного света видно, что Пятикнижие было написано не Моисеем, но
другим, кто жил много веков спустя после него"[Бенедикт Спиноза,
Избранные произведения, т.II, Госполитиздат, М. 1957, стр. 130-131.].
Историческое существование Моисея как личности Спиноза не отрицал. Он
считал, что Моисей действительно когда-то жил, руководил древними
евреями и даже написал какие-то книги. Но это были, полагал Спиноза,
не те книги, которые составили Пятикнижие, а какие-то другие. Часть их
текста, видимо, не дошла до нас, а некоторые отрывки могли быть
включены в Пятикнижие. Но в целом считать автором Пятикнижия Моисея
Спиноза решительно отказывался.
Так кто же этот автор? И был ли он один или Пятикнижие является
коллективным произведением? На этот вопрос Спиноза также пытался дать
обоснованный ответ, соответствующий историческим фактам и требованиям
здравого размышления.
Рассматривая ряд книг Ветхого Завета, следующих после Пятикнижия,
Спиноза заметил, что у них много общего с Пятикнижием. Прежде всего
они все написаны не теми людьми, которым приписывается их авторство.
Не Иисус Навин был автором книги Иисуса Навина, не сами судьи были
авторами книги Судей Израилевых, не пророк Самуил написал книгу,
которая называется его именем. Чем это можно доказать?
В книге Иисуса Навина рассказывается о его смерти и о последующих
событиях. Но сообщать о том, как евреи похоронили его, как после его
смерти они почитали бога Яхве, только пока были живы старейшины,
знавшие Иисуса, сам Иисус, конечно, не мог. В книге Судей часто
упоминается, что в те времена, о которых там говорится, у евреев еще
не было царей. Очевидно, это писали тогда, когда цари у евреев уже
были. Между тем эпоха царей была в истории еврейского народа после
эпохи судей. Значит, книга Судей была написана не судьями. То же
относится и к книге Самуила, и к подавляющему большинству других книг
Ветхого Завета.
Для решения вопроса о том, кто был действительным автором или
авторами основных книг Ветхого Завета, Спиноза считал очень
существенным следующее наблюдение: во всех книгах Пятикнижия, а также
в книгах Иисуса Навина, Судей, Руфи, Самуила (в русских изданиях
Библии книги Самуила называются I и II книгами Царств) и Царей (в
русских изданиях - III и IV книги Царств) чувствуется определенная
преемственная связь - каждая последующая начинается с того, чем
кончается предшествовавшая. Через все книги проходит единая нить:
"...Все эти книги клонят к одному, именно: научить изречениям и
постановлениям Моисея и доказать их посредством хода событий"[Бенедикт
Спиноза, Избранные произведения, т.II, стр.135.]. Из этого Спиноза
делает вывод о том, что все они были составлены одним и тем же
человеком, "желавшим написать об иудейских древностях от первого их
начала до первого разрушения города"[Там же, стр.134.] (Иерусалима. -
И.К.). И этим человеком, полагал Спиноза, был не кто иной, как пророк
Ездра, именем которого в Ветхом Завете названы три небольшие книги. (В
православный канон включена только одна.)
Высказывая это предположение, Спиноза ссылается на некоторые
"солидные данные", на которых основано его предположение. Что это за
данные?
В книге Неемии рассказывается о том, что первосвященник Ездра в
Иерусалиме при огромном стечении народа "от рассвета до полудня" читал
вслух закон Моисея. Спиноза считает, что это было не все Пятикнижие, а
только Второзаконие, в котором устанавливаются правила поведения
верующих иудеев, ибо Ездра в обстановке разброда после вавилонского
плена был больше всего заинтересован в наведении общественного порядка
и, возможно, пытался сделать это при помощи внушения народу правил и
заповедей Второзакония. Спиноза считает возможным, что Ездра же и
написал текст оглашенного им закона. А после того, как он пустил
Второзаконие в ход, возникла необходимость в его обосновании. Тогда,
говорит Спиноза, Ездра "приложил старание к тому, чтобы написать всю
историю еврейской нации, т.е. от сотворения мира до окончательного
разорения города (Иерусалима. - И.К.). В нее он вставил в своем месте
и эту книгу Второзакония"[Там же, стр.137.]. Таким образом, согласно
Спинозе, иудейский первосвященник Ездра написал сначала своего рода
свод законов - Второзаконие, а потом освятил его при помощи
дополнительно составленных остальных книг.
Это не значит, по мнению Спинозы, что Ездра сам сочинил все эти
книги. До него многое было написано другими авторами, но не было
соединено вместе, не было расположено в определенной системе. Ездра
"собрал истории из разных авторов, а иногда просто списал и оставил их
потомкам еще не проверенными и не приведенными в порядок"[Бенедикт
Спиноза, Избранные произведения, т.II, стр.138.]. Сопоставляя
отдельные места текста, Спиноза находит огромное количество
несогласованных между собой всевозможных противоречий и
несообразностей. Мы не можем дать здесь подробное изложение этой части
книги Спинозы, но вот несколько примеров.
В XXXVIII главе книги Бытия рассказывается история о том, как сын
праотца Иакова Иуда согрешил со свей снохой Фамарью. По времени это
событие относится к промежутку между отводом Иосифа в Египет и
отправлением туда Иакова со всем семейством. Этот промежуток, согласно
Библии, не может считаться большим, чем 22 года. А за это время, по
Библии же, произошли такие события: Иуда женился, у него родился сын,
вырос, женился на Фамари, умер; после этого на ней женился его младший
брат, который тоже умер; Иуда сошелся со снохой, она родила ему двоих
сыновей, из которых один тоже успел стать отцом; и все это за 22 года!
Сопоставляя различные даты книги Бытия, Спиноза приходит к выводу, что
Иакову должно было быть 84 года, когда он женился на Лиии, что Дине
было едва 7 лет, когда она претерпела насилие от Сихема, что Симеону и
Левию было 11-12 лет, когда они перебили всех жителей этого города и
разграбили их достояние.
Спиноза находит в тексте Ветхого Завета много пропусков, разрывов
в изложении, много повторений и параллельных мест. Если прибавить еще
ко всему этому наличие мест, прямо противоречащих одно другому, то
получится чрезвычайно беспорядочная картина. Раввины и комментаторы
Библии много раз пытались согласовать ветхозаветные противоречия,
объяснить беспорядок в библейском изложении, но так как это невозможно
сделать, сохранив учение о божественности Библии, то подобные попытки
ни к чему не привели. "...Раввины, - писал Спиноза, - совершенно
безумствуют; комментаторы же, которых я прочел, бредят, выдумывают и,
наконец, совершенно искажают самый язык"[Там же, стр.143-144.]. Они
толкуют библейские тексты самым произвольным образом, чтобы только
придать им смысл. Спиноза бросает вызов всем комментаторам Библии:
пусть они объяснят ветхозаветные несуразности без насилия над языком и
здравым смыслом, и, если найдется такой, говорит он, "я тотчас протяну
ему руки, и будет он для меня великим оракулом"[Бенедикт Спиноза,
Избранные произведения, т.II, стр.144.]. Но такого не нашлось и не
найдется!
Как же сам Спиноза объяснял противоречия и несогласованности в
основных книгах Ветхого Завета? Ведь, казалось бы, если их составил
один автор (Ездра), то противоречий не должно быть. Спиноза считал,
что Ездра просто по каким-то причинам не сумел или не успел провести
соответствующую редакционную работу, чтобы свести концы с концами во
всех отдельных сочинениях, включенных им в один свод. Может быть,
говорит он, ему помешала преждевременная смерть, может быть, здесь
действовали какие-то другие, оставшиеся неизвестными, причины. Во
всяком случае, Ездра не довел до конца свою редакционную работу, а так
как книги были признаны священными и подвергать их переработке было
нельзя, то все противоречия и несуразности так в них и остались.
Что касается самих трех книг, которые формально именуются книгами
Ездры, то Спиноза считал, что они Ездре не принадлежат, ибо были
написаны через много лет после его смерти. Мы не будем вдаваться во
все подробности рассуждений Спинозы по этому вопросу, укажем только на
вывод, к которому он пришел: "Мы утверждаем, - писал Спиноза, - что
эти четыре книги, именно: Даниила, Ездры (три книги Ездры Спиноза
рассматривает как одну. - И.К.), Есфири и Неемии, были написаны одним
и тем же историком"[Там же, стр.156.]. За отсутствием достаточных
данных Спиноза не решает вопрос о том, кем они были написаны; он лишь
предполагает, что материалом для составления этих книг должны были
служить летописи, или "временники", ведшиеся писцами или
историографами, которых содержали иудейские цари при иерусалимском
храме.
Ряд подобных соображений высказал Спиноза и по поводу остальных
книг Ветхого Завета, включая все книги пророков и псалмы. В отношении
же всего канона ветхозаветных книг философ сделал предположение, что
он был составлен поздно - во времена Маккавеев, т.е не раньше середины
II века до н.э. Таким образом, не только по поводу авторства и даты
написания отдельных книг Ветхого Завета, но и по поводу составления
всего ветхозаветного канона Спиноза опроверг утверждения как еврейских
раввинов, так и христианских богословов, призывающих верить в
древность ветхозаветных книг и в их принадлежность Моисею, Иисусу
Навину и другим почитаемым церковью личностям.
Не все утверждения Спинозы полностью подтвердились позднейшими
исследованиями. Но самый метод исследования Библии, примененный
великим философом, имел огромное значение. Спиноза тщательно изучал
текст каждой библейской книги, сопоставлял между собой содержание
отдельных книг и всех ветхозаветных книг в целом с историческими
материалами и в конце концов делал выводы, основываясь не на
авторитете Писания, считавшегося священным, а на здравом смысле и
логике.
От Спинозы до Велльгаузена Следующим крупнейшим библейским
критиком, выводы которого мы будем здесь излагать, был Юлиус
Велльгаузен. В своих исследованиях он опирался на достижения ряда
своих предшественников: за двести с лишним лет, отделявших его от
Спинозы, библейская критика обогатилась многими достижениями.
В начале XVIII века немецкий лютеранский пастор из г.Гильдесгейма
Г.Б. Виттер, составляя комментарии к Библии, заметил, что, как уже
отмечалось, в первых книгах древнееврейского подлинника Ветхого Завета
бог далеко не всегда именуется одним и тем же именем: иногда он
называется Яхве, в других случаях - Элохим[Не только во времена
Виттера, но и долго после него имя Яхве неправильно писалось и
произносилось как Иегова. Сравнительно недавно было установлено
правильное написание этого имени - Яхве.]. Он обратил внимание также
на то, что в Ветхом Завете есть много повторений, причем каждое из них
представляет собой новый вариант, в деталях отличающийся от прежнего
изложения. Обо всем этом он написал в изданном им в 1711 г.
комментарии к Библии. Однако работа Виттера прошла незамеченной и его
современниками и последующими поколениями; к тому же Виттер не сделал
из замеченных им фактов никаких серьезных выводов. Только через
полвека известный французский врач Жан Астрюк, занимавшийся как
любитель исследованием библейского текста, сделал важное открытие,
которое и опубликовал в 1753 г. в своей книге "Предположения о тех
самостоятельных источниках, какими, по-видимому, пользовался Моисей
для составления книги Бытия".
Так же, как и Виттер, Астрюк заметил чередование имен Яхве и
Элохим. Оказалось, что в главе I книги Бытия бог называется только
Элохим, с главы II до главы V он именуется Яхве или двойным именем
Яхве-Элохим. В главе V имя Яхве исчезает, потом опять появляется
только в первой половине VI главы. Это обстоятельство навело Астрюка
на серьезные размышления.
Можно было бы еще предположить, что бога одновременно называли
двумя именами. Называют же его господом или еще как-нибудь! Но
оказалось, что двум именам в Библии соответствуют различные варианты
сказаний и что, если разделить те части книги Бытия, в которых бог
называется Яхве, и те части, в которых он называется Элохим, получатся
два самостоятельных изложения. Очевидно, рассудил Астрюк, здесь
соединены два разных источника: один принадлежит автору, называвшему
бога Элохим, другой написан человеком, употреблявшим имя Яхве. Первого
автора он назвал элохистом, второго - яхвистом. Помимо того, Астрюк
находил в книге Бытия еще ряд мелких источников, играющих сравнительно
второстепенную роль; таких он насчитывал около десяти.
Вывод Астрюка относительно двух основных источников книги Бытия
явился очень важным и плодотворным открытием, легшим в основу всего
дальнейшего развития библейской критики.
В начале XIX века немецкий исследователь де Ветте сделал
открытие, относящееся к последней части Пятикнижия -
Второзаконию[Книге де Ветте вышла в 1805 г.]. В IV книге Царств[См.
главы XXII-XXIII.], как известно, рассказывается о том, что в
царствование Иосии первосвященник Хелкия нашел в храме книгу Закона и
что эта книга была немедленно принята к руководству в иудейском
религиозном культе. Царь Иосия на основании требований этой книги
централизовал культ Яхве в иерусалимском храме и уничтожил все святилища на горах, все священные рощи и все жертвенники, находившиеся
не в иерусалимском храме. Де Ветте обратил внимание на то, что именно
книга Второзакония предписывает такую централизацию культа и такие
мероприятия в отношении языческих культов. Он сделал на основании
этого вывод о том, что книга Второзакония и была той книгой Закона,
которую первосвященник Хелкия принес царю Иосии как найденную якобы в
храме. Совершенно резонно де Ветте предположил, что никакой находки
здесь не было и что храмовые служители под руководством
первосвященника сами написали эту книгу. Оказалось нетрудно установить
и дату обнародования книги Второзакония - 621 год до н.э. Это открытие
явилось отправной точкой для установления времени написания других
книг Пятикнижия.
Следующим важным шагом в этом отношении было установление времени
написания всех элементов Пятикнижия, содержащих "закон".
Уже в 30-х годах прошлого века два ученых - Фатке в Берлине и
Рейсс в Страсбурге - независимо друг от друга пришли к выводу о том,
что церковная точка зрения относительно времени появления "закона"
неправильна.
Как известно, эта точка зрения заключается в том, что прежде
всего бог дал Моисею закон - десять заповедей, а за ними и все
остальные предписания, содержащиеся в Пятикнижии; только потом будто
бы были написаны книги Иисуса Навина, Судей, Царств, книги пророков.
Фатке и Рейсс обратили внимание на то обстоятельство, что в
подавляющем большинстве этих книг, появившихся якобы после "закона",
на самом деле нет ничего, свидетельствующего о том, что авторы их уже
знали "закон". Жизнь израильтян описана в этих книгах так, как будто
они совершенно не руководствуются предписаниями "закона" и даже ничего
о нем не знают. Впервые о нем упоминается только в книге Иеремии,
написанной в начале VI века. Из этого с полной очевидностью следует,
что до этого времени "закона" еще не было и что он, следовательно, был
написан после "исторических" книг и книг пророков. Фатке опубликовал
свой вывод в книге "Религия Ветхого Завета" (1835 г.), а Рейс даже не
решился напечатать свою книгу, боясь преследований со стороны
блюстителей интересов религии. Выступление Фатке тоже осталось в
значительной мере незамеченным, тем более что сам автор, опасаясь за
свою безопасность и ученую карьеру, не настаивал особенно на своих
выводах и вообще больше к этому вопросу не возвращался.
Только через тридцать с лишним лет, в 60-х годах, ученики Рейсса
- Граф и Кайзер обнародовали результаты работ своего учителя.
Одновременно с ними выступил и голландский ученый Кюэнен, который
поддержал вывод о позднем происхождении "закона" и, помимо того,
обосновал положение о том, что многие исторические повествования
Ветхого Завета тоже были написаны значительно позднее, чем это
утверждает церковь.
Это было новым серьезным ударом по церковной версии происхождения
книг Ветхого Завета. Оказалось, что Моисеева закона, который был якобы
вначале дан евреям, не существовало до самого вавилонского плена, т.е.
до начала VI века. Это значит, что и автором основной части Пятикнижия
никак нельзя считать Моисея, если он даже и существовал в
действительности, а не является плодом религиозной фантазии.
Вопрос о книгах Пятикнижия, содержащих Моисеев закон, стал
привлекать особо пристальное внимание исследователей. Как явствует из
предыдущего, в составе Пятикнижия было выделено три элемента: Яхвист,
Элохист и Второзаконие. В научной литературе эти три элемента стали
обозначатся условными буквами: Яхвист - латинской буквой J, Элохист -
буквой E, Второзаконие - буквой D (первая буква греческого слова
"девтерономиум", означающего "второзаконие"). Так как Элохист (E)
составлял большую часть Пятикнижия, то он называется еще и основным,
или первоначальным, источником. Яхвист (J) носит преимущественно
повествовательный характер, а в остальных двух источниках содержится
главным образом законодательный материал. В 1853 г. немецкий богослов
Гупфельд выделил из текста Библии (частично из первоначального
источника, частично из Яхвиста) новый элемент, который он назвал
Младшим элохистом. Следующий крупный исследователь - Граф в 1869 г.
высказал предположение, что Старший элохист оказывается на самом деле
по времени младшим, так как он был создан и включен в Библию после
вавилонского плена и является, таким образом, самым поздним элементом
Пятикнижия.
Опираясь на все эти достижения библейской критики, особенно на
предположение Графа о позднем происхождении Старшего элохиста, в 1878
г. выступил с книгой "Введение в историю Израиля" немецкий ученый
Велльгаузен (1844-1918).
Юлиус Велльгаузен В научном исследовании Библии Велльгаузен
сыграл исключительную роль. До сих пор его выводы о последовательности
и времени написания главных книг Ветхого Завета лежат в основе
исследования Библии. Как и большинство библейских критиков буржуазных
стран, Велльгаузен не был атеистом; он был протестантским богословом.
Когда вышло в свет его "Введение в историю Израиля", он был лишен
профессорской кафедры богословия и стал преподавателем древневосточных
языков. Разберем основные выводы, сделанные Велльгаузеном в результате
его исследований.
Излагаемые в Ветхом Завете повествования о патриархах, об исходе
евреев из Египта, странствовании их по пустыне и т.д. завершаются не
приходом их к Иордану, чем кончается Пятикнижие, а завоеванием
Палестины и оседанием в ней, о чем рассказано в книге Иисуса Навина.
На этом основании Велльгаузен стал рассматривать как целое не
Пятикнижие, а Шестикнижие, т.е. Пятикнижие вместе с книгой Иисуса
Навина. Этот подход имел не только формальный, но и принципиальный
характер, ибо он означал, что для научного анализа не имеет никакого
значения церковное учение о Пятикнижии как цельном произведении,
принадлежащем одному автору: речь должна идти не о Моисеевом
Пятикнижии, а о безымянном Шестикнижии.
Так же как и его предшественники, Велльгаузен выделял в качестве
отдельного произведения Второзаконие, происхождение которого было
установлено де Ветте. В остальном тексте Шестикнижия он находил как
нечто целое "основной источник", или Элохист. "Эта часть Шестикнижия,
- писал он, - характеризуется склонностью к числу и мере, схематизмом,
застывшим педантическим языком, постоянными повторениями одних и тех
же выражений и оборотов, которые почти не встречаются в древнейшем
еврейском языке. Благодаря этим резко выраженным характеристическим
чертам, ее можно очень легко и без ошибки узнать"[Ю. Велльгаузен,
Введение в историю Израиля, СПБ 1909, стр.5.]. В "основной источник"
Велльгаузен включал всю книгу Левит, большую часть книги Числ, а также
ряд глав книг Бытие и Исход. По содержанию эта часть Ветхого Завета
содержит преимущественно законодательство, относящееся к богослужению
в скинии, служившей у кочевников-евреев храмом.
Для обозначения этого "основного источника" Велльгаузен предложил
новое название - Жреческий кодекс, т.е. кодекс богослужебных и прочих
законов, выработанный жрецами бога Яхве. Это название закрепилось в
библейской науке и сокращенно обозначается латинской буквой P - первой
буквой немецкого слова "Priesterkodex".
Жреческий кодекс составляет и по объему и по значению основной
массив Шестикнижия. Как указывает советский исследователь Н.М.
Никольский, в материале библейского законодательства Жреческий кодекс
составляет 75 процентов, а в повествовательной части Ветхого Завета он
дает нить, связывающую ее в одно целое. Велльгаузен и поставил своей
задачей выяснить историю появления этой основной части Шестикнижия.
Церковное учение относит те части Библии, в которых содержится
Жреческий кодекс, к наиболее раннему периоду истории евреев. Вначале,
утверждают как иудейские, так и христианские церковники и богословы,
Моисей дал евреям закон, обязательный для всех времен; на основе этого
закона и развивалась потом история еврейского народа. Таким образом,
евреи будто бы получили Жреческий кодекс уже в XIII веке до н.э., и с
тех пор обязаны были следовать ему в своей частной и общественной
жизни, особенно в отправлении религиозных обрядов. Велльгаузен
проверил это обстоятельство на большом историческом материале и пришел
к выводу, что Жреческий кодекс появился не в XIII веке, как этому учит
церковь, а значительно позже. Приведем некоторые из его соображений по
этому вопросу.
Если бы Жреческий кодекс был известен евреям так давно, то в
книгах Судей, Царств, пророков упоминались бы его предписания, сама
жизнь и быт евреев этого периода соответствовали бы этим предписаниям.
Между тем жизнь еврейского народа в упомянутых ветхозаветных книгах
изображается так, как будто они и не слыхали о том, что существуют
требования и предписания Жреческого кодекса. Это особенно ясно видно
на материале истории религиозного культа.
Известно, что первоначально у древних евреев служение богам и, в
частности, богу Яхве происходило в разных местах по всей стране - на
высотах и в священных рощах, у жертвенников постоянных или сооружаемых
для каждого отдельного случая. В дальнейшем культ централизовался
настолько, что установилась практика богослужения в одном центре - в
иерусалимском храме. Велльгаузен проследил, каким образом этот процесс
централизации культа нашел отражение в Шестикнижии. Результаты
оказались очень интересными.
В Яхвисте никакой централизации еще нет, множественность
жертвенников и пунктов богослужения не встречает возражений; это
понятно, ибо Яхвист является наиболее древним элементом Шестикнижия.
Во Второзаконии выдвигается уже требование единства места
богослужения, и это требование носит наступательный характер,
провозглашается борьба против святилищ и жертвенников, находящихся вне
храма; здесь видна вторая ступень развития. Наконец, в Жреческом
кодексе о единстве места богослужения уже говорится, как о само собой
разумеющемся, как о чем-то давно существующем. Ясно, что Жреческий
кодекс выражает последний этап той эволюции, которую пережила
ветхозаветная религия.
Этот вывод Велльгаузен проверяет на многих других материалах.
Например, праздники, устанавливаемые Жреческим кодексом, несомненно,
более позднего происхождения, чем праздники, устанавливаемые в Яхвисте
и Второзаконии. То же относится и к такому вопросу, как организация
духовенства. В древнейшие времена у евреев не было духовенства,
отдельного от мирян. В дальнейшем появляются жрецы-левиты, потом
выделяется верхушка жречества во главе с первосвященником, который не
только возглавляет духовенство, но и претендует на главную роль в
возникшем к этому времени еврейском государстве. Если проследить, как
этот процесс отразился в Шестикнижии, то опять подтвердится положение
о позднем происхождении Жреческого кодекса, ибо в нем впервые
говорится о первосвященнике и жрецах. Даже в книгах Судей и Царств нет
никакого намека на власть первосвященника, на преобладающее влияние
жрецов в общественной жизни; "действительно влиятельными вождями
народа являются судьи, люди совсем не духовного звания"[Ю.
Велльгаузен, Израильско-иудейская религия. В сборнике "Из истории
раннего христианства", М. 1907, стр.7.]. Значит, Жреческий кодекс
появился позднее книг Судей и Царств.
В Жреческом кодексе предусматривается выполнение верующими такой
массы обрядов, такого сложного молитвенного церемониала, который
совершенно невозможно выполнять в пустыне, в условиях кочевой жизни.
Из книг, относящихся к эпохе царей, не видно, чтобы этот церемониал
даже тогда выполнялся. Он был, конечно, введен в значительно более
поздний период.
Велльгаузен рассмотрел под этим углом зрения и те книги Библии,
которые следуют за Шестикнижием. Оказалось, что они в свое время
подверглись определенной обработке в соответствии с законодательными
книгами Шестикнижия, т.е. Второзаконием и Жреческим кодексом. При этом
на более ранних из них, книгах Царств, лежит отпечаток требований
Второзакония, а более поздние, Паралипоменон, явно обработаны в свете
требований Жреческого кодекса. Это снова свидетельствует о том, что
Жреческий кодекс представляет собой более позднюю ступень в
законодательной части Библии, чем Второзаконие. А мы уже знаем, что,
как доказал де Ветте, Второзаконие было написано около 621 г. до н.э.
Когда же возник Жреческий кодекс?
В 586 г. до н.э., т.е. через 35 лет после появления Второзакония,
вавилонский царь Навуходоносор взял Иерусалим и угнал верхушку
еврейского народа в плен ("вавилонское пленение"). Велльгаузен
считает, что именно в вавилонском плену и сформировался Жреческий
кодекс. Когда большая часть жрецов была отправлена в плен,
богослужение было прекращено, и, чтобы не забылся ритуал, его нужно
было записать. Вначале этим занялся пророк Иезекииль, в книге которого
записан обычный ритуал иерусалимского храма. Вокруг Иезекииля
собралась большая группа жрецов, занимавшихся составлением "Закона".
После восстановления храма в Иерусалиме и возвращения части евреев на
родину богослужение возобновилось. Тогда составление Жреческого
кодекса приобретало тем более важное значение. Поэтому работа над ним
продолжалась. Когда в середине V века до н.э. Ездра и Неемия вернулись
из Вавилона в Иерусалим во главе группы репатриантов, они привезли с
собой и опубликовали книгу закона Моисеева. Об этом подробно и
рассказано в библейских книгах Ездры и Неемия. Этой книгой Моисеева
закона и был Жреческий кодекс.
Вспомним, что и Спиноза считал настоящим автором и по меньшей
мере редактором-составителем Пятикнижия Ездру. Но у Спинозы это было
только догадкой, Велльгаузен же обосновал ее достаточно вескими
аргументами.
Оказалось, таким образом, что только незначительная часть
Пятикнижия была написана раньше VII века до н.э., Второзаконие
появилось в 621 г., а большая часть остальных книг (Жреческий кодекс)
- в 444 г., т.е. почти на тысячу лет позже того времени, к которому
относят церковники соответствующие части Пятикнижия.
В середине и второй половине XIX века научное исследование Библии
получило новый богатый материал благодаря археологическим раскопкам в
Месопотамии и некоторых других ближневосточных странах.
Археологические открытия и история Ветхого Завета Английским
археологом Лэйярдом и итальянским археологом Ботта в середине XIX века
были сделаны открытия, поразившие весь мир.
Во дворце ассирийского царя Синаххериба (705-680 г. до н.э.)
Лэйярд нашел огромную библиотеку клинописных надписей на глиняных
табличках, собиравшуюся в свое время внуком Синаххериба Ашшурбанапалом
(669-633 г. до н.э.). Таблички были отправлены в лондонский Британский
музей, где их через двадцать лет расшифровал работник этого музея
Джордж Смит. Результаты оказались сенсационными.
Осенью 1872 г. Смит, сортируя таблички библиотеки Ашшурбанапала,
нашел обломок, на котором было написано: "К горе Низир причалил
корабль; гора Низир задержала корабль и не давала ему качаться...
Когда наступил 7-ой день, я выпустил голубя; голубь полетел и
вернулся: он не нашел себе места (сухого) и потому вернулся". Смиту
сразу бросилось в глаза явное созвучие этого текста с библейским
текстом сказания о потопе. Начались поиски других обломков таблички.
Они не были найдены, но зато удалось отыскать два других экземпляра.
Вся табличка оказалась только частью интереснейшего
ассиро-вавилонского сказания - эпоса о Гильгамеше. Все повествование
занимает 12 табличек, причем 11-я из них посвящена всемирному потопу.
Там приводится рассказ праведника Утнапиштима Гильгамешу об этом
событии:
"Произвести потоп решило сердце великих богов... Эа, владыка
премудрости, был с ними и поведал их решение дому, сплетенному из
тростника: дом! дом! стена! стена! слушай и внимай. Ты, человек из
Шуриппака, сын Убуртуту, строй дом, сооружай корабль, брось богатство,
ищи жизни, возненавидь имущество и сохрани жизнь. Возьми в корабль
семена жизни всякого рода. Корабль, который ты должен выстроить,
должен иметь определенные размеры". Рассказов о том, как он строил
корабль, Утнапиштим продолжает: "Все, что у меня было в серебре, внес
я туда; все, что было у меня в золоте, внес я туда; все, что было у
меня в виде семян жизни всякого рода, ввел я туда. Потом я ввел туда
все мое семейство и близких, а также полевой скот, зверей и
ремесленников". Начался страшный ливень, затопивший всю землю. "На 7-й
день успокоилось море, ураган, буря и потоп прекратился. Увидев день,
я увидел, что все человечество превратилось в глину... Через сутки
выступил остров"[Отрывки из эпоса о Гильгамеше приводятся здесь и
далее по переводу, данному в книге Б.А. Тураева "История древнего
Востока", Л. 1936, т.I, стр.131 и сл.]. Утнапиштим выпустил на
разведку голубя, который вернулся, не найдя сухого места на земле,
потом - ласточку, тоже вернувшуюся обратно, наконец - ворона, который
не вернулся, что говорило о том, что на земле уже есть сухие места.
Утнапиштим высадился на землю и принес жертву богам. Те благосклонно
вдохнули аромат жертвы и раскаялись в том, что так сильно наказали
людей.
Есть, конечно, в этой легенде и расхождения с библейским
сказанием о потопе, но нельзя не видеть, что основа у них общая.
Таблички со сказанием о Гильгамеше, относящиеся к истории потопа,
датируются учеными примерно 3 тысячелетием до н.э., причем на них
имеются пометки о том, что это копии с более древнего оригинала. Если
библейское сказание о потопе содержалось бы только в тех частях
Пятикнижия, которые относятся к Жреческому кодексу, то можно было бы
считать, что евреи заимствовали его у вавилонян в период своего
пребывания в плену, ибо, как доказал Велльгаузен, Жреческий кодекс
составлен именно в вавилонском плену. Но сказание о потопе содержится
также и в Яхвисте, который относится к более ранним временам. Это тоже
вполне объяснимо. Возможно, что некоторые племена евреев до вселения в
Ханаан жили в Месопотамии. Здесь ассиро-вавилонские легенды были
широко распространены, так что евреи могли позаимствовать их. Во
всяком случае, одно из основных библейских сказаний не является
оригинальным.
Кроме сказания о потопе, обнаружилось большое количество и других
заимствований.
В той же библиотеке Ашшурбанапала найден цилиндр со следующим
изображением: в центре - дерево, по одну сторону его - мужская фигура,
по другую - женская; сзади женщины извивается подымающаяся с земли
змея; мужчина и женщина протягивают руки к висящим на дереве плодам.
Это выглядит как иллюстрация к библейской легенде о грехопадении Адама
и Евы. Значит, легенда, подобная библейской, еще задолго до того, как
она появилась в Библии, уже существовала в мифологии ассириян.
Упоминавшийся выше Джордж Смит нашел и расшифровал табличку с
легендой о царе аккадском Саргоне I (XXIV век до н.э.). Вот что там
рассказывает Саргон о себе: "Зачала меня моя бедная мать; втайне
родила меня, положила меня в тростниковую корзину, запечатала меня
смолой и отдала меня реке... Тогда подняла меня река, принесла меня к
Акки-водоносу. Акки-водонос поднял меня, взял меня в сыновья и
воспитал меня". В Библии примерно то же рассказывается о рождении и
младенчестве Моисея, с той только разницей, что младенца находит и
берет на воспитание не водонос, а египетская царевна.
В 1901 г. на территории древней Персии (г.Сузы) был найден
большой каменный столб, на котором клинописью были начертаны законы
древнейшего вавилонского царя - Хаммурапи (1792-1750 до н.э.). Всего
там оказалось свыше трех с половиной тысяч строк, составляющих 247
статей. Помимо того, в библиотеке Ашшурбанапала, а также в некоторых
других местах найдены отрывки из законов Хаммурапи, восполняющие
строки, которых не хватает на столбе. Исследование законов Хаммурапи
дало еще более удивительные результаты для изучения истории
библейского текста, чем исследование легенд и сказаний. Оказалось, что
характер законодательства Хаммурапи очень похож на библейское
законодательство. Например, пресловутое "око за око, зуб за зуб"
содержится как в Ветхом Завете, так и в законах Хаммурапи; и здесь и
там санкционируется убийство на месте преступления вора-взломщика; и
здесь и там предусматривается отпуск раба на волю после истечения
определенного срока и т.д. и т.п. На столбе с законами Хаммурапи
имеется изображение самого Хаммурапи, получающего свои законы из рук
бога Шамаша; Моисей, по библейскому учению, тоже получил свое
законодательство непосредственно из рук бога.
Хаммурапи жил в XVIII веке до н.э., а Моисеево законодательство
относится самими церковниками к XIII веку до н.э., т.е. оно появилось,
даже по их мнению, на 500 лет позже Хаммурапи. Вероятно,
соответствующие места Ветхого Завета были заимствованы у Хаммурапи.
Расшифровка ассиро-вавилонской клинописи открыла науке большое
количество текстов, сходных как по содержанию, так и по форме с
библейскими песнопениями в честь бога Яхве - с псалмами. Есть и такие
песнопения, в которых провозглашается, что бог един или что он по
меньшей мере превосходит всех остальных богов. Например, в тексте,
который обращен к Наннару, богу-покровителю города Ура, сказано так:
"Отец, созидатель всего, взирающий на все живое... Владыка, выносящий
решения на небе и на земле, чьи веления никто (не может отменить),
который держит в руках огонь и воду, управляет живыми существами, -
какой бог сравнится с тобой?! В небесах кто велик? Ты один велик! На
земле кто велик? Ты один велик!" В библейских псалмах можно найти
много мест, очень близких к приведенному тексту.
Обнаружение такого большого количества совпадений между Ветхим
Заветом и древнейшими ассиро-вавилонскими тестами произвело такое
сильное впечатление на западноевропейских историков, что некоторые из
них выступили с теорией о полном заимствовании Ветхого Завета из
Вавилона. Так, крупный немецкий историк древнего Востока Фр. Делич
выступил в 900-х годах с двумя лекциями под общим названием "Библия и
Вавилон"[См. в русском переводе: Фридрих Делич, Библия и Вавилон, СПБ.
1912.] ("Babel und Bibel"), в которых он доказывал это положение.
Сопоставив с вавилонскими материалами не только отдельные сказания и
тексты Библии, но и весь дух ветхозаветной религии, он пришел к
следующему выводу: "Как все одинаково в Библии и в Вавилоне! И там и
здесь стремление символизировать слова, пояснить их действиями... У
обоих одинаковый мир непрерывных чудес и знамений, одинаково наивные
представления о божестве: подобно тому, как в Вавилоне боги едят и
пьют, предаются отдыху - так и Иегова, пользуясь вечерней прохладой,
прогуливается в раю, или наслаждается приятным запахом жертвы Ноя и
спрашивает Валаама, кто гости, которых тот принимал (Числ.4, XX, 9). И
здесь, как и там, тот же мир чудес и знамений и непрерывных
откровений божества человеку во время его сна (ср.Иоиль, 3, 1). И как
в Ветхом Завете Иегова говорит с Моисеем, Аароном и пророками, так и
вавилонские боги разговаривают с людьми или непосредственно или через
жрецов и боговдохновенных пророков и пророчиц"[Фридрих Делич, Библия и
Вавилон, стр.59.].
С лекциями Делича произошла довольно любопытная история. Ими
заинтересовался германский император Вильгельм II и пригласил ученого
повторить их ему и узкому кругу его придворных. Но когда в печати
появились сведения о том, что император аплодировал лектору и вообще
благожелательно отнесся к теории "Библия - Вавилон", Вильгельм
поспешил отмежеваться от Делича. Он обратился с большим письмом к
председателю Общества востоковедения адмиралу Гольману, который
немедленно опубликовал письмо кайзера. В этом письме Вильгельм выражал
озабоченность по поводу того, что теория Делича подрывает религиозное
мировоззрение. По существу он, конечно, не мог ничего возразить против
аргументов Делича. Упреки сводились к тому, что тот "не признает
божественности Иисуса Христа, и поэтому у него в результате выходит,
что Ветхий Завет не содержит в себе пророчества об Иисусе, как о
мессии", что Делич "слишком политически увлекся вопросом об откровении
и в большей или меньшей степени отрицал его" и что "это была с его
стороны тяжелая ошибка".
Вильгельм понимал, конечно, что распространение научных знаний о
происхождении Библии наносит серьезный ущерб религиозному
мировоззрению христианства (так же, как и иудейства). Но он напрасно
обвинял Делича в сознательном подрыве веры в божественное откровение -
тот был очень далек от таких греховных побуждений. Тем не менее его
теория действительно сильно поколебала веру в божественное
происхождение Библии, и в частности Ветхого Завета.
Делич принадлежал к реакционному направлению в исторической
науке, именовавшемуся панвавилонизмом. Вместе с другими
представителями этой школы он считал, что вся древняя культура
произошла из Вавилона. Мы не будем здесь вдаваться в подробную критику
этого положения, укажем только на два обстоятельства, которые делают
его для нас совершенно неприемлемым. Во-первых, с точки зрения
панвавилонизма все народы древности почему-то оказались неспособными к
самостоятельному культурному творчеству, за исключением вавилонян; по
существу это новый вариант концепции об "избранном" народе. Во-вторых,
панвавилонистская концепция кладет предел исследованию каждого
культурно-исторического явления: как только добрались до его
вавилонского "основания", происхождение его считается выясненным,
вавилоняне же оказываются получившими его чуть ли не в порядке
божественного откровения... Тем не менее остается фактом, что большое
количество ветхозаветных сказаний имеет свои параллели в
ассиро-вавилонских верованиях, и это никак нельзя согласовать с
утверждениями церковников об оригинальном, притом богооткровенном
происхождении Ветхого Завета.
Открытия археологов показали, что в Ветхом Завете имеются
совпадения не только с ассиро-вавилонскими сказаниями, но и с
мифологией многих других стран древнего Востока. Некоторые библейские
сказания оказались весьма близкими по содержанию к соответствующим
египетским легендам.
Например, в Ветхом Завете имеется книга под названием книги
Притчей Соломоновых. Когда в 1923 г. была опубликована расшифрованная
египтологами древнеегипетская книга "Поучение Амен-ем-опе", то
оказалось, что большое количество материала этой книги почти дословно
совпадает с текстами ветхозаветной книги Притчей Соломоновых. Приведем
несколько параллелей. "Амен-ем-опе": "Склони свое ухо, слушай, что я
скажу, обрати свое сердце к пониманию их (слов. - И.К.)". Притчи:
"Приклони ухо твое, и слушай слова мудрых, и сердце твое обрати к
моему знанию"[Книга Притчей Соломоновых, гл.XXII, ст.17.].
"Амен-ем-опе": "Остерегайся грабить бедняка и проявить силу (против)
слабого". Притчи: "Не будь грабителем бедного, потому что он беден;
и не притесняй несчастного у ворот"[Там же, ст.22.] и т.д.
При этом надо иметь в виду, что некоторые расхождения в деталях
могут быть вызваны особенностями перевода того и другого документов.
Во всяком случае, разительное сходство многих мест этих двух
литературных памятников налицо. Трудно себе представить, чтобы это
сходство было случайным. Заметим к тому же, что "Поучение Амен-ем-опе"
по времени своего появления значительно старше Притчей Соломоновых.
В археологических материалах, относящихся к Палестине до вселения
в нее древних евреев, также обнаружено большое количество текстов
нееврейского происхождения, вошедших в Ветхий Завет. Использованы в
Ветхом Завете многие финикийские материалы, а также некоторые
карфагенские, относящиеся еще к тому периоду, когда Карфаген не был
колонизирован Финикией.
Расшифровка письменности древних хеттов, обитавших в Малой Азии,
показала, что в Ветхом Завете нашли свое отражение и хеттские влияния.
В 1922 г. был опубликован хеттский кодекс законов, датируемый XIV-XIII
вв. до н.э. В тексте его есть указания на то, что в основе кодекса
лежит еще более древний источник: в ряде случаев говорится о том, что
за данное преступление раньше полагалось такое-то наказание, а
теперь - такое-то. Сопоставление хеттского кодекса с ветхозаветным
законодательством дает очень интересные параллели. Вот один из
примеров.
В хеттском кодексе сказано: "Если кто разведет огонь на своем
поле и пустит его на поле другого, покрытое посевом, и зажжет его, то
тот, кто зажег, должен забрать сожженное поле и дать владельцу поля
хорошее поле". А в Ветхом Завете есть такой закон: "Если кто
потравит поле, или виноградник, пустив скот свой травить чужое поле...
пусть вознаградит лучшим из поля своего и лучшим из виноградника
своего. Если появится огонь и охватит терн, и выжжет копны, или жатву,
или поле, то должен заплатить, кто произвел сей пожар"[Исход, гл.XXII,
ст.5-6.].
В течение 30-х годов происходили раскопки города Рас-Шамры,
стоящего на месте древнефиникийского города Угарит. В результате этих
раскопок в числе других найдены многочисленные материалы,
свидетельствующие о том, что древнефиникийская религиозная идеология
также имела много общего с идеологией Ветхого Завета.
Обнаруженные в Рас-Шамре мифологические тексты записаны около XIV
века до н.э., но восходят к устной традиции более древних времен. В
этих текстах много совпадений и параллелей с Библией. Упоминается,
например, довольно часто бог Эл, занимавший, очевидно, центрально
место в пантеоне богов Угарита; и в Библии бог много раз именуется
Элом или во множественном числе Элохимом. В текстах Рас-Шамры
фигурируют боги Алийан или Алейн и Шадид или Садид; в Библии этим
именам соответствуют Эль-Эльон и Шаддай.
Замечен ряд параллелей в организации культа. Большую роль в
культе играют жертвоприношения, причем различного рода жертвы носят
такие же названия, как в Библии: "совершенная", "мирная",
"всесожжение" и т.д. Так же как и в Ветхом Завете, здесь фигурируют
обряд омовения, возлияние вина и меда (там - вина и елея), "хлебы
предложения". Жрецы называются тоже по-ветхозаветному - коганим; есть
и первосвященник, именуемый раб-коганим. Наконец, исследователи
отмечают сходство литературных приемов в Ветхом Завете и в угаритских
текстах.
Таким образом, многочисленные археологические и вообще
исторические данные подтверждают тот факт, что многие ветхозаветные
материалы являются повторением или вариантом текстов, принадлежащих не
израильтянам, а другим древним народам. Может быть, однако, эти народы
заимствовали материалы, о которых идет речь, у израильтян? В
приведенных нами выше случаях это исключено. Поскольку ветхозаветные
книги были написаны значительно позже соответствующих
ассиро-вавилонских, египетских, хеттских, финикийских источников, то
заимствование могло иметь место только в обратном направлении. Древние
евреи находились в окружении значительно более культурных народов,
обладавших не только более богатым фольклором, но и разработанными
системами религиозных учений, а также письменностью, литературой.
Сталкиваясь с более культурными народами на почве экономической и
военной, менее культурный народ мог многое у них заимствовать и в
области идеологической, в частности в отношении религиозных
представлений, мифов и культа.
Очевидно, что некоторые библейские материалы имеют в своей основе
заимствование. Но дело к этому не сводится. Вероятно, еще в большем
числе случаев основой совпадений и параллелей является обстоятельство,
на которое еще задолго до описанных выше археологических открытий
указывал Ф. Энгельс. В одном из писем к Марксу Энгельс писал:
"Еврейское так называемое священное писание есть не что иное, как
запись древнеарабских религиозных и родовых традиций, видоизмененных
благодаря раннему отделению евреев от своих - родственных по племени,
но оставшихся кочевыми, - соседей"[К. Маркс и Ф. Энгельс, О религии,
Госполитиздат, 1955, стр.93.]. Дальше он уточняет свою мысль и говорит
об "арабском или вернее общесемитическом" содержании Ветхого
Завета[См. там же.]. Многие библейские мотивы ведут свое происхождение
от тех отделенных времен, когда евреи еще не выделились из
общесемитического комплекса и когда эти мотивы были общими для многих
семитических народностей. До определенного периода они хранились в
устной традиции, а в позднейшие времена нашли свое литературное
выражение. Следует только отметить, что здесь Энгельс говорит об
исторической общности евреев с более отсталыми в то время
семитическими народами, оставшимися кочевыми после того, как евреи
перешли к оседлому образу жизни. Были, однако, и такие семитические
народы, которые задолго до евреев перешли к оседлости и в
рассматриваемый период были значительно более культурно развитыми, чем
евреи.
Во всяком случае, учение иудейской и христианской религий о
Библии как о совершенно оригинальном, неповторимом, единственном в
своем роде произведении, древнейшая часть которого - Пятикнижие - дана
Моисею самим богом, потерпело полное крушение. Больше того, в свете
данных современной археологии, можно с уверенностью сказать, что и
Моисей и остальные персонажи Пятикнижия, так же как и Иисус Навин и
многие другие персонажи остальных книг Библии, никогда не существовали
и созданы религиозно-мифологической фантазией.
В 1947 г., после того как в прибрежных пещерах были обнаружены
исполненные на пергаменте и на меди древние еврейские рукописи,
начались раскопки на берегу Мертвого моря. Раскопки ведутся до сих
пор. Буржуазная печать вначале много шумела по поводу их результатов,
писала о перевороте в истории религии и даже о целом каскаде таких
переворотов. Теперь эта шумиха в значительной степени утихла, ибо в
действительности никаких переворотов не последовало. Все же и сейчас
распространяются слухи о том, будто бы рукописи, обнаруженные на
берегу Мертвого моря, подтверждают историческую достоверность Ветхого
Завета, историческое существование Христа, опровергают выводы
библейской критики и т.д. Утверждения эти лишены всякого основания: ни
в отношении истории религии в целом, ни в отношении истории Библии, в
частности, кумранские находки (от названия местности Хирбет-Кумран) ни
в какой мере не опровергли существующих взглядов. Это вынуждены
признать и буржуазные библеисты.
Что касается Нового Завета и выводов, вытекающих из кумранских
находок, то мы на этом вопросе еще остановимся. В отношении же Ветхого
Завета американский ученый М. Берроус в книге, подводящей итоги
раскопкам на берегу Мертвого моря, пишет следующее: "Раскопки имеют...
большое значение для критики текста. Для интерпретации же и для
теологии Ветхого Завета они имеют относительно небольшую
ценность"[Millar Burrows, The Dead Sea Scrolls, N.Y. 1956, p.345.].
Значение рукописей в отношении критики текста Библии заключается в
том, что они дают новый материал для сличения и сопоставления разных
вариантов, относящихся к отдельным местам библейского текста. Берроус
прав также и в том, что рукописи не дают никаких оснований для
пересмотра итогов библейской критики.
Многочисленные разрозненные ветхозаветные рукописи, найденные в
пещерах, были спрятаны там в 60-х годах н.э., во время иудейской войны
против римлян, когда евреям-сектантам (эссены), жившим в этих местах,
пришлось спасаться бегством. Сами эти рукописи, по данным
исследователей, не древнее II века до н.э. и, значит, являются лишь
копиями значительно более древних оригиналов, а это в свою очередь
значит, что по ним нельзя получить представления об оригиналах, о
времени их составления и об их авторах.
Находки подтверждают прежние выводы библейской критики в одном
очень важном вопросе. Раньше было установлено, что многочисленные
куски и части Ветхого Завета были скомпонованы в окончательном виде
только примерно в 100 г. н.э. В это же время еврейские церковники
канонизировали Ветхий Завет, т.е. закрепили и освятили его текст, так
что менять что-либо в этом тексте стало невозможно. В этом виде и
дошел до нашего времени еврейский, так называемый масоретский, текст
Ветхого Завета (о масоретах и масоре будем говорить в дальнейшем).
Однако еще до того как был установлен масоретский текст, Ветхий Завет
был переведен на греческий язык. Этот перевод под названием
Септуагинты, или "Перевода 70 толковников", лег в основу христианского
Ветхого Завета. Между масоретской Библией и Септуагинтой имеется очень
много расхождений. Библейская критика давно пришла к выводу о том, что
Септуагинта переведена не с масоретского текста, а с какого-то более
раннего. Находки в районе Мертвого моря подтвердили это предположение.
Здесь впервые были найдены древнееврейские рукописи, содержащие
отклонения от масоретского текста. Это свидетельствует о том, что
переводчики Септуагинты действительно могли иметь дело с
древнееврейским оригиналом, отличающимся от масоретского. Любопытно,
что рукописи, найденные в Кумране, содержат много разночтений с
масоретским текстом, а те, которые найдены в другом месте - в
Мурабба'ате, полностью совпадают с ним. При этом мурабба'атские
рукописи относятся к более позднему времени, а именно к 30-м годам II
века. Ясно, что кумранские тексты были написаны до того, как Ветхий
Завет был сведен в одно целое масоретами, а мурабба'атский текст -
после этого.
Таким образом, легенда о том, что Моисей получил от бога святой и
неприкосновенный текст Библии, являющийся теперь каноническим,
оказалась решительно опровергнутой.
Так в ходе научного исследования Ветхого Завета он предстал перед
людьми как чисто человеческое произведение, имеющее определенную
историю, претерпевшее на протяжении этой истории огромное множества
всяких изменений и переработок.
Борьба вокруг исследования Ветхого Завета Мы рассказали о
нескольких основных моментах истории исследования Ветхого Завета. Было
бы ошибкой полагать, что она представляет собой плавную и беспрерывную
линию открытий, вытекавших одно из другого. На самом деле эти открытия
сопровождались острой идеологической борьбой.
Раскрытие действительной истории Ветхого Завета по существу
полностью разрушало догматику как иудейской, так и христианской
религий. Напомним, что догматика эта основана на следующем несложном,
но решающем положении: религии иудаизма и христианства, в отличие от
всех остальных религий, являются богооткровенными, т.е. открытыми
людям самим богом. Именно это обстоятельство делает их, как учит
церковь, абсолютно истинными и выделяет из всего огромного множества
религий; откровение, давшее людям истинную религию, было получено
Моисеем непосредственно от самого бога: десять заповедей бог
собственноручно начертал на каменных скрижалях, все остальное написал
Моисей, руководимый божьим вдохновением. Остальные книги Ветхого
Завета, помимо Моисеева Пятикнижия, тоже написаны божьими
уполномоченными (пророками) и тоже представляют собой не человеческие,
а божеские произведения. Как мы видели, от всех этих утверждений в
ходе научного исследования истории Библии ничего не остается.
Оказывается, что все книги Ветхого Завета имеют свою историю,
причем она совсем не такова, какой изображена в самом Ветхом Завете и
как учит христианская догматика. Обнаруживается прежде всего, что
любая из книг Ветхого Завета носит на себе печать произведения
человеческих рук и человеческого сознания. Не удивительно, что
служители церкви встречали в штыки каждую научную работу, проливавшую
свет на историю библейских книг. Известно, например, каким гонениям
подвергался Спиноза за свои философские открытия и свободомыслие. В
той или иной степени подвергался преследованиям каждый честный ученый,
пытавшийся своими трудами содействовать раскрытию исторической тайны
происхождения "священных книг".
Но не только открытыми преследованиями и прямым подавлением
служители религии старались и стараются помешать научному исследованию
Библии. У них есть и более тонкие, более замаскированные методы.
Серьезным и беспристрастным исследователям противопоставляются
многочисленные писания услужливых фальсификаторов, готовых на всякие
натяжки, передержки и даже подлоги, лишь бы опорочит результаты
научного исследования, подрывающие церковную догматику. Среди них есть
и очень образованные люди, отлично знающие литературу по этому
вопросу, владеющие древними языками, хорошо разбирающиеся в "вещевом"
археологическом материале. Но их знания направлены не на раскрытие
истины, а для ее сокрытия с целью спасения религиозных догм от полного
крушения.
Выход в свет основной работы Велльгаузена "Введение в историю
Израиля" вызвал целый поток возражений, шедший или из церковного
лагеря, или из близких к нему кругов. Сторонники иудейской и
христианской ортодоксии всеми силами старались опорочить открытие
Велльгаузена так же, как за несколько десятилетий до этого пытались
опровергнуть выводы, сделанные де Ветте в отношении Второзакония. Из
всех этих попыток ничего не вышло. Освещенные нами выше достижения
библейской критики прочно утвердились в науке еще в конце прошлого
века, они остаются незыблемыми и сейчас.
Время от времени сторонники церковной догмы затевают очередной
поход против теории Графа-Велльгаузена. Выступая против научной
критику Библии, они при этом спекулируют и данными археологии,
действительными или вымышленными, точно воспроизведенными или
намеренно искаженными. Очень поучительна в этом отношении история с
немецким семитологом Губертом Гримме.
На скалах в районе Синая в 1906 г. было обнаружено восемь
надписей XVI-XV вв. до н.э. на одном из древних семитических наречий;
знаки, которыми сделаны эти надписи, являются чем-то средним между
иероглифическим и буквенным письмом. В 1923 г. Гримме выпустил работу,
в которой дал свою расшифровку двум из этих надписей. В этой
расшифровке надписи свидетельствовали о том, что в XVI-XV вв. до н.э.
на Синае уже существовал культ Яхве, подтверждалось и историческое
существование Иосифа ("Горе, похоронен Иосиф...") и Моисея, а также
заодно подтверждался и ветхозаветный миф о том, как младенец Моисей
был вытащен из Нила дочерью фараона ("ты была милостива, вытянула меня
из Нила и поставила меня над храмом... М... который на Синае").
Однако другие иностранные же ученые были вынуждены опровергнуть
построение Гримме, так как в основе его лежала чересчур грубо
сделанная фальшивка. Несколько буржуазных ученых стали оспаривать
расшифровку отдельных слов, данную Гримме. Последний защищал свою
позицию, пока, наконец, видный египтолог Зете не опубликовал точный
снимок синайской надписи. Оказалось, что там нет ничего похожего на
то, что прочитал Гримме. Фальшивка была разоблачена.
В современной буржуазной литературе по вопросам религии и
библейской критики можно нередко встретить высказывания, направленные
против теории Велльгаузена и вообще против всех достижений библейской
критики. Любопытным примером в этом отношении могут послужить работы
болгарского богослова Марковского.
В 1947 г. Марковский издал брошюру под заглавием "Новые
направления в библейской критике". Уже в самом начале автор дает
понять, что речь идет ни больше ни меньше как о важнейших открытиях в
науке о Библии. "Неимоверные, - пишет он, - и удивительные открытия,
которые произведены в разных областях науки, оказали известное влияние
и в области библейской критики, особенно в том, что касается
мировоззренческих вопросов"[Марковски Ив. С., Нови насоки в
библейската критика, София 1947, стр.3.]. Но в самом изложении ни о
каких открытиях ничего не говорится. Автор действительно выступает
против научных итогов библейской критики. Одну главу своей работы он
называет "Несостоятельность эволюционизма в библейской критике"[Там
же, стр.24.], причем под эволюционизмом он понимает именно направление
Велльгаузена, его предшественников и последователей. Чем же, однако,
Марковский опровергает выводы библейской критики? По сути дела, ничем.
Никаких серьезных аргументов он выдвинуть не в состоянии и
ограничивается общими заявлениями на тему о том, что эволюционизм
может быть принят в биологии, а в исторической науке он неприменим.
Иначе говоря, к таким явлениям, как религия, нельзя, по мнению
Марковского, подходить с точки зрения развития. Яхве как "нравственная
личность" одинаков и у Авраама, Исаака, Иакова, и у Моисея и пророков;
стало быть, никакого развития искать в древнееврейской религии, а
значит, и в Ветхом Завете не следует.
Но о Яхве рассказывается по-разному не только в различных
библейских книгах, но нередко на одной и той же странице одной и той
же книги. Говорить поэтому о единстве и постоянстве этого образа на
всем протяжении Ветхого Завета - значит без стеснения искажать
очевидные факты. И этот "аргумент", приводимый Марковским в
опровержение выводов библейской критики, у него единственный!
Можно было бы подумать, что размеры брошюры не позволяют
богослову развернуть свою аргументацию. Но вот перед нами его же
"Библейская археология"[Марковски Ив. С., Библейска археология, София
1948.] - толстый том в 526 страниц. Здесь-то уж можно было на реальных
исторических фактах, если бы они были у автора, доказать свою точку
зрения. Нет, Марковский только повторяет зады старой богословской
схоластики и абсолютно ничего не дает в опровержение выводов
библейской критики. Поход современного богослова против
"эволюционизма" оказывается покушением с совершенно негодными
средствами.
Несравненно более тонко и замаскировано ведет борьбу против
научного исследования Библии английский богослов Додд. В книге "Библия
сегодня" он так лавирует и изворачивается, что понять его подлинную
позицию не легко.
Некоторые богословы, прямо настаивая на том, что выводы
библейской критики опровергнуты, называют современный период развития
науки о Библии "послекритическим". Додд не так откровенен. Он говорит,
что "критический метод не устарел, хотя некоторые из ранних
критических взглядов должны быть пересмотрены"[C.H. Dodd, The Bible
to-day, p.26-27.]. На этом основании он называет последние десятилетия
изучения Библии "послелиберальными, но не послекритическим". Признает
ли, однако, Додд выводы библейской критики? Это довольно сложный
вопрос.
Говоря о времени появления отдельных библейских книг, английский
богослов по существу полностью принимает ту хронологию, которая
установлена школой Велльгаузена. Яхвиста и Элохиста он относит к IX
веку, Второзаконие - к VII, Жреческий кодекс - к V веку, т.е. ко
времени после вавилонского плена. Все это находится в соответствии с
выводами библейской критики и в общем правильно. Но Додд не может
обойтись без того, чтобы не скрыть часть истины. Он обозначает
соответствующие элементы Шестикнижия общепринятыми символами J и E,
что значит Яхвист и Элохист, но при расшифровке скрывает их
действительное значение: J оказывается у него начальной буквой слова
"иудейский", а E - слова "эфраимистский"[C.H. Dodd, The Bible to-day,
p.33.]. Яхвист действительно появился в Иудее, а Элохист - в Израиле,
где главную роль играло племя Эфраим, но совпадение символов с
начальными буквами названий племен чисто случайное. Додд умалчивает о
действительных названиях двух первоначальных элементов Библии, потому
что эти названия раскрывают неприятный для защитников Библии и
иудейско-христианской идеологии факт: в основе ветхозаветной религии
лежит поклонение разным богам. И все-таки, как мы видели, богослов не
может обойтись без той схемы происхождения ветхозаветных книг, которая
разработана библейской критикой XIX века.
Конечно, и эту схему нельзя считать непогрешимой. Библейская
критика продолжает свою работу, и виднейшие ее представители пытаются
уточнять историческую картину появления отдельных библейских книг.
Например, немецкий протестантский богослов Гельшер выдвинул новую
гипотезу, основной смысл которой заключается в следующем: 1) Яхвистом
и Элохистом как источниками пользовались составители не только
Шестикнижия, но и дальнейших книг Ветхого Завета, включая книги Судей
и Царств; 2) Второзаконие было написано не в 621 г., как установил де
Витте, а позднее, в период вавилонского плена[См. о старых работах
Гельшера в кн.: А. Ранович, Очерк истории древнееврейской религии, М.
1937 (по предметному указателю).]. Это - далеко не бесспорное
утверждение; оно вызвало некоторые разногласия и среди советских
ученых. Так А. Ранович отнесся к гипотезе Гельшера как к интересной
попытке дальнейшего исследования вопроса, а Н.М. Никольский решительно
отвергал ее[См. предисловие Н.М. Никольского к указанной книге А.
Рановича.]. Мы не собираемся здесь давать окончательное решение
вопроса, укажем только на то, что он заслуживает дальнейшего изучения.
Важно, чтобы конкретные вопросы библейской истории рассматривались в
свете исторических фактов, а не на основании фантастической
религиозной традиции. Те или иные отдельные уточнения общей картины
всегда возможны, ибо дальнейшее развитие любой научной теории
представляет собой естественный и необходимый процесс.
В разгар второй мировой войны тот же Гельшер выпустил в Германии
новое исследование[G. Holsher, Die Anfange der hebraischen
Geschichtsschreibung, Sitzungsberichte der Heidelberger Akademie der
Wissenschaften, 3 Abhandl., 1942.], в котором обосновывает взгляды,
сформулированные им в его довоенных работах. В особенности большое
внимание он уделяет анализу Яхвиста и истории его появления. Он
считает, что Яхвист появился около 800 г. до н.э. и заключает в себе
систематическое изложение истории мира, человечества и еврейского
народа вплоть до разделения еврейского государства - около 925 г. до
н.э. Таким образом, там были, по мнению Гельшера, освещены даже
царствования Саула, Давида и Соломона, так что повествования Яхвиста
легли потом в основу книг Судей и Царств. "Сам Яхвист пользовался
устной традицией легенд и сказаний, имевших хождение в народе. Он был,
однако, не простым компилятором, не собирателем материала, а настоящим
писателем, свободно оперирующим материалом и дающим своему изложению
насквозь пронизывающий его отпечаток"[См. там же, стр.33.]. Отпечаток
этот заключался в стремлении к возвеличению племени Иуды и династии
Давида, происходившей из этого племени.
Другой немецкий исследователь Библии, М. Нот, выступил с работой,
в которой оспаривает выводы Гельшера по ряду пунктов[M. Noth,
Uberlieferungsgeschichtliche Studien I: Die sammelnden und
bearbeitenden Geschichtswerke im alten Testament, Schriften der
Konigsberger gelehrten Gesellschaft, H. 2, 1943.]. Он считает,
например, что материал Яхвиста содержится только в Шестикнижии, что
авторы книг Судей и Царств пользовались другими источниками. В научной
дискуссии такие разногласия, конечно, вполне возможны и неизбежны.
В отношении Яхвиста за последние десятилетия вообще появились
новые гипотезы. Некоторые немецкие исследователи Ветхого Завета[R.
Smend, Die Erzahlung des Hexateuch auf ihre Quellen unter-sucht,
Berlin 1912.] выдвинули положение о том, что Яхвист следует
рассматривать не как нечто единое, а как два различных источника,
появившихся в разное время: Яхвист I и Яхвист II. В 1948 г.
американский богослов К.А. Симпсон выступил с развернутым обоснованием
и развитием этой точки зрения[C.A. Simpson, The Early Traditions of
Israel. A Critical Analysis of the Pre-deuteronomic Narrative of the
Hexateuch, Oxford 1948, p.677.].
В период до появления Второзакония, т.е. до конца VII века до
н.э., как считает Симпсон, появлялись последовательно три документа,
ставшие источниками для составления Шестикнижия: Яхвист I, Яхвист II и
Элохист. Старейшим из них являлся Яхвист I. Он появился в первой
половине царствования Давида, т.е. вскоре после 1000 г. В содержании
Яхвиста I отразились традиции южных еврейских племен Симеона, Леви,
Иуды и близко стоявших к ним групп Калеба, Отниеля, Каина. Из
патриархов главной личностью Яхвист I признавал Авраама и подчеркивал
его связь с городом Хеброном, на основании чего можно сделать
предположение о том, что сам документ появился первоначально именно в
Хеброне. В Яхвисте I рассказ о вступлении в Египет и исходе из него
имеет несколько иной вид, чем в других источниках: евреи отправляются
в Египет из Кадеша, туда же они устремляются, когда вырываются из
Египта. О Синае еще речи нет. Во второй половине X или в первой
половине IX века был создан Яхвист II, отразивший традиции северных
племен. Они считали Беер-Шеба выше Хеброна, особенно большое значение
придавали Синаю и рассматривали его как место заключения союза Яхве с
израильтянами. По Яхвисту II, израильтяне вступили в Палестину не с
юга, как утверждал Яхвист I, а с востока. Яхвист II не отверг материал
Яхвиста I, а частично использовал его и дополнил в свете традиций
северных племен Израиля.
Через 200 лет, около 700 г. до н.э., появляется Элохист,
подчеркнувший в своем изложении еще сильнее, чем Яхвист II, традиции
северных племен. На первый план в качестве родоначальника еврейского
народа здесь уже выдвигается Иаков, значение которого сильно поднято
за счет Авраама; на место Синая ставится гора Хорив, переход через
Иордан и вступление в Палестину переносится еще дальше к северу. Таким
образом, по Сипсону, к началу VII века существуют три документа,
ставшие впоследствии источниками Шестикнижия.
Каждый из этих источников подвергался многочисленным пересмотрам
и поправкам, так что об их первоначальном содержании можно теперь
судить только в общих чертах. Тем более серьезные переделки
производились редакторами-составителями, собравшими элементы
Шестикнижия воедино. Симпсон утверждает, что в VII веке некий редактор
(он обозначает его R) свел вместе все три документа, причем для
согласования наиболее кричащих противоречий в них он вынужден был в
изложении каждого произвести серьезные изменения.
Следует отметить еще одну сторону вопроса, которую подчеркнул
Симпсон: влияние религиозных и мифологических традиций ханаанских
народностей - коренного населения Палестины, жившего там до вторжения
израильтян. Он считает, что в Ветхом Завете слились два
религиозно-мифологических потока - ханаанский и израильский; последний
можно отличить по ясно выраженным воспоминаниям об аравийской и
иудейской пустынях, являвшихся родиной израильтян[Книга Симпсона
освещена здесь по следующим источникам: O. Eissfeldt,
Geschichtsschreibung im alten Testament, Berlin 1948; его же -
Geschichtliches und Ubergeschichtliches im alten Testament, Berlin
1947.].
Мы осветили содержание книги Симпсона не для того, чтобы
преподнести его точку зрения как точно установленную истину. Возможно,
что многое в гипотезе Симпсона будет в ходе дальнейших научных
исследований отвергнуто. Важно, однако, отметить, что научное
исследование Библии продолжается и в настоящее время, причем даже
богословы, каким является Симпсон, во многих случаях не могут
игнорировать выводы библейской критики и вынуждены, уступая логике
исторических фактов, развивать и конкретизировать эти выводы,
пользуясь научными методами.
Результаты ветхозаветной критики, добытые ею на протяжении
трехсот лет, начиная со Спинозы, остаются незыблемыми, несмотря на все
попытки наиболее реакционных служителей религии и некоторых из их
ученых помощников изобрести кризис, крах научного исследования Библии.
Ни филологический, ни археологический материал не дает никаких
оснований для таких заявлений.
Даже церковники не могут не считаться с убедительностью выводов
библейской критики. В 1906 г. ватиканская Библейская комиссия[В
условиях угрозы полного падения авторитета Библии, даже среди
верующих, Ватикан создал в 1902 г. постоянно действующую Библейскую
комиссию, перед которой была поставлена цель - хитроумными
толкованиями неприятных для церкви проблем, связанных с Библией,
спасти по возможности авторитет последней.] опубликовала решение по
вопросу о том, как следует понимать авторство Моисея в отношении
Пятикнижия. Не будучи в состоянии ничем опровергнуть доказательства
того, что Пятикнижие носит следы авторства многих людей, живших в
разное время, Библейская комиссия заявила, что "Моисей при создании
его труда под вдохновением святого духа мог пользоваться уже
имевшимися документами или устными традициями, так же как он мог иметь
на службе "секретарей", которые писали отдельные части текста под его
руководством и в согласии с ним"[См. сб-к "Gott, Mensch, Universum.
Die Antwort des Christen auf den Materialismus der Zeit".
Herausgegeben von Jacques de Bivort de la Saudee, Graz 1956, S.215.
(Сборник вышел с разрешения Грацского католического епископского
ординариата.]. В 1948 г. католический кардинал Зухард обратился к папе
с письмом, в котором спрашивал между прочим о том, "не наступило ли
время для нового решения вопроса об авторстве Моисея в отношении
Пятикнижия". Ему ответила Библейская комиссия специальным письмом, в
котором сослалась на свое решение от 1906 г.[Там же, стр.219.]
Богодухновенность Пятикнижия выглядит в свете этого письма совсем
по-иному, чем раньше учила церковь. Писал уже, оказывается, не Моисей,
за него это делали его "секретари", причем пользовались ранее
существовавшими источниками... А где же получение Моисеем Пятикнижия
непосредственно от Яхве на горе Синай?!
Отступление церковников в этом, как и в ряде других вопросов,
свидетельствует не о том, что они прислушиваются к голосу науки, а о
том, что под ее непреодолимым наступлением они пытаются удержать хоть
то, что можно, и идут в связи с этим на серьезные жертвы. Наука не
может, однако, идти на компромиссы с религиозной догматикой: она
последовательно продолжает свое наступление. Согласие церкви на
признание моисеевых "секретарей" и на то, что они сами пользовались
существовавшими до них источниками, не заставит библейскую критику
признать историческое существование Моисея или отказаться от других
своих выводов, целиком опровергающих иудейско-христианское религиозное
учение о богодухновенности Ветхого Завета.
Перейдем теперь к освещению некоторых моментов истории
исследования Нового Завета.

3. ИССЛЕДОВАНИЕ НОВОГО ЗАВЕТА

Тюбингенская школа В начале прошлого века выступила со своими
исследованиями по Новому Завету группа немецких протестантских
богословов из университета г.Тюбингена. По названию этого города она
получила в истории науки название Тюбингенской школы. Главой ее был
Фердинанд Христиан Баур (1792-1860); его главное произведение -
"Христианский гносис, или христианская философия религии в ее
историческом развитии" - вышло в 1835 г.
В основе исследований Баура лежал один вопрос, имеющий
серьезнейшее значение: как относятся к Ветхому Завету различные книги
Нового Завета?
В течение некоторого времени происходил процесс отделения
первоначального христианства от иудаизма. Поэтому наиболее острым
богословским и тактическим вопросом, который должен был вызывать
разногласия и противоречия в религиозных книгах христианства, должен
был быть вопрос об отношении к иудейской религии, т.е. к Ветхому
Завету. Исследовав под этим углом зрения книги Нового Завета, Баур
пришел к интересным выводам.
Он обнаружил во всех книгах Нового Завета борьбу двух начал, двух
противоположных тенденций. С одной стороны, это тенденция к тому,
чтобы отделиться от иудейства, противопоставить Новый Завет Ветхому и,
в частности, освободить христиан от исполнения огромной массы обрядов,
установленных Ветхим Заветом. Эту тенденцию Баур связывает с именем
апостола Павла и называет ее паулинизмом. Ей, по его мнению,
противостоит в Новом Завете противоположная тенденция: не рвать с
иудаизмом и с Ветхим Заветом, требовать от верующих выполнения
ветхозаветной обрядности. Эта тенденция наиболее ярко обнаруживается
во всем, что связано с именем и деятельностью апостола Петра, на
основании чего Баур обозначил ее термином "петринизм".
Итак, Новый Завет представляет собой арену борьбы между
паулинизмом и петринизмом. Баур исходил из предположения, что на
начальных этапах существования христианства борьба паулинизма и
петринизма должна была быть особенно острой и что потом наступило
примирение между этими течениями. Если в данном произведении ясно
обнаруживается паулинистская или, наоборот, петринистская тенденция,
то его следует относить к ранним временам, т.е. к первому периоду
существования христианства. Если ни одна из этих тенденций не выражена
с достаточной ясностью, значит, данное произведение относится ко
времени, когда борьба между паулинизмом и петринизмом уже кончилась.
На основании общеисторических источников Баур пришел к выводу,
что борьба между паулинизмом и петринизмом в раннем христианстве шла
на протяжении всей второй половины I века и первой половины II века и
что примирение между ними произошло только к началу второй половины II
века. Исходя из этого, Баур нашел возможным датировать различные
произведения Нового Завета.
Самыми ранними из них он считал Апокалипсис и четыре послания,
приписываемые Павлу: два Послания к Коринфянам, Послание к Римлянам и
Послание к Галатам. В Апокалипсисе последовательно выдержана
петринистская тенденция, там еще господствует ветхозаветный иудаизм. В
указанных посланиях, которые, по мнению Баура, только и принадлежат
Павлу, последовательно выдержана антипетринистская тенденция. Значит,
все эти произведения следует относить еще к тому периоду, когда борьба
между паулинизмом и петринизмом была достаточно острой.
Что же касается евангелий, то Баур относит их к более позднему
времени. Самым ранним из евангелий он признал евангелие от Матфея. В
общем, считал он, это - еще еврейское евангелие, но его петринизм
выражен замаскировано и без особой воинственности, более того,
чувствуется, что оно переделано под влиянием тенденции к примирению.
Евангелие от Луки в своей основе является паулинистским, но и оно
видоизменено под примирительным углом зрения. Таким образом, оба эти
евангелия, будучи древней остальных двух, все же относятся к периоду
примирения, т.е. к середине II века н.э. Два других евангелия - еще
более позднего происхождения. Евангелие от Марка занимает нейтральное
положение между двумя борющимися направлениями, что же касается
евангелия от Иоанна, то оно представляет собой некое богословское
обобщение всех остальных. Видимо, оно составлялось уж после того, как
отгремели все грозы между паулинизмом и петринизмом.
Нельзя не указать на то, что все построение Баура несколько
односторонне. Взяв за основу своего анализа только один признак -
отношение Нового Завета к Ветхому Завету - он сузил возможности этого
анализа. Помимо того, в его теории есть некоторые натяжки. В
частности, уж если исходить из вопроса об отношении христианства к
иудаизму, то надо иметь в виду, что дело кончилось не примирением их,
а, наоборот, полным разрывом. Так что если использовать терминологию
Баура, то надо сказать, что паулинизм не примирился с петринизмом, а
победил его. В целом, однако, работа Баура, как и его последователей
из Тюбингенской школы, имела большое значение для раскрытия истории
Нового Завета.
Тюбингенцы совершенно верно установили, что в книгах Нового
Завета не того единства, которое могло бы дать церковникам основание
говорить о нем как о цельном произведении, проникнутом одним духом.
Борьба различных школ и направлений в Новом Завете - факт
неопровержимый и как раз тюбингенцами точно доказанный. Поскольку это
так, значит, ничего не остается от мифа о "богодухновенности"
новозаветных книг.
Точную характеристику сильных и слабых сторон Тюбингенской школы
дал Ф. Энгельс. Он писал о ней: "В критическом исследовании она идет
настолько далеко, насколько это возможно для теологической школы.
Она признает, что все четыре евангелия являются не рассказами
очевидцев, а позднейшими переработками утерянных писаний и что из
посланий, приписываемых апостолу Павлу, подлинными являются не больше
четырех и т.д. Она вычеркивает из исторического повествования как
невероятное все чудеса и все противоречия, но из остального она
пытается "спасти то, что можно еще спасти", и в этом очень ярко
проявляется ее характер как школы теологов... Но уж, конечно, все то,
что Тюбингенская школа отвергает в Новом Завете как неисторическое или
подложное, можно считать для науки окончательно устраненным"[К. Маркс
и Ф. Энгельс, О религии, стр.248.].
Из Тюбингенской школы вышел исследователь, оставивший еще более
заметный след в истории исследования Нового Завета. Это был Давид
Штраус (1808-1874).
Давид Штраус Книга Штрауса "Жизнь Иисуса", вышедшая в 1835 г.,
одновременно с основной работой Баура, является одной из наиболее
известных в мировой литературе книг по истории религии.
Как и Баур, Штраус не был безбожником, одно время он был даже
пастором протестантской церкви, но научная добросовестность побуждала
его рассматривать Новый Завет беспристрастно и трезво, в свете тех
исторических и филологических знаний, которые давала наука того
времени.
В конце XVIII и начале XIX века в исследованиях Библии получили
распространение методы так называемых рационалистов; наиболее
известным представителем этой школы был Паулус (1761-1851).
Рационалисты пытались объяснить евангельские чудеса естественным
путем. С их точки зрения, чудеса совершались согласно законам природы.
Например, если в евангелиях сказано, что Иисус ходил поверх моря, то
надо понимать, что он ходил по берегу, который значительно выше уровня
моря. Или, например, в евангелиях рассказывается, как Иисус накормил
досыта пятью хлебами и несколькими рыбками пять тысяч человек. Это
могло произойти, утверждали рационалисты, потому, что все
присутствующие по примеру Иисуса поделились друг с другом своими
запасами. Воскрешение мертвых рационалисты толковали как выведение
человека из состояния летаргии или обморока. Еще пример. Апостол Павел
в Деяниях слепнет от сильного света, которым сопровождалось явление
Христа. Ослепнуть, объясняют рационалисты, он мог от молнии. Но старец
Анания вернул пострадавшему зрение, прикоснувшись к нему рукой! И
здесь, с точки зрения рационалистов, нет никакого чуда: у стариков
руки бывают холодными, и прикосновение таких рук ко лбу или к глазам
могло уменьшить воспаление и вернуть человеку зрение.
При помощи подобных натяжек и всевозможных выдумок рационалисты
пытались сделать новозаветные повествования правдоподобными. С точки
зрения религии, эти попытки должны были быть признаны
неудовлетворительными и неправильными: если Иисус не творил чудес,
значит, он был не бог и не богочеловек, а только человек. Но они могли
в какой-то мере спасать авторитет Нового Завета в глазах людей,
пытающихся найти историческое зерно в описываемых там событиях, ибо
объяснение новозаветных сказаний естественными причинами сообщало им
некоторое правдоподобие.
Д. Штраус выступил против натянутых и надуманных объяснений
рационалистов. Он показал полную нелогичность этих объяснений. Или
евангелия и другие новозаветные книги являются достоверными
историческими источниками, рассуждал Штраус, и тогда то, что
рассказано в них, истинно, и не нужна вся эта масса натяжек, выдумок,
предположений о маловероятном стечении случайностей; или они не
являются достоверными историческими источниками, и тогда, значит, в
них много вымышленного, недостоверного, неистинного. Если принять
последний вариант, то незачем придумывать естественные объяснения для
чудес.
Штраус требовал подходить к евангелиям, как к человеческим
произведениям, и прежде всего выяснить их историю. Для этого надо
установить, что о них было известно в то время, когда они могли
возникнуть.
К концу II века церковью были признаны те четыре евангелия,
которые входят в канон сейчас. Штраус пытается выяснить, почему именно
четыре евангелия? Он приводит различные объяснение "отцов церкви",
вроде того, что существует, мол, четыре ветра или четыре страны света,
или, например, такое объяснение: "Слово, создавшее мир, царит над
херувимами; херувимы имеют четыре формы, и вот поэтому Слово дало нам
милостиво четыре евангелия".
Эту аргументацию Штраус называет странной и по-своему объясняет,
почему церковь выбрала в свое время четыре евангелия. К концу II века
эти евангелия пользовались наибольшей популярностью среди верующих,
они даже "затмили все остальные", и церковь, "жаждавшая единства
веры", признала именно их. Но что было известно о евангелиях в
литературе того времени?
Штраус нашел упоминания о евангелиях только в литературе II века,
в I в. о них никто не писал. При этом даже в литературе начала и
середины II века речь идет не столько о "существовании евангелий в их
современном виде", сколько "о существовании большей части материалов,
вошедших в их состав"[Д.Ф. Штраус, Жизнь Иисуса, т.I, М. 1907,
стр.76.]. С евангелием Иоанна дело обстоит в этом отношении хуже:
некоторые сведения о нем появляются только во второй половине II века.
"По отношению к трем первым евангелиям, вследствие наличности
промежутка в несколько поколений между описываемыми в них событиями и
их окончательной редакцией, должна быть признана возможность
добавления легендарного и баснословного элемента; по отношению к
четвертому (ев. Иоанна. - И.К.) более чем возможна, - прямо очевидна
смесь философской спекуляции и сознательных вымыслов"[Там же.].
И Штраус находит огромное количество этих вымыслов. Прежде всего,
как мы уже говорили выше, он признал вымыслами все рассказы о чудесах.
Но дело не только в чудесах. Он сопоставил между собой ряд мест
евангелий, где содержатся вопиющие внутренние противоречия, и сделал
вывод о том, что по меньшей мере часть этих текстов не может содержать
в себе историческую истину. Наименьшего доверия заслуживает евангелие
от Иоанна: во-первых, оно наиболее позднее по времени, во-вторых, в
нем меньше всего внимания уделяется фактической стороне. Штраус, как и
Баур, считал евангелие от Матфея первым, он отдавал ему предпочтение и
в отношении исторической достоверности.
Но даже и в этом евангелии он многое подвергает сомнению.
"Несмотря на ...признаки относительной оригинальности, - говорит он, -
первое евангелие тем не менее представляет уже произведение из вторых
рук"[Там же, стр.111.]. Обратив внимание на то, что ряд рассказов в
евангелии от Матфея приводится дважды, Штраус пытался разъяснить
причину этого: "Единственным удовлетворительным объяснением этих
повторений может служить то, что автор, встречая одни и те же рассказы
в различных писаниях с некоторыми вариантами, принял их за
соответственное число различных рассказов. Это не делает много чести
его критической разборчивости"[Там же.]. Но это, во всяком случае,
свидетельствует о том, что рассказы, о которых идет речь, заимствованы
Матфеем из других источников.
Правда, указывает Штраус, далеко не во всех случаях материалы,
взятые Матфеем из разных источников, повторяют друг друга. Вот,
например, текст, рассказывающий, как Иисус посылает апостолов на
проповедь. Он запрещает им ходить не только к язычникам, но и к
самарянам. В "нагорной проповеди" он опять наставляет своих учеников -
не давать святыни псам и не метать бисер перед свиньями. Но в других
случаях Иисус, по Матфею, говорит прямо противоположное: "Идите,
научите все народы, крестя их во имя отца и сына и святого духа, уча
их соблюдать все, что я повелел вам"[Евангелие от Матфея, гл.XXVIII,
ст.19-20.]. Сопоставляя такого рода противоречия, Штраус объясняет их
тем, что здесь отражаются разные этапы истории самого евангелия. Но
это значит, что евангелия имели определенную историю своего развития,
а не вышли готовыми из рук их "богодухновенных" авторов.
Если евангелие Матфея, по мнению Штрауса, самое древнее и
достоверное, оказывается таким противоречивым, то тем более это можно
сказать об остальных евангелиях. И вот Штраус формулирует свой вывод о
происхождении евангельских книг: "Из всякого рода кратких и неполных
заметок составлялись более пространные евангелия, эти последние не
рассматривались как законченные произведения и время от времени
обогащались новыми вставками и новыми дополнениями. Эти добавления не
всегда согласовались с подлинными деяниями или словами Иисуса,
сохранявшимися до тех пор единственно в устном предании или скрытыми в
какой-нибудь книге, оставшейся случайно неизвестной предыдущему
евангелисту. Напротив, когда с течением времени начала обнаруживаться
тенденция, казавшаяся бесспорным последствием принципов христианства,
то сейчас же признавали, что Иисус должен был сказать или сделать
что-либо в этом смысле. Отсюда появились новые рассказы и новые
изречения Иисуса, которые распространялись сперва путем устного
предания, а потом перешли в евангелия. С каждым новым шагом
теологического сознания... евангелия подправляли. Их очищали от того,
что устарело и вело к соблазну. В них вводились соответствующие эпохе
добавления, соответствующие эпохе лозунги и девизы данной минуты.
Таким образом, церковь втягивается в непрерывное производство
евангельских речей и сентенций, пока движение не заканчивается
исключительным признанием наших синоптиков и первым укреплением
вселенской церкви"[Д.Ф. Штраус, Жизнь Иисуса, т.I, стр.112.].
Все сверхъестественное, занимающее такое большое место в
евангелиях, Штраус рассматривает как мифы. Науке, утверждал он, нет
никаких оснований усматривать в чудесах события, которые могли когда
бы то ни было происходить, ибо если допускать возможность чудес, то
вообще незачем исследовать историю: могло быть все, что угодно; зачем
же, спрашивает он, тогда проверять исторические источники,
сопоставлять их между собой, отсеивать достоверное от недостоверного и
т.д.?! И действительно, в этих рассуждениях Штрауса есть
неопровержимая логика. В самом деле, представим себе, что в
каком-нибудь историческом сочинении мы прочитали бы, как император
Наполеон встретился и беседовал с вавилонским царем Навуходоносором.
Единственное объяснение такого текста могло бы состоять в том, что
автор его сошел с ума или просто шутит над читателями. Но если
признавать возможность чудес, то отчего не допустить, что исторические
деятели, которых разделяет промежуток в два с половиной тысячелетия,
встретились и побеседовали? Исходить из возможности чудес - значит
вообще закрыть себе путь к научному решению вопроса.
Рационалисты становились на другой путь - тоже ненаучный: они
объясняли чудеса так, что истиной могло стать любое неправдоподобное
сообщение. При таком подходе к делу опять-таки теряется возможность
отделить достоверное от недостоверного.
Отказавшись от таких приемов, Штраус, как мы указывали, стал
исходить из того, что все неправдоподобное, все, противоречащее
истории и законам природы, может быть только мифом. В истории
духовного развития всех народов мифотворчество занимало большое место.
Огромное количество мифов создала религиозная фантазия древних греков,
древних восточных и многих других народов. Во всех этих мифах
фигурируют боги, полубоги, пророки, всевозможные герои; все они творят
чудеса, недоступные для обыкновенного смертного. Нет никаких оснований
выделять евангельские рассказы о Христе из массы мифов о других таких
же богах. Мифология есть мифология, связана ли она с именем Христа или
с именем любого другого персонажа, фигурирующего в мифах.
Штраус отвечает и на вопрос о том, кем придумывались религиозные,
в том числе евангельские, мифы. Не отдельные люди, считал он, сочиняли
их, а народ в целом, фантазия широких народных масс. Конечно,
первоначально тот или иной миф сочиняется отдельным человеком, но если
он признается массами, то, значит, в нем выразились какие-то созревшие
в массах настроения и стремления. Но возникновение того или иного мифа
всегда обусловливалось определенными конкретно-историческими
причинами.
Новозаветные мифы, по мнению Штрауса, возникли в результате
непрестанного ожидания мессии древними евреями. Умы из были так
подготовлены к появлению мессии, что, когда определенному человеку
стали приписывать мессианические качества, фантазия легко пошла по
этому пути. Материалом, питавшим ее измышления о мессии, являлись
ветхозаветные пророчества. Штраус находит почти для каждого момента
биографии Иисуса соответствующее пророчество в Ветхом Завете. Найдя
ветхозаветные источники евангельских мифов и показав, таким образом,
что эти мифы представляют собой как бы осуществившиеся в фантазии
ветхозаветные пророчества, он счел, что нашел и причины возникновения
этих мифов.
Согласно Штраусу, на основе евангельских рассказов можно
построить биографию Иисуса как человека, лишенную каких бы то ни было
элементов сверхъестественного. И он действительно построил такую
биографию, используя все, что можно, из евангелий и других
произведений Нового Завета, дополняя недостающее собственными
догадками и предположениями. В результате получилось жизнеописание
человека по имени Иисус, жившего в Иудее в I веке н.э. Никаких,
однако, серьезных оснований для такого жизнеописания Иисуса у Штрауса
не было.
Критика Штраусом Нового Завета сыграла большую роль в раскрытии
действительной истории Библии. Он показал, что новозаветные сказания
представляют собой собрание мифов, основанных в свою очередь на мифах
Ветхого Завета. Следующий важный шаг вперед в научном исследовании
Нового Завета сделал другой немецкий ученый - Бруно Бауэр (1809-1882).
Бруно Бауэр Свое исследование ветхозаветных книг Бауэр начал с
евангелия Иоанна. В 1840 г. он выпустил свою первую работу,
посвященную Новому Завету, - "Критика евангельской истории Иоанна".
Как и Штраус, Бауэр решительно отверг ценность этого евангелия
как исторического источника. По мнению Бауэра, евангелие Иоанна не
дает никаких, мало-мальски точных, указаний относительно места и
времени описываемых в нем событий, плохо освещает события и факты,
сосредотачиваясь преимущественно на абстрактном философствовании.
Каков источник этого философствования? Бауэр устанавливает чрезвычайно
близкое сходство всего строя идей и мыслей евангелия Иоанна с
религиозно-философскими взглядами жившего в Египте еврейского философа
Филона Александрийского (20 г. до н.э. - 54 г. н.э.).
В сочинениях Филона Александрийского Бауэр находит в почти
готовом виде все богословие евангелиста Иоанна. Филон был иудеем, он
верил в бога Яхве и в истинность ветхозаветных сказаний, но эти
сказания он трактовал не буквально, а иносказательно, аллегорически.
Филон находился под влиянием греческой идеалистической философии,
поэтому его иудаизм по своему содержанию весьма сильно расходился с
традиционной религией Яхве, исповедовавшейся в Палестине. Бог для
Филона был некоей возвышенной сущностью, чрезвычайно удаленной от мира
и сносящейся с миром через ряд посредников - идей, которые
объединяются логосом, таинственным словом. У Филона Бауэр обнаружил
также и другие идеи первоначального христианства, нашедшие свое
выражение в евангелии Иоанна, например учение о прирожденной
греховности человека.
Отсюда Бауэр сделал вывод о том, что фактическим отцом
христианства был не кто иной, как Филон Александрийский, а евангелие
Иоанна - это религиозная популяризация философии Филона. Стало быть,
фигура Христа и сказания, связанные с ней, не имеют реального
исторического значения, это воплощенные в образах идеи филоновской
философии.
Искать историческое зерно первоначального христианства, как и
личности Иисуса, следует, по Бауэру, в синоптических евангелиях. Он
взялся за их исследование и в начале 40-х годов издал трехтомный труд
под заглавием "Критика евангельской истории синоптиков".
За несколько лет до появления работ Бауэра были опубликованы две
работы по истории евангелий, которые толкнули Бауэра на новый путь.
Это были книги немецких богословов Вейсе ("Евангельская история") и
Вильке ("Первоевангелист"), в которых первым из евангелий признавалось
евангелие не Матфея, а Марка. Вейсе и Вильке доказывали это чисто
лингвистическим путем - кропотливым изучением языка, которым написаны
евангелия. Бауэр же привлек исторические данные. В дальнейшем вывод о
том, что евангелие Марка является по времени первым из синоптических
евангелий, стал общепризнанным; подавляющее большинство исследователей
стоит теперь на этой точке зрения.
Если евангелие Марка появилось первым из синоптических евангелий,
то, значит, те его тексты, которые потом повторяются в евангелиях
Матфея и Луки, были просто переписаны из евангелия Марка. Но ведь,
помимо этих текстов, последние два евангелия содержат много таких
повествований, которых нет в первом. Следовательно, они были позже
прибавлены к первоначальному преданию. Откуда они взялись? Их выдумали
авторы евангелий. А поскольку это было возможно для евангелий Матфея и
Луки, рассуждал Бауэр, почему этого нельзя предположить и в отношении
евангелия Марка?
Предположение о том, что евангелия создали отдельные люди,
вытекало у Бауэра из его общих философско-исторических взглядов,
которые заключались в том, что главную роль в истории играет
"самосознание" отдельной личности, бросающей в массы свои идеи и
ведущей за собой массу. Эта точка зрения была противопоставлена
взгляду Штрауса. Не само собой, утверждал Бауэр, не постепенно, как
считал Штраус, в широких массах возникали и созревали евангельские
мифы; их придумывали сами авторы евангелий для того, чтобы объяснить и
обосновать те или иные положения христианского вероучения.
Были ли, однако, евангельские рассказы хоть в какой-нибудь мере
основаны на исторических фактах? Существовал ли сам Иисус, происходили
ли какие-нибудь связанные с этой личностью события, которые могли быть
потом раздуты и расцвечены фантазией евангелистов? На этот вопрос
Бауэр не давал определенного ответа. В первых двух томах своего
сочинения он допускал историческое существование Иисуса, хотя довольно
нерешительно, а в третьем томе он отверг его. Мы знаем об Иисусе,
говорит Бауэр, только то, что рассказывается о нем в евангелиях. А
евангелия оказываются продуктом вымысла, художественными
произведениями, созданными с определенными религиозно-назидательными
целями. И хотя синоптики дают больше фактов и более определенно
освещают их, чем евангелие Иоанна, но в одном отношении между ними
разницы нет: это художественные, а не исторические произведения, не
хроники, не летописи, в которых записываются происходящие на памяти
людей действительные события.
Не менее обстоятельному разбору подверг Бауэр в других своих
произведениях Деяния и Послания. Что касается посланий, то автором их
Бауэр считал многих людей. Был ли среди этих авторов сам апостол
Павел, которому церковь приписывает большинство посланий? Бауэр в этом
сомневается, он не уверен, что хоть одно из этих посланий написано
Павлом. Все они, как установил Бауэр на основании детального анализа,
написаны не раньше II века, а имя Павла им дали авторы, чтобы придать
посланиям особую авторитетность. В Деяниях Бауэр, как и его
предшественник Баур, глава Тюбингенской школы, видел произведение,
специально сочиненное для примирения иудаистского начала в
христианстве с греко-римским, или паулинистским.
В вопросе о роли иудаизма в возникновении христианстве, а значит
и об отношении Нового Завета к Ветхому, Бауэр выдвинул новую точку
зрения. Он заявил, что не иудаизм сыграл основную роль в возникновении
христианства и не евреи составляли основное ядро первоначальных
христианских общин. По мнению Бауэра, христианство явилось продуктом
греко-римского мира. Оно возникло не в Палестине, как учит этому
церковь, а в Риме и в Александрии - двух основных культурных центрах
того времени. Помимо Филона, о влиянии которого на возникновение
христианских представлений мы выше уже говорили, Бауэр придавал особое
значение влияние римского философа Сенеки. Анализируя послания, он
находил в них многочисленные следы непосредственного заимствования у
этого автора. Правда, близкое сходство посланий с сочинениями Сенеки
было уже давно замечено как историками, так и богословами. Энгельс
отмечает, что церковники пытались истолковать этот факт как результат
заимствования Сенекой своей философии у авторов посланий. Но Сенека
жил и писал за ряд десятилетий до того, как появились послания. Ясно,
что заимствование могло здесь быть только в одном направлении - от
Сенеки к авторам посланий.
Сообщения римских писателей Тацита (ок. 55 - ок. 120 г. н.э.) и
Светония (ок. 70 - ок. 160 г. н.э.) о том, что христианство пришло из
Иудеи, Бауэр считал недостоверным. Текст Тацита о том, что христиане
называют себя так по имени Христа, который был распят в Иудее в
царствование Тиберия (14 г. н.э. - 37 г. н.э.), он признал основанным
на выдумке. Последующие же сообщения о Христе, по его мнению, могли
быть заимствованы у Тацита.
Поскольку это так, то нет никаких оснований, утверждал Бауэр,
считать новозаветные произведения возникшими в Иудее и вообще имеющими
иудейское происхождение. Автор первого евангелия, легшего в основу
евангелия Марка, был, по мнению Бауэра, римлянином, выросшим в Италии
и создавшим евангельскую легенду из языческих материалов. Бауэр
считал, что евангелия только заключены в иудейскую рамку, но по
содержанию своему они отражают духовные запросы и стремления
греко-римского общества. И, конечно, утверждал Бауэр, для их
возникновения совершенно не требовалось, чтобы в Иудее определенного
периода произошли описанные в них события с Христом, как не
требовалось вообще исторического существования Христа.
На работы Бауэра о раннем христианстве и Новом Завете в свое
время обратил внимание Фридрих Энгельс, который много занимался
вопросом о новозаветных книгах и о первоначальном христианстве в
целом.
Энгельс о Новом Завете Марксистское решение проблемы
происхождения христианской религии дал Ф. Энгельс. На этом мы более
подробно остановимся в следующей главе, здесь же мы рассмотрим только
взгляды Энгельса по вопросу об истории новозаветных книг.
Первоначальному христианству и книгам Нового Завета Энгельс
посвятил следующие свои работы: "Бруно Бауэр и раннее христианство",
"Книга Откровения" и "К истории раннего христианства". В этих работах
он, учитывая исследования предшествовавших ученых, и в особенности
Бруно Бауэра, дал собственное решение ряда важнейших вопросов.
Серьезнейшее значение в установлении подлинной истории Нового Завета
имеет данное Энгельсом освещение Апокалипсиса.
Апокалипсис, или Откровение Иоанна Богослова, представляет собой
на первый взгляд чрезвычайно темную и запутанную книгу, до смысла
которой добраться чрезвычайно трудно. Энгельс разъяснил не только
смысл туманных видений Апокалипсиса, но и историю этой книги,
установил дату ее написания с точностью до нескольких месяцев. А так
как Апокалипсис оказался самой первой по времени новозаветной книгой,
самым первым документом раннего христианства, то установление даты и
исторической обстановки в период его написания послужило исходным
пунктом и опорной точкой для датировки всех остальных книг Нового
Завета.
Опираясь на ряд соображений своего университетского учителя
Фердинанда Бенари (1805-1880), Энгельс показал, как расшифровывается
пресловутое апокалиптическое "звериное число" - 666. Дело в том, что у
древних евреев буквы алфавита имели, кроме своего прямого значения,
еще и функцию цифровых обозначений. Энгельс взял два древнееврейских
слова [], означавших Нерон Кесарь, или императора Нерон, и подсчитал
сумму цифровых значений букв, входящих в эти слова. Получилось
следующее: буква [] н (нун) = 50; [] р (реш) = 200; [] в (вов) вместо
о = 6; еще одно [] н (нун) = 50; [] к (куф) = 100; [] с (самех) = 60;
наконец еще одно [] р (реш) = 200. В итоге получается сумма 666.
Не случайное ли это, однако, совпадение? Энгельс сопоставляет с
этим цифровым решением еще некоторые данные, которые позволяют
проверить его правильность.
Один из церковных писателей II века н.э. - Ириней оставил
свидетельства того, что он знал такие варианты Апокалипсиса Иоанна, в
которых звериное число выражено в цифре не 666, а - 616. До нашего
времени эти варианты не дошли, но, поскольку они были, значит
расшифровка звериного числа должна подходить и для 666 и для 616. И
оказывается, что приводимое Энгельсом решение подходит для обоих
вариантов. В некоторых еврейских рукописях того времени имя Нерон
писалось на латинский манер, без второго H - Nero. Если отбросить
второе [] (нун) в слове "Нерон", то получится не 666, а 616. Очевидно,
варианты звериного числа соответствовали вариантам имени Нерона. Это
совпадение уже дает гипотезе достаточно прочное основание.
Но Энгельс не удовлетворяется этим и продолжает приводить новые
доказательства. В Апокалипсисе говорится о том, что из моря поднялся
зверь с семью головами и что "одна из голов его как бы смертельно была
ранена, но эта смертельная рана исцелела". В писаниях упомянутого выше
Иринея прямо сказано, что раненая и исцелившаяся потом голова означает
императора Нерона. Энгельс говорит по этому поводу, что Ириней во II
веке еще знал значение этого символа, но потом оно было забыто. Почему
же можно было считать Нерона смертельно раненной, но исцелившейся
головой? Объяснение заключается в том, что после самоубийства Нерона
распространился слух, будто он только ранен, но выздоравливает и скоро
появится опять в своих прежних владениях. Об этом рассказывает, в
частности, историк Тацит.
Наконец, Энгельс обращает внимание на такой текст Апокалипсиса:
"Зверь... был, и нет его... Семь голов суть семь гор, на которых сидит
жена, и семь царей, из которых пять пали, один есть, а другой еще не
пришел, и, когда придет, надолго ему быть. И зверь, который был и
которого нет, есть восьмой, и из числа семи... Жена же, которую ты
видел, есть великий город, царствующий над земными царями". Великий
город есть, конечно, не что иное, как Рим. Что же касается царей, то
ясно сказано, что пять из них пали, теперь царствует шестой, после
шестого будет недолго царствовать седьмой, после которого вернется
один из павших пяти и стане восьмым царем. Павший, но затем
возвращающийся царь - это, очевидно, "раненый, но исцелившийся", т.е.
тот же Нерон. А кто остальные цари?
Первым императором считается август, за ним идут Тиберий,
Калигула, Клавдий, Нерон. Это - пять "павших". После Нерона царствовал
Гальба - "один, который существует". Иначе говоря, Апокалипсис был
написан в царствование императора Гальбы, продолжавшееся очень недолго
- с 9 июня 68 г. до 15 января 69 г. н.э. Автор Апокалипсиса предвидит
еще седьмого царя, который продержится на троне недолго и уступит
место восьмому (из прежних пяти). Это представляет известную трудность
для объяснения. Известно, что в царствование Гальбы вспыхнуло
восстание легионов, закончившееся низложением и убийством императора и
восшествием на престол Отона, который, однако, продержался на троне
только три месяца. Таким образом, Отон должен считаться седьмым царем,
за которым, по мысли автора Апокалипсиса, явится "восьмой из павших
пяти". Если Апокалипсис был написан в правление Гальбы, то, значит,
автор мог предвидеть, что Гальба скоро будет свергнут и его место
займет другой, которому тоже недолго придется царствовать. Энгельс так
и считает, что "откровение было написано при Гальбе, вероятно, в конце
его правления или же, самое позднее, во время трехмесячного (до 15
апреля 69 года) правления Отона, "седьмого""[К. Маркс и Ф. Энгельс, О
религии, стр.260.]. Есть все основания полагать, что весь этот текст
Апокалипсиса был написан во время начала восстания, когда Гальба еще
не был убит, но следовало ожидать, что он на троне не удержится и что
приходящий ему на смену авантюрист тоже не окажется долговечной
фигурой. При наличии известной доли проницательности, видимо, нетрудно
было предвидеть, что завязавшаяся кутерьма не продлится особенно долго
и что скоро престол должен будет занять кто-то из "коренных"
императоров. Кого же имел в виду автор Апокалипсиса, говоря о грядущем
"восьмом"?
На основании данной Бенари расшифровки числа 666 Энгельс
утверждает, что автор Апокалипсиса ждал вторичного воцарения не кого
иного, как Нерона, который, как он считал, не убит, а был ранен,
выздоровел и скоро должен появиться на политической арене. Как раз в
это время появился лже-Нерон, обосновавшийся на острове Китносе в
Эгейском море и пытавшийся развернуть борьбу за власть.
В итоге получается, что Апокалипсис был написан в конце 68 -
начале 69 г. г.э. Анализируя его содержание, Энгельс показывает, что
он явился самой ранней из новозаветных книг, самым первым
произведением христианской религии.
В своих утверждениях Энгельс основывается на том, что в
Апокалипсисе больше, чем во всех других книгах Нового Завета,
чувствуется связь первоначального христианства с иудейской религией.
Христианство первоначально появилось как секта внутри иудаизма и
только постепенно под влиянием ряда обстоятельств политического и
идеологического порядка отпочковалось от иудаизма, превратившись в
самостоятельную религию. Процесс этого отпочкования можно проследить
по всем книгам Нового Завета. В Апокалипсисе, как показал Энгельс, мы
видим самое начало этого процесса. Здесь еще "нет ни догматики, ни
этики позднейшего христианства"[К. Маркс и Ф. Энгельс, О религии,
стр.252.]. Автор Апокалипсиса считает как себя, так и своих
единомышленников иудеями; имени христиан еще не существует. В книге не
фигурируют специфически христианские таинства - крещения, причащения.
Нет еще основных элементов христианского религиозного учения
(догматики). "Никакого следа святой троицы, - писал Энгельс, -
наоборот, старый единый и неделимый Иегова позднего иудейства,
развившийся из иудейского национального божества во всеединого владыку
неба и земли, который стремится к господству над всеми народами, сулит
милость обращенным и безжалостно сокрушает непокорных... Поэтому на
страшном суде восседает сам этот бог, а не Христос, как изображают
позднейшие евангелия и послания"[Там же, стр.262.]. Не фигурирует в
Апокалипсисе и догмат о первородном грехе, за который, по учению
позднейших книг Нового Завета, Христос должен был заплатить своей
кровью и жизнью. "Господствует только один догмат: верующие спасены
жертвой Христа. Но как и почему - совершенно нельзя понять. Здесь нет
ничего, кроме старой еврейской и языческой идеи о том, что бога или
богов следует умилостивлять жертвами"[Там же, стр.161.].
Поскольку Апокалипсис оказывается, таким образом, самой ранней
книгой Нового Завета, его содержание дает представление о христианстве
на самой первоначальной ступени его развития. И в этом заключается
особо важное значение этой книги как исторического документа. В связи
с этим понятно, что исследование Энгельсом Апокалипсиса имело
громадное значение для выяснения вопроса о возникновении христианства
вообще.
Как было уже сказано, интерес Энгельса к первоначальному
христианству не ограничивался пределами Апокалипсиса. Энгельс поставил
проблему значительно шире: он вскрыл социальные причины и нарисовал
конкретную картину возникновения христианства, а следовательно, и
новозаветной литературы.
В отношении датировки и критики синоптических евангелий, Посланий
и Деяний Энгельс признавал заслуги Бауэра и пользовался его выводами в
своих исследованиях. Он считал правильными выдвинутые Бауэром
положения о происхождении христианства из смеси видоизмененного
иудаизма с вульгаризированной греческой философией и о роли Филона
Александрийского и Сенеки в возникновении христианской религии. Он
указал на сильные стороны той критики, который Бауэр подверг взгляды
Штрауса. "И если, - писал Энгельс, - при этом оказалось, что из всего
содержания евангелия не осталось почти абсолютно ничего, что могло бы
быть доказано как исторически достоверное, - так что даже само
историческое существование Иисуса Христа можно было объявить
сомнительным, - то этим Бауэр расчистил почву, на которой возможно
разрешение вопроса, откуда происходят представления и идеи, которые в
христианстве сложились в своего рода систему, и каким образом они
достигли мирового господства"[К. Маркс и Ф. Энгельс, О религии,
стр.151.]. Но Бауэр мог только расчистить почву для решения вопроса о
происхождении христианства, ибо он не был материалистом и не мог
поэтому вскрыть исторические корни первоначального христианства.
Энгельс говорит, что по вопросу о причинах, которые помогли
христианству одержать победу и достичь мирового господства, у Бауэра
имеются очень ценные данные, но идеализм помешал ему разобраться в
этом вопросе до конца. Статья Энгельса, о которой сейчас идет речь,
была посвящена специально взглядам Бауэра. Но по вопросу о причинах и
обстоятельствах возникновения христианства Энгельс, отвлекшись от
разбора этих взглядов, дал свое собственное решение вопроса,
основанное на материалистическом понимании истории.
Бауэр, как указал Энгельс, не обратил достаточного внимания на
то, что христианское вероучение имеет своим источником не
непосредственно произведения самого Филона, а "популяризированные
филоновские представления", т.е. представления, которые в сознании
народных масс потеряли свою философскую "утонченность" и приблизились
к обычным ветхозаветным представлениям. У Филона ветхозаветные
сказания истолковываются аллегорически, а в христианстве они сохранили
свой буквальный смысл: "Новый Завет почти совершенно пренебрегает
важнейшей частью этих произведений (Филона. - И.К.), а именно
аллегорически-философским истолкованием ветхозаветных рассказов"[К.
Маркс и Ф. Энгельс, О религии, стр.153.].
Отсюда следует вывод о том, что новозаветные представления, а с
ними и христианство в целом формировалось в народных массах и что,
следовательно, если мы хотим понять условия и причины их
распространения, мы должны выяснить те исторические условия, которые создали для этого благоприятную почву.
Энгельс дал характеристику той социально-исторической обстановки, которая сложилась в Римской империи к началу нашей эры и которая
обусловила как возникновение, так и победу христианства. Но на этом мы остановимся в той главе, где будут подводится итоги исследованиям в области происхождения библейских книг. Это вызывается тем, что данное
Энгельсом решение вопроса о происхождении христианства имеет более общее значение, чем происхождение той или иной новозаветной книги.
Дальнейшие исследования новозаветной литературы принесли новые
успехи. В частности, предположения о том, что новозаветные сказания не
имеют исторической опоры в лице реально существовавшего Христа
(Энгельс считал его существование сомнительным), получило полное
подтверждение в исследованиях ученых так называемой мифологической
школы.
Мифологическая школа Еще в конце XVIII века французские
философы-просветители Вольней (1757-1820) и Дюпюи (1742-1809)
высказывали мнение о том, что Иисус Христос никогда не существовал и
что Новому Завету в этом отношении совершенно нельзя доверять. Через
сто примерно лет это предположение было подкреплено рядом серьезных
научных исследований, предметом которых являлись как книги Нового
Завета, так и нехристианская литература первых веков нашей эры.
Наиболее выдающимися трудами этого рода были исследования
американского ученого В.Б. Смита "Дохристианский Иисус", польского
исследователя Андрея Немоевского (1864-1919) "Бог Иисус",
"Древне-христианский мир и его миф" С. Люблинского (ум. в 1910 г.),
работы французов Кушу, Мутье-Руссэ и ряд других. Своего рода итог
исследованиям в этом вопросе подвел немецкий историк Артур Древс
(1865-1935) в ряде трудов, основным из которых был "Миф о Христе"
(1909). Мы изложим основную аргументацию мифологической школы по
сочинениям Древса.
Как и подавляющее большинство буржуазных историков, Древс вовсе
не ставил себе целью нанесение какого бы то ни было ущерба религии.
Наоборот, он утверждал, что действует "не только в интересах
исторической правды, но и в интересах религии, которая в либеральном
культе Иисуса все более и более вырождалась в пустое служение
герою"[А. Древс, Отрицание историчности Иисуса в прошлом и настоящем,
М. 1930, стр.92.]. По этому поводу В.И. Ленин писал: "Известный
немецкий ученый, Артур Древс, опровергая в своей книге: "Миф о Христе"
религиозные предрассудки и сказки, доказывая, что никакого Христа не
было, в конце книги высказывается за религию, только подновленную,
подчищенную, ухищренную..."[В.И. Ленин, Соч., т.33, стр.205.] При всем
этом работы Древса представляют для исследования новозаветных книг
большой интерес.
Исходным пунктом рассуждения Древса явилось то обстоятельство,
что в различных религиях древности был очень широко распространен
образ страдающего, умирающего и воскресающего бога. Опираясь на
довольно многочисленные исследования о "дохристианских Иисусах" (М.
Бринкер, В. Смит и др.), Древс подошел к вопросу об историческом
существовании Христа с точки зрения науки о мифах - мифологии. Все
новозаветные сказания об Иисусе Христе говорят прежде всего о боге и
только во вторую очередь - о человеке. В качестве бога страдающего,
погибающего и воскресающего Христа можно поставить в один ряд с
многочисленными другими такими же богами древности. А что касается
евангельских рассказов об Иисусе-человеке, родившемся и жившем в Иудее
в начале I века, н.э., то это уже, по мнению Древса, результат
позднейшего очеловечения бога, результат обрастания мифа вымышленными
мнимоисторическими подробностями.
Древс показывает, что в эпоху возникновения христианства умы
людей были подготовлены к восприятию легенды о погибающем и
воскресающем спасителе. Среди греков и римлян было распространено
мнение о близости конца света и пришествии спасителя. У евреев тоже
достигла высшей степени накала вера в скорый приход мессии. У
некоторых иудейских сект - Древс указывает в этой связи на секты
терапевтов и эссенов - образ грядущего спасителя связывался с именем
Иисуса или Иошуа. Это значит, что существовал культ не только
дохристианского Христа (помазанника, спасителя), но и дохристианского
Иисуса, т.е. конкретного человека под таким именем. В этих условиях не
было никакой нужды в историческом существовании Иисуса. Миф о нем при
наличии благоприятной исторической обстановки и без того
распространился широчайшим образом и породил новую религию. Здесь
только "вспыхнуло ярким пламенем и прорвалось наружу то религиозное
движение, которое уже давно существовало в тайниках сект и которое
теперь только вышло на общественную арену"[А. Древс, Миф о Христе, М.
1926, стр.38.].
Однако это только возможно решение вопроса. Для того чтобы
признать его правильным, Древсу надо было доказать, что новозаветная
литература является сборником мифов, а не исторически достоверных
сообщений. Пользуясь огромным материалом, накопленным библейской
критикой, он это сделал с полной убедительностью.
Анализ новозаветных свидетельств об Иисусе Древс начинает с
Посланий Павла. Древс сомневается в том, что Павел - историческое
лицо, но произведениям, приписываемых ему, придает серьезное значение.
Благодаря тщательному разбору посланий Древс устанавливает, что
фигурирующий в них Иисус Христос имеет очень мало общего с Иисусом из
евангелий. Это - сверхчеловеческое существо, бог, но не человек. Он не
имеет ни родителей, ни родины, ни своего учения, ни учеников. Нигде в
посланиях нельзя встретить "ни одной, хотя бы даже самой маленькой,
индивидуальной черточки или детали из жизни Иисуса, которая не имела
бы догматического значения и которая указывала бы на то, что он считал
его исторической личностью, незадолго перед тем умершей на кресте"[Там
же, стр.62.]. То, что у Павла сказано об отдельных поступках или
изречениях Христа, взято из Ветхого Завета. Павлу приходится много
спорить с противниками по ряду вопросов нового вероучения и культа,
особенно по вопросу об отношении к Ветхому Завету. И нигде он не
ссылается на выраженное где-либо мнение Иисуса, нигде не пытается
подкрепить свою точку зрения этим абсолютным в глазам верующих
авторитетом. Противники Павла тоже не пытаются сделать это. Создается
впечатление, что в тот период никто вообще ничего не знал об Иисусе
как человеке, который странствовал по Палестине и проповедовал новую
религию, создав целую систему религиозных и морально-этических
взглядов.
Подробнейший разбор синоптических евангелий дает Древсу право
сделать вывод о том, что и они не дают достоверной картины реальной
жизни Иисуса.
Какое из евангелий следует считать первым, и, стало быть, принять
за основу при установлении фактов жизни Христа? Большинство богословов
и историков признают таковым евангелие Марка. Католические историки и
богословы настаивают на том, что первенство принадлежит евангелию
Матфея. Древс раскрывает причину, которая побуждает католическую
церковь выдвигать на первый план евангелие Матфея. Дело в том, что
именно в этом евангелии содержится текст, в котором Иисус говорит
апостолу Петру, что он, Петр, - камень (Петр по-гречески означает
камень) и на этом камне будет построена церковь; именно на этой
легенде основана претензия римских пап на главенство над всеми
христианами, так как первым папой был якобы апостол Петр. Никаких
серьезных доводов за приоритет евангелия Матфея ни католики, ни кто бы
то ни было привести не могут; несравненно правдоподобней приоритет
евангелия Марка. Но и это древнейшее евангелие не дает ничего
определенного.
Если из евангелия Марка исключить рассказы о чудесах и прочие
элементы сверхъестественного, в нем не остается никакого материала для
жизнеописания Христа. В нем нет никаких указаний на время, когда
происходили те или иные события. Есть указания на места, где они
происходили, но все эти указания чрезвычайно расплывчаты и
неопределенны, поэтому не остается сомнений в том, что автор никогда
не видел этих мест и не представляет себе, где они расположены.
Ни Геннисаретское озеро, о котором евангелист часто говорит, ни
Иерусалим, ни другие географические пункты не описываются им
сколько-нибудь конкретно. Иногда кажется, что некоторые описанные в
евангелии события придуманы специально для оправдания названия того
или иного места. Например, Вифания означает дом бедных; там, по
евангелию, Христос выступает за бедных; Виффагия означает дом смокв,
там Иисус проклинает смоковницу. Древс устанавливает большое
количество исторических, географических и прочих несуразностей как в
евангелии Марка, так и в остальных. В общем оказывается, что ценность
евангелий как исторических источников по первой половине I века н.э.,
т.е. по тому времени, к которому церковь относит жизнь и деятельность
Христа, совершенно ничтожна.
Евангелия были написаны, по Древсу, не как исторические
произведения, а как религиозно-назидательные. Христианство
противопоставляло себя остальным религиям, в том числе и прежде всего
иудаизму. Последний располагал таким солидным для того времени орудием
духовного воздействия, как Ветхий Завет. Христианство должно было
противопоставить Ветхому Завету "что-нибудь равноценное, нет, даже
более ценное и путем превращения в нем своего (мифического) спасителя
в одетую в плоть и кровь историческую личность поставить истинность
своей веры вне всякого сомнения. Для этого были написаны
евангелия"[А. Древс, Миф о Христе, стр.95.]. Так как в центре Ветхого
Завета стоят "всеподавляющие личности" - Моисей, Иисус Навин, пророки
Илия и Елисей, то, по Древсу, и составители Нового Завета должны были
следовать той же традиции и создать господствующую во всем изложении
личность Христа. Многочисленные параллели с Ветхим Заветом,
проведенные Древсом, показывают, что большинство евангельских эпизодов
построено по образцу ветхозаветных рассказов и специально сочинено "во
исполнение реченного в Писании".
Что же касается нехристианских источников, которые якобы
подтверждают евангельские сообщения о жизни Иисуса, то Древс
подвергает их детальному разбору и доказывает, что они не заслуживают
доверия.
У еврейского историка Иосифа Флавия (ок.37 - ок.95 г. н.э.)
имеется следующий текст: "В это время выступил Иисус, человек глубокой
мудрости, если только правильно называть его человеком. Совершитель
чудесных дел, он был учителем людей, воспринимавших с радостью истину,
и многих, как иудеев, так и греков, он привлек на свою сторону. Он был
Христом. Когда по доносу первенствовавших у нас людей Пилат распял его
на кресте, не поколебались те, кто впервые его возлюбили. На третий
день он снова явился к ним живой, о чем, равно как и о тысяче чудесных
дел, предсказали божественные пророки. И сейчас еще существует род
христиан, получивших от него свое имя"[Флавий Иосиф, Иудейские
древности, гл.XVIII, ст.3, 3.]. Этот текст представляется совершенно
недостоверным.
Флавий был верующий иудей, и такое восторженное высказывание об
Иисусе как мессии невероятно в его устах. Раннехристианский богослов и
философ Ориген (ок. 185-254) утверждал, что Флавий и не признавал
Иисуса мессией, а это значит, что в той рукописи Иосифа Флавия,
которую читал Ориген, приведенного выше места не было. В IX веке Фотий
пользовался рукописью работы Флавия, в которой также не было этого
текста. Все это приводит к выводу, что высказывание об Иисусе у Иосифа
Флавия вставлено позже христианскими церковниками с целью исправить
конфузное положение, связанное с тем, что писатели I века ничего не
сообщают об Иисусе. Для таких приемов существует специальное название,
принятое и церковниками: "благочестивый обман"...
Некоторые свидетельства об Иисусе имеются в Талмуде. Разобрав их,
Древс приходит к выводу, что они либо касаются не Иисуса Христа, а
каких-то других Иисусов (имя Иошуа, Иисус было весьма распространенным
среди евреев), или являются позднейшей реакцией раввинов на уже
распространившуюся легенду о Христе. Борясь против этой легенды в
своих религиозных целях, раввины выдумывали всевозможные небылицы о
Христе, притом весьма нелестные для его личности. Во всяком случае,
там говорится совсем не о тех событиях, которые описаны в евангелиях.
Римский историк Светоний в своей книге "Жизнеописание двенадцати
цезарей" сообщает, что император Клавдий выгнал из Рима евреев,
которые по наущению некоего Хреста устраивали беспорядки. Но больше ни
у кого из историков того времени нет ни малейшего намека на изгнание
евреев Клавдием; наоборот, известно его доброжелательное отношение к
ним. Единственное место, где упоминается об изгнании евреев из Рима
Клавдием, - это Деяния Апостолов[Деяния святых Апостолов, гл.XVIII,
ст.2.]. Древс считает, что в книгу Светония этот факт попал именно из
Деяний, а в них сообщение о нем было вписано позднейшим христианским
переписчиком. Если даже оно и подлинное, то этим все равно ничего не
доказывается, ибо имя Хрестос - именно Хрестос, а не Христос - было
весьма распространенным среди рабов и вольноотпущенников. Поэтому нет
оснований считать, что речь идет в данном случае об Иисусе Христе, а
не о любом другом человеке по имени Хрестос. К тому же, как известно,
по Новому Завету Иисус никогда не бывал в Риме.
Около 117 г. н.э. было написано знаменитое произведение римского
историка Тацита "Анналы", в котором есть сообщение о том, что при
Нероне христиане подвергались гонениям. Тут же Тацит объясняет
происхождение названия христиан: "Виновник этого имени, Христос, был в
правление Тиберия казнен прокуратором Понтием Пилатом". Весь вопрос,
писал Древс, заключается здесь в том источнике, из которого Тацит
почерпнул свое сообщение. Прошло почти столетие со времени событий, о
которых идет речь. Если приведенный текст и является у Тацита
подлинным, то он, конечно, должен был основываться на преданиях,
рассказываемых самими христианами, основанных на их религиозной
фантазии. А это значит, что его историческое значение равно нулю.
Итак, Иисуса Христа следует безусловно считать вымышленной
мифической личностью. А поскольку это так, то весь Новый Завет
предстает перед нами как обычный свод религиозно-культовых книг, не
могущих претендовать на историческую достоверность.

4. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Мы привели ряд страниц из истории научного исследования Ветхого и
Нового Заветов, причем обращали внимание преимущественно на те методы,
при помощи которых наука раскрывает историю Библии. Нельзя сказать,
чтобы историю Библии была уже теперь ясна во всех деталях. Во всяком
случае, наука показала, что она в состоянии вскрыть действительную
историческую истину даже в тех вопросах, которые на протяжении
столетий интенсивно запутывались как фантазией верующих людей, так и с
помощью "благочестивого обмана".
В истории библейской критики до появления марксизма был
существеннейший недостаток, который делал выводы этой научной
дисциплины односторонними и недостаточно глубоко обоснованными:
история библейских книг, как и история религии вообще, рассматривалась
без органической связи с историей породивших их обществ, без глубокого
материалистического анализа тех общественно-исторических отношений, в
условиях которых появились эти книги. Между тем такой
конкретно-исторический анализ условий жизни общества - его хозяйства,
классовой структуры, политического строя и политических отношений, его
духовной культуры - является необходимым условием для правильного
понимания религии данного общества. Библейские книги следует
рассматривать в связи с развитием религии, нашедшей в них свое
воплощение, а религию - в связи с историей общественного бытия
соответствующих народов. Для Ветхого Завета в этом отношении имеет
важнейшее значение материал по истории древних евреев, для Нового
Завета - по истории не только древних евреев, но и других народов
Римской империи в первые два века нашей эры.
Нельзя сказать, чтобы в домарксистской и немарксистской
библейской критике этот материал совершенно не принимался во внимание,
совсем игнорировать его было бы просто невозможно. Но там, как
правило, в исследованиях преобладал либо односторонне филологический
подход, основанный только на анализе текстов, либо столь же
односторонне археологический подход, основанный только на изучении
археологических памятников.
Подлинно научное раскрытие истории и содержания Библии может быть
дано только на основе подхода к вопросу, осуществляемого марксистскими
исследователями. При этом находят свое место и все материалы,
добываемые вспомогательными научными дисциплинами, будь то археология
или лингвистика, история литературы или этнография.
Марксистская критика Библии имеет еще и то неоценимое
преимущество перед буржуазной, что она, естественно, не скована
стремлением сохранить религиозные догмы. В истории буржуазной
библейской критики было много примеров, когда исследователь в страхе
останавливался перед научным решением того или иного вопроса,
поскольку это решение било по религиозным предрассудкам. Для нас не
существует такого рода преград ни в исследовании истории Библии, ни в
исследовании истории религии вообще.
В трудах классиков марксизма-ленинизма содержится огромное
количество глубоких замечаний по отдельным вопросам истории религии
вообще, иудаизма и христианства в частности. Разработанная Энгельсом
теория происхождения христианства дает ключ к пониманию истории книг
Нового Завета. Опираясь на учение марксизма-ленинизма о религии как
форме общественного сознания, советские историки дали научную
разработку ряда важнейших проблем библейской критики, причем они
использовали весь материал, накопленный предшествовавшими поколениями
исследователей. Еще до революции начал свою деятельность в этом
направлении известный историк-востоковед Н.М. Никольский, давший ряд
ценных трудов по истории как Ветхого, так и Нового Завета. В 30-40-х
годах плодотворно работал в области библейской критики и истории
религий крупный советский историк А.Б. Ранович. В 40-х годах издал две
монографии по истории христианства и Нового Завета академик Р.Ю.
Виппер. За рубежом в настоящее время над проблемами библейской критики
работают марксисты Тренченьи-Вальдапфель (Венгрия), А. Роберсон
(Англия).
Мы не будем здесь подробно останавливаться на характеристике
работ перечисленных ученых; мы попытаемся в следующей главе дать те
выводы, которые можно сделать в отношении истории Библии и библейского
текста, основываясь на работах марксистских исследователей и используя
достижения всей предшествовавшей истории библейской критики. Конечно,
по отдельным вопросам между различными марксистскими исследователями
имеются расхождения, что совершенно естественно в ходе развития любой
науки. В этих случаях мы выбираем то решение вопроса, которое
представляется нам наиболее убедительным и обоснованным.
Перейдем к вопросу о происхождении библейских книг.