Владимир Маяковский

 

КОМУ И НА КОЙ ЛЯД ЦЕЛОВАЛЬНЫЙ ОБРЯД

Верующий крестьянин или неверующий, надо или не надо,
но всегда норовит выполнять обряды.
В церковь упираются или в красный угол,
крестятся, пялят глаза,-
а потом норовят облизать друг друга,
или лапу поповскую, или образа.
Шел через деревню прыщастый калека.
Калеке б этому - нужен лекарь.
А калека фыркает: Поможет бог.
Остановился у образа - и в образ чмок.
Присосался к иконе долго и сильно.
И пока выпячивал губищи грязные,
с губищ на образ вползла бациллина -
заразная,
посидела малость
и заразмножалась.
А через минуту, гуляя ради первопрестольного праздника,
Вавила Грязнушкин, стоеросовый дядя,
остановился и закрестился у иконы грязненькой.
Покончив с аллилуями,
будто вошь, в икону Вавила вцепился поцелуями,
да так сильно, что за фалды не оторвешь.
Минут пять бациллы
переползали с иконы на губу Вавилы.
Помолился и понес бациллы Грязнушкин.
Радостный идет, аж сияют веснушки!
Идет. Из-за хаты перед Вавилою
встала Маша - Вавилина милая.
Ради праздника, не на шутку
впился Вавила губами в Машутку.
Должно быть, с дюжину, бацилла за бациллой,
переползали в уста милой.
Вавила сияет, аж глазу больно,
вскорости свадьбу рисует разум.
Навстречу - кум. "Облобызаемся по случаю престольного!"
Облобызались, и куму передал заразу.
Пришел домой, семью скликал
и всех перелобызал - от мала до велика;
до того разлобызался в этом году,
что даже пса Полкана лобызнул на ходу.
В общей сложности, ни много ни мало-
слушайте, на слово веря,-
человек полтораста налобызал он
и одного зверя.
А те заразу в свою очередь
передали - кто - мамаше, кто - сыну, кто - дочери.
Через день ночью проснулся Вавила,
будто губу ему колесом придавило.
Глянул в зеркало. Крестная сила!
От уха до уха губу перекосило.
А уже и мамаша зеркало ищет.
"Что это, - говорит, - как гора, губища?"
Один за другим выползает родич.
У родичей губы галоши вроде.
Вид у родичей -
не родичи, а уродичи.
Полкан - и тот рыча
перекатывается и рвет губу сплеча.
Лизнул кота. Болезнь ту
передал коту.
Мяукает кот, пищит и носится.
Из-за губы не видно переносицы.
К утру взвыло всё село -
полсела в могилы свело.
Лишь пес да кот выжили еле.
И то - окривели.
Осталось от деревни только человек двадцать -
не верили, не прикладывались и не желали лобызаться.
Через год объяснил доктор один им,
что село переболело нарывом лошадиным.
Крестьяне, коль вывод не сделаете сами -
вот он: у образов не стойте разинями,
губой не елозьте грязными образами,
не христосуйтесь - и не будете кобылогубыми образинами.

КРЕСТИТЬ - ЭТО ТОЛЬКО ПОПАМ РУБЛИ СКРЕСТИ

Крестьяне. бросьте всякие обряды!
Обрядам только попы рады.
Посудите вот:
родился человек или помер-
попу доход,
а крестьянину ничего- неприятности кроме.
Жил да был мужик Василий,
богатый, но мозгами не в силе.
Родилась у него дочка -
маленькая, как точка.
Не дочь, а хвороба,
смотри в оба.
Надо бы ее немедленно к врачу,
да Василий говорит: "Доктора - чушь!
Впрягу Пегова и к попу лечу.
Поздоровеет моментально - только окрещу".
Пудами стол уставили в снедь,
к самогону огурцов присовокупили воз еще.
Пришел дьякон, кудластый, как медведь,
да поп, толстый, как паровозище.
А гостей собралось ради крестин!!!
Откуда их столько удалось наскрести?!
Гости с попами попили, попели
и, наконец, собралися вокруг купели.
Дьякон напился, аж не дополз до колодца,
воду набрал - из первого болотца.
Вода холодная да грязная -
так и плавают микробы разные.
Крестный упился и не то что троекратно -
раз десять окунал туда и обратно.
От холода у бедной дочки
ручки и ножки - как осиновые листочки.
Чуть было дочке не пришел капут:
опустили ее в воду вместе с головою,
да дочка сама вмешалась тут,
чуть не надорвалась в плаче и вое.
Тут ее вынула крестная мать
да мимоходом головкой о двери - хвать!
Известно одному богу,
как ее не прикончили или не оторвали ногу.
Беда не любит одна шляться -
так вот еще, на беду ей
(как раз такая святая подвернулась в святцах),
назвали - "Перепетуей".
После крестин ударились в обжорку да в пьянку,
скулы друг другу выворачивали наизнанку.
Василий от сивухи не в своем уме:
начисто ухо отгрыз куме.
После крестин дочка
прохворала полтора годочка.
Доктора отходили еле.
От крестной ножки все-таки окривели.
Подросла я нравится жениховским глазам уж.
Да никак Перепетуи не выдать замуж.
Женихи говорят: "При таком имени -
в жены никак подходите вы мне".
Зачахла девица из-за глупых крестин
так можно дочку в гроб свести...
А по-моему, не торопись при рождении младенца -
младенец никуда не денется.
Пойдешь за покупками, кстати
зайди и запиши дитё в комиссариате.
А подрос, и если Сосипатр не мил
или имя Перепетуя тебе не мило -
зашел в комиссариат и переменил,
зашла в комиссариат и переменила.

КРЕСТЬЯНЕ, СОБСТВЕННОЙ ВЫГОДЫ РАДИ ПОЙМИТЕ - ДЕЛО НЕ В ОБРЯДЕ

Известно, у глупого человека в мозгах вывих;
чуть что - зовет долгогривых.
Думает, если попу как следует дать.
сейчас же на крестьяяина спускается благодать.
Эй, мужики! Эй, бабы!
В удивлении разиньте рот!
Убедится даже тот, кто мозгами слабый,
что дело - наоборот.
Жила-была Анюта-красавица.
Красавице красавец Петя нравится.
Но папаша Анютки
говорит: "Дудки!"
Да и мать Анютина глядит крокодилицей.
Словом, кадилу в церквах не кадилиться,
свадьбе не бывать. Хоть Анюта и хороша,
и Петя неплох, да за душой - ни гроша.
Ждут родители, на примете у них - Сапрон жених.
Хоть Сапрону шестьдесят с хвостом,
да в кубышке миллиардов сто.
Словом, не слушая Анютиного воя,
окрутили Анюту у аналоя,
и пошел у них "законный брак" -
избу разрывает от визга и драк.
Хоть и крест целовали, на попа глядя,
хоть кружились по церкви в православном обряде,
да Сапрону, злея со дня на день,
рвет жена волосенок пряди.
Да и Анюту Сапрон измочалил в лоскут -
вырывает косу ежеминутно по волоску.
То муж-хлоп, то жена - хлоп.
Через месяц - каждый, как свечка, тонкий.
А через год легли супруги в гроб:
жена без косы, муж без бороденки.
А Петр впал в скуку,
пыткой кипятился в собственном соку
и, наконец, наложил на себя руку:
повесился на первом суку.
В конце ж моей стихотворной, повести
и родители утопились от угрызения совести.
Лафа от этого одному попику.
Слоновье пузо, от даяний окреп,
знай выколачивает из бутылей пробки,
самогоном требует за выполяенке треб.
А рядом жили Иван да Марья -
грамотеи ярые.
Полюбились и, не слушая родственной рати,
пошли и записались в комиссариате.
Хоть венчанье обошлось без ангельских рож -
а брак такой, что водой не разольешь.
Куда церковный!
Любовью, что цепью друг с другом скованы.
А родители только издали любуются ими.
Наконец, пришли: "Простите, дураки мы!
И на носу зарубим и в памяти:
за счастьем незачем к попам идти."

ОТ ПОМИНОК И ПАНИХИД
У ОДНИХ ПОПОВ ДОВОЛЬНЫЙ ВИД

Известно, в конце существования человечьего -
радоваться нечего.
По дому покойника идет ревоголосье.
Слезами каплют. Рвут волосья.
А попу и от смерти радость вели
и доходы, и веселия.
Чтоб люди доход давали, умирая,
сочинили сказку об аде и о рае.
Чуть помрешь- наводняется дом чернорясиикамк.
За синенькими приходят 'да за красненькими.
Разглаживая бородищу свою, допытываются - много ли дадут.
<<За сотнягу прямехонько определим в раю,
а за рупь папаше жариться в аду>>.
Расчет верный: из таких-то денег
не отдадут папашу на съедение геенне!
Затем, чтоб поместить в райском вертограде,
начинают высчитывать (по покойнику глядя).-
Во-первых, куме заработать надо-
за рупь поплачет для христианского обряда.
Затем за отпевание ставь ига кон -
должен подработать отец диакон.
Затем, если сироты богатого виду,
начинают наяривать за панихидой панихиду.
Пока не перестанут гроши носить,
и поп не перестает панихиды гнусить.
Затем, чтоб в рай прошли с миром,
за красненькую за гробом идет конвоиром,
как будто у покойничка понятия нет,
как самому пройти на тот свет.
Кабы бог был- к богу
покойник бы и без попа нашел дорогу.
АН нет-
у пола вмпраелхй o бнхет.
И, наконец, оставшиеся rpointii лишки
идут на приготовление поминальной кутьишки.
А чтоб не обрывалась доходов лента,
попы установили настоящую ренту.
И на третий день, и на лееотый, и на сороковой-
опять устраивать панихидный вой.
А вспомнят черея год (смарть-то пустяк),
опять поживится - и год спустя.
Сойдет отец в гроб - и без отца, и без доходов, и без еды дети,
только поп -
и с тем, и с другим, и с третьим.
Крестьянин, чтоб покончить- с обдираловкой с этой,
советую
тратить достаток до последнего гроша
на то, чтоб жизнь была хороша.
А попам,
объедающим и новорожденного и труп,
посоветуй, чтоб работой зарабатывали руб.

НА ГОРЕ БЕДНЕНЬКИМ, БОГАТЕЙШИМ НА СЧАСТЬЕ -
И ИСПОВЕДНИКИ И ПРИЧАСТЬЕ

Люди умирают раз в жизнь.
А здоровые- и того менее.
Что ж попу- помирай-ложись?
Для доходов попы придумали говения.
Едва до года дорос-
человек поступает к допу на допрос.
Поймите Вы, бедная паства,-
от говений польза лишь для богатея мошнастого.
Кулак с утра до ночи
обирает бедняка до последней онучи.
Думает мироед: <<Совести нет -
выгод много.
Семь краж-один ответ
перед богом.
Поп освободит от тяжести греховной,
и буду снова безгрешней овна.
А чтоб церковь не обиделась- и попу и ей
уделю процент от моих прибылей>>.
Под пасху кулак кончает грабежи,
вымоет лапы и к попу бежит.
Накроет поп концом епитрахили:
<<Грехи, мол, отцу духовному вылей!>>
Сделает разбойник умильный вид:
<<Грабил, мол, и крал больно я>>.
А поп покрестит и заголосит:
<<Отпускаются рабу божьему прегрещеяия вольные и невольные>>.
Поп целковым получит после голосении
да еще корзину со снедью в сени.
Доволен- пои- поделился с вором;
на баб заглядываясь, идет притвором.
А вор o причастился, окрестил башку,
очистился, улыбаясь и на солнце и на пташку,
идет торжественно, шажок к вьажку,
и снова дерет с бедняка рубашку.
А бедный с грехами не пойдет к попу:
попы у богатеев на откупу.
Бедный одним помыслом грешен:
как бы в пузе богатенском пробить бреши.
Бывало, с этим к попу сунься -
он тебе пропишет всепрощающего Иисуса.
Отпустит бедному грех,
да к богатому- с ног со всех.
А вольнолюбивой пташке -
сидеть в каталажке.
Теперь бедный в положении таком:
не на исповедь беги, а в исполком.
В исполкоме грабительскому нраву
найдут управу.
Найдется управа на Титычей лихих.
Радуется пусть Тит-
отпустит Титычу грехи,
а Титыча... за решетку впустят.

ОТ ПРИМЕТ КРОМЕ ВРЕДА НИЧЕГО НЕТ

Каждый крестьянин верит в примету.
Который - в ту, который - в эту.
Приметами не охранишь свое благополучьице.
Смотрите, что от примет получится.
Ферапонт косил в поле,
вдруг - рев: <<Ферапонт! Беги домой!
Сын подавился- корчит от боли.
За фельдшером беги скорей!>>
Ферапонт работу кинул-
бежит. Не умирать же единственному сыну.
Бежит, аж проселок ломает топ!
А навстречу - поп.
Остановился Ферапонт, отвернул глаза
да сплюнул через плечо три раза.
Постоял минуту - и снова с ног.
А для удавившегося и минута-большой срок.
Подбежал к фельдшеру, только улицу перемахнуть,-
и вдруг похороны преграждают путь.
Думает Ферапонт: <<К несчастью! Нужно
процессию оббежать дорогой окружной>>.
На окружную дорогу, по задним дворам,
у Ферапонта ушло часа полтора.
Выбрать бы Ферапонту путь покороче - o
сына уже от кости корчит.
Наконец, пропотевши в десятый пот,
к фельдшерской калитке прибежал Ферапонт.
Вдруг из-под калитки
выбежал котище - черный, прыткий,
как будто прыть лишь для этого берег.
Всю дорогу Ферапонту перебежал поперек.
Думает Ферапонт: <<Черный кот
хуже похорон и целого поповского собора.
Задам-ка я боковой ход -
и перелезу забором>>.
Забор за штаны схватил Ферапонта
С полчаса повисел он там,
пока отцепился. Чуть не сутки
ушли у Ферапонта на эти предрассудки.
Ферапонт прихватил фельдшера, фельдшер - щипчик,
бегут к подавившемуся ветра шибче.
Прибежали, а в избе вой и слеза-
сын скончался полчаса назад.
А фельдшер говорит, Ферапонта виня:
<<Что ж теперь поднимать вой?!
Кабы раньше да на час позвали меня,
сын бы был обязательно живой>>.
Задумался Ферапонт. Мысль эта
суеверного Ферапонта сжила со света.
У моей у басенки мыслишка та,
что в несчастиях не суеверия помогут, а быстрота.

НИ ЗНАХАРЬ, НИ БОГ,
ИИ АНГЕЛЫ БОГА-
КРЕСТЬЯНСТВУ
НЕ ПОДМОГА

Мы сбросили с себя помещичье ярмо,
мы белых выбили, наш враг полег, исколот;
мы побеждаем волжский мор
и голод.
Мы отвели от горл блокады нож,
мы не даем разрухе нас топтать ногами,
мы победили, но не для того ж,
чтоб очутиться под богами?!
Чтобы взвилась вновь, старья вздымая пыль,
воронья стая и сорочья,
чтоб снова загнусавили попы,
религиями люд мороча.
Чтоб поп какой-нибудь или раввин,
вчера благословлявший за буржуев драться,
сегодня ручкой, перемазанной в крови,
за требы требовал: <<Попам подайте, братцы!>>
Чтоб, проповедуя смиренья и посты,
ногами в тишине монашьих келий,
за пояс закрутивши рясовы хвосты,
откалывали спьяну трепака да поросенка с хреном ели.
Чтоб, в небо закатив свиные глазки,
стараясь вышибить Россию из ума,
про Ьву, про Адама сказывали сказки,
на место знании разводя туман.
Товарищ, подымись! Чего пред богом сник?!
В свободном нынешнем ученом веке
не от попов и знахарей - из школ, из книг
узнай о мире и о человеке!

ПРОШЕНИЯ НА ИМЯ БОГА-
В ЗАСУХУ НЕ ПОДМОГА

Эи, крестьяне!
Эта песня для вас!
Навостри на песню ухо!
В одном селе, на Волге как раз,
была засуха.
Сушь одолела - не справиться с ней,
а солнце сушит сильней и сильней.
Посохли немного и решили: <<Попросим бога!>>
Деревня крестным ходом заходила,
попы отмахали все кадила.
А солнце шпарит. Под ногами
уже не земля - а прямо камень.
Сидели-сидели, дождика ждя,
и решили помолиться о ниспослании дождя.
А солнце так распалилось в высях,
что каждый росток на корню высох.
А другое село по-другому с засухами борьбу вело,
другими мерами:
агрономами обзавелось да землемерами.
Землемер объяснил народу,
откуда и как отвести воду.
Вел землемер с крестьянами речь,
как загородкой снега беречь.
Агроном учил: <<Засеивайтесь злаком,
который на дождь не особенно лаком.
Засушливым годом
эасеивайтееь корнеплодом -
и вырастут такие брюквы,
что не подымете и парой рук вы>>.
Эи, солнце - ну-ка! -
попробуй, совладай с наукой!
Такое солнце, что дышишь еле,
а поля - зазеленели.
Отсюда ясно: молебен
в засуху мало целебен.
Чем в засуху ждать дождя по году,
сам учись устраивать погоду.

ПРО ФЕКЛУ, АКУЛИНУ, КОРОВУ И БОГА

Нежная вещь-корова. Корову
не оставишь без пищи и крова.
Что человек -
жить норовит меж ласк и нег.
Заботилась о корове Фекла,
ходит вокруг да около.
Но корова - чахнет раз от разу.
То ли дрянь какая поедена и попита,
то ли от других переняла заразу,
то ли промочила в снегу копыта,-
только тает корова, свеча словно.
От хворобы никакая тварь не застрахована.
Не касается корова нч жратвы, ни пойла -
чихает па всё стоило.
Известно бабе - в таком горе
коровий заступник - святой Егорий.
Лезет баба на печку,
трет образа, увешанные паутинами,
поставила Егорию в аршин свечку -
и пошла... только задом трясет по-утиному!
Отбивает поклоны. Хлоп да хлоп!
Шишек десять набила на лоб.
Умудрилась даже расквасить нос.
Всю руку открестила - будто в сенокос.
За сутками сутки
молилась баба, не отдохнув ни минутки.
На четвертый день
(не помогли корове боги!)
отощала баба - совсем тень.
А корова околела, задрав ноги.
А за Фекловой хатой - пройдя малость -
жила Акулина и жизнью наслаждалась.
Акулина дело понимала лихо.
Аж ее прозвали -<<Тетя-большевиха>>.
Молиться - не дело Акулинье:
у Акулины другая линия.
Чуть у Акулины времени лищки,
садится Акулина за красные книжки.
А в книгах речь
про то, как корову надо беречь.
Заболеет - времени не трать даром -
беги скорей за ветеринаром.
Глядишь - на третий аль на пятый день
корова, улыбаясь, выходит за плетень,
да еще такая молочная -
хоть ставь под вымя трубы водосточные.
Крестьяне, поймите мой стих простенький
да от него к сердцу проведите мостики.
Поймите! - во всякой болезни
доктора любого Егория полезней.
Болезням коровьим - не помощь бог.
Лучше в зубы возьми ног пару
да бросайся со всех ног -
к ветеринару.

НИ ЗНАХАРСТВО, НИ БЛАГОДАТЬ БОГА
В БОЛЕЗНИ НЕ ПОДМОГА

Нашла на деревню оспа-зараза.
Вопит деревня. Потеряла разум.
Смерть деревню косит и косит.
Сёла хотят разобраться в вопросе.
Ванька дурак сказал сразу:
<<Дело ясное - оно не без сглазу.
Ты вокруг коровы пегой
возьми и на ножке одной побегай
да громко кричи больного имя.
Заразу - как рукой снимет>>.
Прыгают - орут, аж волдыри в горле.
А люди мерли, мерли и мерли.
Тогда говорит Данила Балда:
<<Средство есть - наговорная вода.
Положите,- говорит,- в воду уголёчек
и сплевывайте сквозь губы уголочек>>.
Пока заговаривали воду,
перемёрло еще с десяток народу.
Собрались снова всей деревней.
Выжил из ума Никифор древний,
говорит: <<Хорошее средство есть-
ходите по улице и колотите в жесть.
Пусть бабы разденутся да голосили чтобы -
в момент не будет и следа от хворобы>>.
Забегали. Резвей, чем в прошлые разы,
бьют в кастрюли, гремят в тазы -
выгоняют, значит, оспяного духа.
Да оспа оказалась бабой без слуха.
Пока гремели - человек до ста
провезли из села в направлении погоста.
Тогда бабы вспомнили о боженьке,
повалились господу-богу в ноженьки.
Молятся, крестятся да кадилом кадят.
А оспа душит людей, как котят.
Только поп за свои молебны
чуть не весь пережрал урожай хлебный.
Был бы всей деревне капут,
да случай счастливый представился тут:
Балды Данилы умный отпрыск -
красноармеец Иванов вернулся в отпуск.
Служил Иванов в полку, в лазарете,
все переглядел болезни эти.
Знахарей разогнал саженей за сто,
получил по шеям и поп кудластый.
Как гаркнет по-военному во весь рот:
<<Смирно!
Протяните
руки вперед!>>
В руке Иванова ножичек блеснул,
поцарапал руку да из пузыречка плеснул.
<<Готово,- говорит.- Оспа привилась.
Верьте в медицину, а не в божью милость>>.
Загудело веселье над каждым из дворов.
Каждый весел. Каждый здоров.
Вывод тот, что во время болезней
доктора н попов, и суеверий, и вер полезней.
Да еще, чем хлестать самогон без просыпу,
наймите фельдшера и привейте оспу.

ТОВАРИЩИ КРЕСТЬЯНЕ, ВДУМАЙТЕСЬ РАЗ ХОТЬ -
ЗАЧЕМ КРЕСТЬЯНИНУ СПРАВЛЯТЬ ПАСХУ?

Если вправду был Христос чадолюбивый,
если в небе был всевидящий бог,-
почему вам помещики чесали гривы?
Почему давил помещичий сапог?
Или только помещикам и пашни и лес?
Или блюдет Христос лишь помещичий интерес?
Сколько лет крестьянин крестился истов,
а землю получил не от бога, а от коммунистов!
Если у Христа не только волос долгий,
но и ум у Христа всемогущий,-
почему допущен голод на Волге?
Чтобы вас переселять в райские кущи?
Или только затем ему ладан курится,
чтобы у богатого в супе плавала курица?
Не Христос помог - советская власть.
Чего ж Христу поклоны класть?
Почему этот самый бог тройной
на войну не послал вселюбящего Христа?
Почему истреблял крестьян войной,
кровью крестьянскою поля исхлестал?
Или Христу - не до крестьянского рева?
Христу дороже спокойствие царево?
Крестьяне Христу молились веками,
а война не им остановлена, а большевиками.
Понятно - пасха блюдется попами.
Не зря обивают попы пороги.
Но вы из сердца вырвите память,
память об ихнем - злом боге.
Русь, разогнись, наконец, богомолица!
Чем праздновать чепуху разную,
рождество и воскресенье Коммуны-вольницы
всем крестьянским сердцем отпразднуем!

ПРО ТИТА И ВАНЬКУ. СЛУЧАИ,
ПОКАЗЫВАЮЩИЙ, ЧТО БЕЗБОЖНИКУ МНОГО ЛУЧШЕ

Жил Тит. Таких много!
Вся надежда у него на господа-бога.
Был Тит, как колода, глуп.
Пока не станет плечам горячо,
машет Тит со лба на пуп
да с правого на левое плечо.
Иной раз досадно даже.
Говоришь: <<Чем тыкать фигой в пуп -
дрова коли! Наколол бы сажень,
а то и целый куб>>.
Но сколько на Тита ни ори,
Тит не слушает слов:
чешет Тит языком тропари
да <<Часослов>>.
Раз у Тита в поле
гроза закуролесила чересчур люто.
А Тит говорит: <<В господней воле...
Помолюсь, попрошу своего Илью-то>>.
Послушал молитву Тита Илья
да как вдарит по всем по Титовым жильям!
И осталось у Тита - крещеная башка
да от избы углей полтора мешка.
Обнищал Тит: проселки месит пятой.
Не помогли ни бог-отец, ни сын, ни дух святой.
А Иванов Ваня - другого сорта:
не верит ни в бога, ни в чёрта.
Товарищи у Ваньки -
сплошь одни агрономы да механики.
Чем Илье молиться круглый год,
Ванька взял и провел громоотвод.
Гремит Илья, молнии лья,
а не может перейти Иванов порог.
При громоотводе - бессилен сам Илья
пророк.
Ударит молния Ваньке в шпиль -
и хвост в землю прячет куце.
А у Иванова - даже не тронулась пыль!
Сидит и хлещет чаи с блюдца.
Вывод сам лезет в дверь
(не надо голову ломать в муке):
крестьянин, ни в какого бога не верь, а верь науке.

Поп

Сколько от сатириков досталось попам,-
жестка сатира-палка!
Я не пойду по крокодильим стопам,
мне попа жалко.

Идет он, в грязную гриву спрятав
худое плечо и ухо.
И уже у вожатых спрашивают октябрята:
"Кто эта рассмешная старуха?"

Профессореет вузовцев рать.
От бога мало прока.
И скучно попу ежедневно врать,
что гром от Ильи-пророка.

Люди летают по небесам,
и нет ни ангелов ни бесов,
а поп про ад завирает, а сам
не верит в него ни бельмеса.

Люди на отдых ездит по месяцам
в райский крымский край,
а тут неси околесицу
про какой-то небесный рай.

И богомольцы скупы, как пни,-
и в месяц не выбубнишь трешку.
В алтарь приходится идти бубнить,
а хочется бежать в кинематошку.

Мне священников очень жаль,
жалею и день и ночь я -
вымирающие сторожа
аннулированного учреждения.

Где-то между 1924 и 1930