В интервью «Известиям» о. Сергий объяснил, почему он больше не хочет «находиться в одной Церкви с лжецами, стяжателями и лицемерами», и призвал Церковь к благоразумию и прекращению дальнейшего сращивания с властью.

— Как к вам сейчас обращаться — о. Сергий или Сергей Викторович?

— Сан с меня может снять только патриарх, пока он его не снял. Но, в общем, как вам угодно.

— РПЦ уже заявила, что вы давно выведены за штат, и о том, что официальное обращение они не получали. Даже появились сообщения, что это письмо — фейк. Почему вы избрали именно такую форму обращения к патриарху — через свою страничку в Facebook и сделали всё публично?

— Я диакон, и это письмо — не подделка. С 2003 года я почислен за штат с правом перехода в другую епархию, каких-либо канонических препятствий и взысканий у меня нет. Рукоположен я был после окончания духовной семинарии в 1994 году. Служил в храме Иконы Божией Матери Всех Скорбящих Радость при Вознесенском женском монастыре г. Тамбова, в Покровском храме, в Казанском соборе — служил диаконом и преподавал в воскресной школе и еще по совместительству преподавал основы духовной нравственности в медицинском колледже Тамбова, тогда это было лишь в плане эксперимента, а потом уже стало чуть ли не повсеместно.

— Почему же вы вышли за штат?

— Почислен по своему собственному прошению — у меня умирал отец в Волгоградской области и позвал нас к себе, мы всей семьей к нему переехали. Восемь лет я жил в затворе в Волгоградской области и полгода назад, перехоронив всех близких, мы с мамой вернулись на родину. Сейчас я получаю светское образование — заканчиваю юридический факультет, в этом году защита диплома. В Волгоградской области я помогал священнику, я мог бы служить, но тогда меня могли бы дернуть и перевести в любую область, а мы не могли тогда никуда уехать, потому что ухаживали за больным. Помогал в качестве редактора газеты «Урюпинский благовестник», там печатались мои статьи, курировал православное молодежное движение «Хопер православный».

—  Почему вы написали письмо патриарху Кириллу и решили выйти из РПЦ? Ведь девушек из Pussy Riot судил не церковный суд, а светский…

— Все мы прекрасно понимаем, какую роль сыграла в этом процессе церковь. И Андрей Кураев, и я сам это подчеркивал, что самая страшная беда, к которой может привести этот процесс, — это раскол церкви. Так и случилось. Раскол произошел в обществе. Среди верующих мнения  тоже разошлись.

Естественно, никто не одобряет этот поступок («панк-молебен» в храме Христа Спасителя. — «Известия»), но то, что произошло на процессе, и сам приговор заставили нас всех задуматься о реальном сращивании Церкви и государства. Церковь очень далеко зашла. И скандал с патриаршими часами Breguet и пылью в квартире — это такая мелочь! Закончилось всё давлением на следствие — это уже совсем выходит за рамки. И протест против такого поведения Церкви я выразил таким вот образом. Я считаю, что Церковь не должна была инициировать уголовный процесс и быть инициатором возбуждения уголовного дела.

— Вы первый из клириков, кто публично высказался на тему давления РПЦ на следствие. Вас хоть кто-нибудь поддержал из коллег?

— Сейчас в РПЦ больше 35 тыс. служителей — от диаконов, священников до иерархов — и ни один не сказал, все промолчали! Хотя я знаю, что внутри Церкви очень многие не согласны с официальной позицией Церкви. 25–30% — это точно, а после приговора Pussi Riot таких стало еще больше, процентов 40. Конечно, они молчат — у многих батюшек жены, много детишек, и они прекрасно понимают, чем для них закончится подобное выступление, но они не согласны.

Я же не могу молчать, наоборот, я хочу, чтобы меня услышали. Хотя бы потому, что я хочу жить в мире со своей совестью. Мне стыдно за то, что творили во время расследования и процесса так называемые псевдоправославные, признанные потерпевшими по делу. Оскорбить чувства истинно верующего невозможно, это только у маловерующего чувства могут пошатнуться, а истинно верующего — его ничего не сломит.

Как в первые христианские века мученики были — их ничего не могло сломить. А их раз — и вдруг сломали. На суде те же потерпевшие терялись в показаниях — потому что не по своей воле пришли. Не душа у них болела, а болело самолюбие наших иерархов. Все язвы и нарывы были вскрыты на этом процессе, все скелеты из шкафов повылазили. Если бы вовремя остановились и проявили мудрость, может быть, этого безобразия сейчас и не было бы. Но пошли до конца.

И что меня еще убило и стало последней каплей — спустя час после приговора появилось открытое заявление высших руководителей Церкви, которые в это время были в Польше. Это же получается, что они заранее знали об обвинительном приговоре и заявление тоже подготовили заранее. Они сами себя этим заявлением выдали. 

— Вам не звонили из Тамбовской епархии, из РПЦ, не просили письмо отозвать?

— Нет, но не сомневаюсь, что они придумают, как мне за это отомстить. Столько на меня сейчас льется грязи — от проклятий до обвинения во всех смертных грехах, уверен, что будут искать компромат, начнут просто меня уничтожать. Вы знаете, я даже из квартиры не выхожу на улицу, живу в затворе и провожу время в домашней молитве. Меня поддерживает мама, она инвалид, часто ходила в храм, но теперь у нас обоих желание ходить в храм пропало, веры к священникам нет.

— Почему вы решились именно на такую форму выхода из церкви — сделать все публично?

— Если бы я послал прошение по почте, его могли потерять, объявить меня дебилом или сумасшедшим, лишить меня сана заранее, задним числом — да что угодно сделать, я бы уже ничему не удивился. Моя цель — призвать Церковь к благоразумию: как было при патриархе Алексии, как было до этого. Церковь была благоразумна в поступках, и не было такого сращивания с властью — и так не должно быть. Это нездоровая обстановка.

— И все-таки странно винить РПЦ в приговоре, который вынес светский суд.

— Обратите внимание: суд использовал всю мотивировочную часть внутрицерковной документации — остался Лаодикийский собор, Архиерейский собор 2011 года, письмо ключаря ХХС и памятка поведения в храме, и на основании всего этого вынесли приговор «именем Российской Федерации». Как юрист я понимаю, что это настоящие мракобесие и приговор беззаконный, с юридической точки зрения он просто невозможный. А как священнослужителю мне стыдно и печально, что Церковь поспособствовала и инициировала этот процесс.

— Объясните, пожалуйста, что за церковный суд был перед Хамовническим судом?

— Меня неправильно поняли. Речь шла о том, что на церковном суде можно было бы решить, как наказать богохульниц и кощунниц — например, наложить на них епитимью. Ведь внутри церкви есть свой суд. И — я убежден — не надо было передавать это дело светским властям.

— Как вы считаете, Церковь могла из этой истории выйти достойно?

— Я думаю, что перед Прощеным Воскресеньем их можно было простить и войти в Великий пост и встретить светлое Христово Воскресение в мире. Нет, весь Великий пост провели в этих распрях, в этих обсуждениях, даже в самих приходах люди начали раскалываться — на тех, кто считал, что надо простить и тех, кто считал, что прощать нельзя. Зачем всё это? Но после приговора все уже забыли о самом проступке, потому что все просто возмущены реальным сроком, который дали этим женщинам, возмущен им и я.

— Вы не боитесь за свою семью, детей?

— Я не женат, детей нет, живу с мамой. Она следила за процессом над девушками и поддержала меня, когда я решил выйти из Церкви. А веру мою и веру моей мамы никто не погубит, никто над ней не надругается и никто ее не уничтожит.